Про Ивана-дурака, что гулять пошел слегка

Про Ивана-дурака, что гулять пошел слегка
Дмитрий Петрович Девятов

Юмористическая сказка для взрослых про Ивана-дурака, который хотел познать себя и на этом непростом пути встретился с различной нечистью. Содержит бранные слова.

Про Ивана-дурака, что гулять пошел слегка

Дмитрий Петрович Девятов

© Дмитрий Петрович Девятов, 2023

ISBN 978-5-0059-8048-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дмитрий ДЕВЯТОВ

СКАЗКА

Про Ивана -дурака, что гулять пошел слегка

В некотором царстве, в царстве бетонных джунглей, грязи и бардака, – в нашем государстве, жил-был почти-что Иван, а может – не Иван, и как водится – дурак. Был он романтик, пьяница и мизантроп, в общем, типичный неудачник (потому что был дурак!). Жил он бедно и убого, но не так чтобы очень плохо, в общем, – полный середняк. Целыми днями лежал на диване и смотрел телевизор, когда были деньги, напивался до поросячьего визга от своей неизбывной вселенской тоски. Ходил в грязных носках, ленив был, – редко стирал. А зарабатывал он мало, поскольку был тормоз и грузило, и не брали его на хорошие работы. Ну и с бабами, понятно, не везло, хотя и видный был парень (если со спины посмотреть), но от природы робок, а девки робких не любят. Только напившись, наглым и пробивным как танк становился – а девки наглых не любят, а пьяных особенно. Короче типичный страдалец, в общем незавидный был мужчинка. И была у него мечта: хотел стать Иван-может-не-Иван Принцем, Серебряным Принцем, (не Сергеем Пенкиным, конечно, ориентации-то он был нормальной), а таким, чтоб с лицом благообразным, при шпаге и ботфортах и чтоб все девки по нему сохли, и падали, и сердца разбивались.

Вот как-то раз подвернулась ему халтура – перекидать 5 вагонов навоза за пять целковых. Перекидал Иван-не-Иван навоз, семь потов сошло, спину надсадил, лопатой руки в кровь смозолил, да в конторе приказчик его обманул (обул-кинул по-простому). Вместо пяти два целковых выписал, остальные себе прикарманил (да и то правда, что с дураком церемонии разводить). Обозвал Иван его матерно, послал к нехорошей маме, и другими словами обидными. С тем и ушел. Как тут не выпить?

Пошел в лавку, купил бутылку горькой, табаку дешевого и еще на пол-огурца хватило – на закуску, значит. Ну что, не одному же пить, пошел к другу-приятелю. Был у него такой Данила-Мастерила. Руками мастерить все умел, и ум имел практический, с долей цинизма. Тоже был выпить не дурак. Сели как положено, чин-чином. Данила для фону граммофон запустил (сам смастерил). Выпили, закусили, чем Бог послал, Розенбаума послушали. Покалякали о том, о сем, вспомнили тех-этих и дни былые, о бабах, как водится, и т. д. Тут Иван и говорит: «Грызет меня что-то, брат Данила, а что не пойму. Чувствую в себе потенции скрытые, а реализовать не получается».

– Что опять, поди, Гондурас беспокоит? – спрашивает Данила.

– Да, нет. Я в метафизическом смысле. Как будто не такой я, кем из себя представляюсь, будто не из этого мира я, а из какого – родства не помню.

– Ах, вон ты про что! Должно быть, тебя инфернальное начало твоей сущности терзает… Может был ты в прошлой жизни каким-нибудь, к примеру, викингом недоделанным и бог ихний. Один тебя в Вальхваллу не пустил. Мне вот тоже часто снится, что я с драконами типа сражаюсь и валькирий охаживаю.

– И не знаю, – вздохнул Иван, – как мне быть таперича.

– Так надо к специалисту, поди, обратиться, к ведьме-ведунье или к экстрасенсу. К ведьме дешевле, хоть и риску больше, может и демонам тебя продасть.

– А и черт с ней! Нам все равно, окромя цепей, терять нечего!

– Есть тут одна в Заречной слободе – ведьма Ульянка, с прибабахами, правда, но дело знает…

И дал Данила адрес Ивану.

ВЕДЬМА

Пошел Ивашка в слободу судьбу пытать. Безумная Ульянка жила на самой окраине Заречной, у самой что ни на есть речки – на отшибе. Старая покосившаяся изба с почерневшими бревнами, наклонившийся гнилой забор. Над домом – закопченная труба, по ночам, из которой, частенько видели вылетающие искры, и силуэт темный, верхом на метле. Во дворе огромная черная псина на цепи, непонятно какой бесовской породы, с горящими глазами и кровавым языком, страшными желтыми клыками. В общем, нечистое место.

Зашел Иван в дом. Посреди комнаты за столом сидит сама хозяйка и ощипывает перья у дохлого ворона, молодая еще ведьма Ульянка. На ней тужурка кожаная с железными заклепками и цигарку она с дурьей травой покуривает. На вид из себя вроде и ничего, сексапильная бабешка: и кожа бела, и рожа кругла, и груди большущие, волосы чернющие по плечам болтаются и ухмылочка флядская. Но глаза уж больно дикие, взгляд косой. А из граммофона бесовская музыка ухает и по стенам вместо икон рожи патлатые, богомерзкие.

– Ну, с чем добрый молодец, пожаловал? – спрашивает и гаденько так улыбается.

– А вот, – говорит Иван, – дело у меня к тебе, уважаемая. Хочу, – говорит, – узнать сущность свою скрытую, экзотерическое своё происхождение и предназначение, в свете мирового, стало быть, космогонизма.

– Вижу, вижу, умаялся ты душой, и помочь в принципе могу, – стервоза говорит, – но ведь известно, за так и клоп не пёрнет.

– Заплачу, сколь есть, какой разговор, а мало – так отработаю. Могу дров поколоть, огород вскопать, воды нанести, а то и евротический массаж по хребту провести. Одно только – душу свою бессмертную, извини, ни за что ни продам.

– Да нужна мне сто лет душа твоя голодранская, – ведьма отвечает, а сама все глазом своим сверлит (простипома коварная!). А заплатишь ты мне унижением своего мужского достоинства. А не согласен – двери знаешь где!

– Ну ладно, – Иван говорит, – ради научного познания согласен!

А сам думает: «Ладно, ладно, шалава маргинальная, если что – в долгу не останусь!»

Тут Ульянка из-за стола выходит, руки в боки и говорит:

– Ну, раздевайся друг-Иван.

Иван разделся.

– Теперь повернись к оконцу передом, а ко мне задом, и наклонись!

– С ума сбрендила лахудра проклятая! – взвился Иван.

– Уговор дороже денег, Ванюша, – ведьма отвечает.

Делать нечего, нагнулся Иван.

– А теперь Ванюша, друг сердечный, я тебя пальчиками пощекотать желаю, раздвинь ягодицы.

И только Иван-не-Иван сделал сие как ведьма засадила ему что-то внутрь, и зажгло внутри адским пламенем. То был большущий чилийский перец. От Иванова крика стекла в окошках полопались и стаи ворон в испуге взвились в небо с соседних деревьев и крыш, а проворная бесовка вскочила к дураку на закорки, сунула ему в зубы железные удила, накинула уздечку и поскакала на голом Иване не разбирая дороги, да еще плетью нахлестывает.

А в это время на дворе темнеть начало. Они неслись в ночи, и ведьма дико хохотала, хрипло выкрикивая страшные заклинания и ужасные древние имена прародителя зла. Постепенно, при скачке, Иван начал приходить в себя. Он увидел, что они несутся по каким-то лесным дебрям. Он с ужасом понял, куда они направляются! На Лысую гору! На сатанинский шабаш и там его, Ивана, принесут в жертву. И еще он понял, что надо немедля что-то делать, пока безвозвратно не погиб. К сожалению, Зло не нужно придумывать, оно гораздо ближе, чем нам кажется.

Сами собой стали вспоминаться слова молитвы и оберегов-заклятий, те, что в детстве учила Ивана бабушка. «Сгинь! Изыди! Рассыпься в прах, нечистая!», – закричал Иван, осеняя себя крестным знамением. Нечеловеческим усилием он схватил ведьму за руки и бросил через себя далеко вперед на торчащий из земли осиновый пенек с острым сломом. Ведьма упала с диким ревом на это случайное копье, пронизавшее ее плоть насквозь.

…на осине извивалось отвратительное существо, окончательно потерявшее остатки человеческого облика, в агонии хрипя и изрыгая кровавую пену. Голый Иван сидел на земле – его нестерпимо трясло, и вдруг, словно окончательно прорвало, и вывернуло наизнанку – слезы и сопли хлынули нескончаемым ручьем, рвота подступила к горлу и тут же начала изрыгаться, мысли ослабли, мочевой пузырь опустился, и он мочился под себя. Очнулся наш непутевый герой от холода. Он лежал на той же поляне, где произошел ночной кошмар.

В лесу светало. Холодный туман полз между деревьев. Иван с трудом сел, грязный, посиневший от холода, ободранный в кровь, совершенно опустошенный (духовно и физически) и жутко воняющий. Он кое-как поднялся. В голове звенело, земля покачивалась и уплывала из-под ног, сознание мало что отражало, эмоции задеревенели. Он тупо огляделся, вспоминая события прошедшей ночи, а когда увидел то, что осталось от ведьмы, рвотные судороги опять свели горло, но блефать было нечем. Иван отвернулся, в голову почему-то пришла только одна глупая мысль: «За что боролась – на то и напоролась».

Иван брел, шатаясь и ничего не видя перед собой, совершенно не заботясь о направлении. Шел, потому что надо было идти. Голова кружилась, неясные видения и отрывочные мысли проносились, смешиваясь с мелькающим светом и стволами деревьев. Сознание пыталось уцепиться за что-нибудь, но это что-нибудь постоянно ускользало на зыбкой грани реальности и грёз наяву. И вдруг он ощутил как бы щелчок внутри, как будто что-то включили, и услышал голос, вроде бы свой собственный голос, но говорящий совершенно незнакомо, другим тембром:

«По мирам и по вселенной

Пролетишь звездой нетленной,

Лишь сжигаемый одной

Жаждой истины святой.

И познаешь боль, и радость,