Дикополье. Слово Шубина

Я вспомнил, что один папин коллега якобы видел такую карточку, но подбирать не стал – от греха подальше.

Миша в четвёртый раз пересказал план. Мы должны прочитать заклинание (оно не очень отличалось от вызова Халабудного Стервеца – нужно сказать три раза: “Вальяжная Сменщица, приди”) и спрятаться в комнате Никиты. А Горнячок должен при этом жаловаться на маленький рост, громко и жалобно.

Горнячок, к слову, долго не соглашался – “Нормального росту я, нормального!” – но под натиском Миши и угрозой, что тот позовёт Шубина и всё ему расскажет, маленький человечек сдался.

– Готовы? – спросил Миша.

Мы с Валерой кивнули.

– Что ж!

– Вальяжная Сменщица, приди. Вальяжная Сменщица, приди. Вальяжная Сменщица, приди! – разом сказали мы и забежали в комнату.

Горнячок принялся фальшиво причитать:

– Я низкий! Я кроха! Я как пенёк! И все надо мною смеютсо! Смеютсо надо мной! Низкий я, ох, голова моя короткая!

Поначалу ничего не происходило, и я подумал, что всё это было напрасно. Илюха ненавидел слово “напрасно”: как-то я пришёл в компьютерный клуб сыграть в контр-страйк, а Илюха там. Думаю: здорово, сыграем вместе. А клуб оказался забит, мест нет, очередь. Говорю Илюхе: напрасно я припёрся… А он громко так ответил – в наушниках был – “нет ничего напрасного!”. И ушёл курить, освободив мне своё место. Да, один грешок за ним водился – он пыхтел, как паровоз.

…Вдруг и без того чёрный коридор сделался ещё чернее. Компьютерный клуб из воспоминаний растворился.

В проходе появился силуэт Длинной леди. Движения дерганны, точно плёнку на куски нарезали. Она приближалась к Горнячку, медленно, угловато, какими-то дьявольскими траекториями… Горнячок умолк. Почувствовал, видать, затылком приближение врага.

Он медленно развернулся и промолвил без тени страха:

– Моё кайло[12 - Кирка] ждало тебя, окаянная!

Это, конечно, заявка на битву! Но Длинная леди церемониться с Горнячком не собиралась. Она подскочила – и ударила его ногой. Горнячок отлетел к зеркалу. По стеклу побежали трещины. Миша включил фонарь на лбу и выбежал в коридор с кочергой-кладенцом наперевес.

– Именем Шубина заклинаю тебя, Длинная леди, подчиниться! – торжественно объявил он и замахнулся.

Длинная леди издала пронзительный звук, от которого у меня заложило уши. Готовая к сражению, она слилась с тенью на стене, после чего вытянула неестественно бледную, длинную, как будто нарисованную руку и раздавила фонарь.

Стало темно. Лишь очертания, непознанные контуры мелькали в густой тьме. Миша ударил. Кочерга воткнулась в стену, а Длинная леди выползла из противоположной, схватила Мишу за шею и швырнула на пол.

Ещё один боец выведен из строя…

…Тут она и посмотрела на меня. Тогда я понял: вот он – конец. Вытянут и меня – и Митькой звали. И стану я как палка. Как тот дрын, что я принёс в нашу последнюю с Илюхой встречу.

– Саша! Слушай голос земли своей! – прохрипел Миша откуда-то снизу, когда я принял боксёрскую стойку.

Что слушать? Не понял.

– Что слушать?.. – шепнул я уголком рта, косясь на Длинную леди.

Не знаю, закатил ли Миша глаза из-за моего вопроса, но он завёл песню. Прекрасным чарующим голосом и с такой мелодией, от которой так и веяло детской люлькой для взрослых.

– На Донской земле привольной
Нашли уголь-антрацит.
Там порыли ямы-норы,
Где работают шахтёры…

И по-хорошему на песню эту, на строки, на мягкие ноты, требовалось время.

Логично, что, пока Миша её пел, Длинная леди должна меня убить, намотать на чей-нибудь ус, как тряпку… но что-то произошло. Время встало в позу – и отказалось следовать правилам. Первое слово, спетое голосом Миши, замедлило его – время – как машинку.

И тогда я ощутил родной край – всем телом. Подземные ходы, глухие отзвуки в штольнях, перезвон инструментов на заводских конвейерах, перекати-поле в степях. Все эти “шокания” и “поперёд батька? в пекло”, все эти “ни бэ, ни мэ, ни кукареку” и угрюмую доброту в автобусе, что развозит шахтёров по домам после ночной смены…

Это проникло в меня.

Я увидел.

Я услышал, как где-то глубоко-глубоко под землёй стучит Сердце Дикополья.

* * *

Когда Длинная леди протянула ко мне костлявые руки, моя кожа обросла угольной рудой и обожгла пальцы злодейки, точно лава извергающегося вулкана.

Монстр взревел.

Я обрёл доселе невиданную решимость. Неужто я овладел силой Святогора, что способна передвигать горы?.. Никогда не дрался по-настоящему. Боксёрская стойка – всё, чему я научился у Илюхи. Но я выкинул вперёд руку и стукнул Длинную по лицу.

Она отшатнулась и уставилась на меня, готовая разорвать на лохмотья.

Но я, я Саша, Саша Святогоров внук, я планировал дать бой не на жизнь, а на смерть!

Я бросился вперёд, и Длинная леди отшвырнула меня в сторону. Моя кожа вернулась в прежнее состояние. Я ударился копчиком. Болью прострелило от копчика до мозжечка.

– Не теряй головы, Саша! – крикнул Миша.

Я встряхнул ею, головой-то. Вроде на месте. Но наполненная растерянностью вместо серого вещества. Извините, я снова не знаю, что делать!

Длинная леди летела ко мне, чтобы добить. Но тут из коридора послышался треск разбиваемого стекла. На трюмо неуклюже вывалилась тучная дородная женщина с румяными щеками. Она подошла к Длинной леди, схватила её за волосы и гаркнула, точно вахтёрша – на опоздавших в общагу студентов:

– Ах ты сучка!

Монстр, в свою очередь, попытался таким же образом ухватить женщину за волосы, но коричневая крашеная стрижка у той была короткой. Они стали бороться, но преимущество было на стороне родной и понятной всем нам Вальяжной Сменщицы. Миша подобрал кочергу, ударил Длинную леди по затылку, и та повалилась на пол.

Миша одобрительно мне кивнул. Захотелось борща.

– Капец у вас тут весело, – донёсся из угла голос Матюкливого гнома, или Халабудного Стервеца, поедающего остатки торта. Причём, конечно же, он сказал не “капец”.

Глава 4. Меня ненавидят

На кухне, за настоящим круглым, хоть и квадратным столом с облезлой белой поверхностью, полотенцем с розами и следом кофейной чашечки собрался совет. Розы – важный цветок для нас, не зря наш город называют городом миллиона роз: они растут кругом, и в парке Щербакова, и на площади Ленина, и в парке Ленинского комсомола, и, пожалуйста, извините меня за все эти коммунистические фамилии. Не выходит у меня придумать для них подлинно дикопольные названия.

Мы с Валерой ели борщ, Валера громко сербал[13 - Сербать – громко и неприятно отхлёбывать жидкость.]. Возле плиты упражнялись в кулачных боях Горнячок и Халабудный стервец – они друг другу поначалу не понравились, а затем ещё больше не понравились и решили выяснить отношения по-мужски. Вальяжная Сменщица делала толченку[14 - Картофельное пюре.], обернув вокруг себя фартук, тоже с розами. Никита, вновь обретший нормальный рост, дремал в комнате: такое счастливое лицо я видел только в отражении в зеркале, когда в 2001-м году вернулся из кинотеатра “Звёздочка”, где крутили “Гарри Поттер и философский камень”. Это была моя первая встреча с большим экраном. Книжку я тогда прочитал всю, кроме последней главы, и финал узнал в исполнении Дэниэла Рэдклиффа, так не похожего на Поттера из моего воображения, и Эммы Уотсон, очень даже похожей на Гермиону. Ей я затем строчил письма по найденному в интернете почтовому ящику.