Последняя любовь в Черногории

– Сейчас я понимаю, что вы безопасны, но… тогда на пляже, – в голосе у нее была словно тень улыбки, – мне показалось… что вы не хотите отдавать телефон. Мне показалось, что вы странно на меня посмотрели и сделали шаг в сторону, словно хотели уйти. Я потом поняла, что вы сделали движение к своей сумке, проверить не смыло ли ее волной. Мне сейчас так стыдно!

– Ничего подобного! – добродушным тоном ответил Сергей Львович. – Не собирался я вам телефон отдавать. Вот еще! Я его вынул из моря. А что дало море – то законная добыча пирата. Здесь же исконно пиратские места! Средиземное море, кругом торговые пути.

– Ну, все-таки, торговля и пираты – это разные вещи, – она уже не могла сдержать улыбку, Сергей Львович говорил очень искренне и убедительно.

– Перестаньте, – Сергей Львович объяснял словно взрослый ребенку общеизвестные вещи. – Понедельник, среда – я торговец, а вторник, четверг – пират. В воскресенье в церкви грехи замаливаю.

– Ну, пусть так, но вы же – не черногорец.

– Это как сказать. Пропитываюсь, постепенно, духом морской романтики!

Сергей Львович привстал и приподнял с соседнего кресла свою пляжную сумку. Сумка была простейшая, объемом в два больших полотенца, ручки ее имитировали плетеные морские канаты. Сумка видала виды и видала время: изначальная полосатая ткань, как на тельняшке, выцвела и потерлась. Посередине сумки красовался нашитый сверху черный пиратский флаг с веселым роджером, впрочем, тоже весьма выцветший.

Она уже не смогла сдерживаться и рассмеялась, слегка прикрыв рот рукой. Дело было не только в том, что Сергей Львович был очень убедителен в своей теории. Ей вдруг мелькнуло, что он, действительно, был бы неплохим пиратом: овальное улыбающееся лицо, с несколько расплывчатыми чертами лица, мясистый нос «картошкой», слегка взлохмаченная русая, чуть в рыжину шевелюра, объемная грудная клетка. Он как-то весь дышал силой, обаянием и добродушием, но в глубине его синих, чуть выцветших глаз мерещились какие-то белесоватые точки, и было очень легко представить, как эти синие глаза безпощадно отсверкивают сталью во время абордажной атаки. Но не было ни пиратского корабля, ни абордажной атаки, был просто спокойный морской курорт, и было смешно.

– Понятно, понятно, – она, наконец перестала смеяться. – Пираты, кругом пираты…. М-м! А кофе действительно хорош! – искренне удивилась она, отпив глоток.

– Это единственное кафе с настоящим кофе. Здесь есть очень хорошие десерты…

– Нет, спасибо! – решительно прервала она Сергея Львовича.

– Хорошо, не буду навязчивым, – согласился он. – А вот мой недоуменный взгляд на пляже имеет другую природу. Я был уверен, что вы – местная. Черногорка! Когда вы заговорили по-русски, я расстерялся.

– Так похожа? – брови ее удивились.

– Очень похожи! Сейчас я, конечно, вижу, что больше вы похожи на итальянскую аристократку.

Она снова искренне рассмеялась, легким изящным жестом прикрыв рот тыльной стороной руки:

– Господин пират умеет говорить комплименты… на уровне портовой таверны.

– Нет-нет! Какие комплименты? Это наблюдения… так сказать, доморощенного этнографа. Дело в том, что местные девушки – симпатичные, высокие, стройные, темноволосые, темноглазые. Они такими же высокими и стройными и остаются, но после двадцати пяти лет миловидность как-то уходит, черты лица становятся резкими. Поэтому те, кто хотят выглядеть женственными – уже к тридцати красятся в блондинок.

– Интересно. А причем тут итальянцы?

– Достоевский где-то говорил, что если женщина к сорока сохраняет красоту, то это связано только с внутренней культурной жизнью. Простые итальянки мало отличаются от черногорок, а итальянки из состоятельных семей – отличаются. Мне кажется в каждой старой итальянской семье и бюсты античные стоят – подлинные! – и картинки какие-нибудь эпохи Возрождения водятся, да и сами родовые дома – лет пятьсот отроду. Потомственная культура! Ее ничем не смоешь. Поэтому итальянки из таких семей и в семьдесят лет выглядят женственными.

– Мне еще нет семидесяти, – нахмурилась она.

Сергей Львович испугался, что его неправильно поняли:

– Я не в этом смысле!

Она мягко и сдержанно улыбнулась, и он понял, что она тоже умеет шутить. Она встала.

– Спасибо за кофе, большое спасибо еще раз за телефон. Мне пора.

Он тоже встал:

– Не стоит благодарности! Если еще раз решите бросить телефон в море – обращайтесь!

– Нет уж! Вы неосторожно раскрыли свои карты. Второй раз вы точно не отдадите. До свидания!

Сергей Львович не стал смотреть вслед уходящей женщине, но мысли его были прикованы к ней. «Умна! и хорошо видит ситуацию». Вдруг он понял, что забыл «обсчитать» эту женщину. Как человек долго живущий один, в мире, где можно надеяться только на себя, Сергей Львович выработал несколько правил, которым следовал неукоснительно. Уже полтора десятка лет у него длился период, когда было критически важно увидеть собеседника сразу в реальном свете. Самое первое правило: надо посчитать сколько стоит одежда человека, включая кольца, булавки, сумочку, очки. Сначала Сергей Львович напрягал зрение, включал аналитический аппарат и так далее, а через некоторое время он «обсчитывал» человека автоматически. Автоматически сразу было понятно, как человек носит эту одежду и зачем он носит именно эту одежду, что он этим хочет сказать. Поразительно, но этот простой способ позволял понять две трети людей! Для одной трети более сложных людей требовались дополнительная информация и дополнительные размышления. Про женщин нечего и говорить – девяносто девять женщин из ста полностью «прочитывались» по одежде. Так вот, было удивительно, что впервые за немыслимое количество лет Сергею Львовичу отказал его аналитический взгляд, работавший автоматически. Причем, ни в коем случае нельзя было сказать, что Сергей Львович «влюбился» – не тот возраст, не тот человек, не та ситуация.

На ней была синяя блузка, черные шорты и серая дамская сумочка. Были ли предметы фирменными и сколько они стоили – он не оценил. У Сергея Львовича мелькнула мысль «обсчитать» женщину вдогонку, по памяти. Он улыбнулся этой прилетевшей мысли и отпустил ее.

Было еще что-то странное в восприятии этой женщины. Понятно, что женщина действительно красивая: глаза, нос, лоб, губы гармонично расположены на лице. Хорошо! Пусть ее руки, ноги, ямочки на ключицах, груди, морщинки при улыбке, – все эти элементы соразмерны и располагаются по правилу золотого сечения. Это можно понять, потому что все это – части органического тела, но почему по золотому сечению распределяются складки на одежде и случайно отбившаяся прядь волос? Почему по золотому сечению вдруг вставала на столе случайным образом поставленная кофейная чашка? Почему вдруг на лицо падала такая мягкая золотистая и грустная тень? Словно кусок пространства вокруг нее был вырезан и над ним потрудился старый итальянский мастер. Быть может, дело было не только в ее ауре, а что-то было и в глазах самого Сергея Львовича?

«Ни одна женщина не стоит того, чтобы думать о ней в ее отсутствие,» – сказал себе Сергей Львович одно из своих правил. Но поток мыслей об ушедшей женщине почему-то не остановился. Тогда он тихо повторил это вслух:

– Ни одна женщина не стоит того, чтобы думать о ней в ее отсутствие, – и женщина ушла из его мыслей. Впрочем, если бы Сергей Львович взглянул на себя со стороны, то он увидел бы себя расплывчато улыбающимся.

3

На следующий день будильник зазвонил в 9.30. Сергей Львович встал, как обычно, сразу, не валяясь в постели. Ровно в десять ноль-ноль он говорил по телефону на английском:

– Доброе утро! Я хочу забронировать билет на сегодняшнее выступление Стефана Миленковича в Будве.

– Все билеты проданы.

– Как – «проданы»?! Мне вчера сказали, что бронирование начнется только сегодня в десять утра! Сейчас ровно десять утра.

– Да, правильно. К сожалению, все билеты проданы. Хорошего дня!

Сергей Львович пытался сказать что-то возмущенное, но в телефоне зазвучали короткие гудки. Возмущаться и расстраиваться было нерационально, и Сергей Львович выбросил Стефана Миленковича из головы до семи часов вечера.

В семь вечера Сергей Львович быстрым шагом вошел в Старый город через главный вход, под едва видимым барельефом венецианского льва.

Билеты на вечерний концерт раздавали возле Цитадели – самого высокого здания Старого города. За переносным прилавком, наподобие прилавка с мороженым, три девушки раздавали конверты с забронированными билетами. Сергей Львович спросил: нет ли билетов в продаже? Получив отрицательный ответ, он спокойно встал рядом с прилавком, не глядя на процесс раздачи билетов. Несмотря на еще не спавшую тридцатиградусную жару, он был одет «по театральному». Весь его внешний вид, солидный, уверенный и спокойный, ни на минуту не позволял усомниться, что он получит желаемый билет. Рядом с ним стали останавливаться другие, рассчитывавшие попасть на концерт и не имевшие билетов. Подходившие за бронью разительно отличались от курортной массы. Это были дамы с макияжем, в вечерних платьях, с ювелирными украшениями и господа, соответствовавшие дамам. На театральную публику оглядывались.

Через минут двадцать девушка обратилась к Сергею Львовичу:

– Вам сколько билетов?

– Два.

До начала концерта оставалось более получаса. Сергей Львович, пройдя вдоль стены Цитадели, вышел на смотровую площадку с видом на залив. Горы, ограничивающие город, и остров Святого Николая стояли в розовых в лучах заходящего солнца. Лазурная вода залива поблескивала рябью, кораблики беззаботно плавали туда-сюда. Было то время, когда мир менялся: тихо и повсеместно опускались сумерки. Горы уходили из розового в синее и далее – в серое, вода из лазури – в серое и черное, город зажигал огни, корабликов становилось меньше и на них тоже загорались огоньки.

Сергей Львович повернулся уходить. Вдруг он увидел женщину с пляжа. Он сделал несколько быстрых шагов вдогонку.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте! – она почти не удивилась встрече, но взглянув на него, добавила: – у вас совсем не курортный вид. Вы – с дипломатического приема?

– Почти. Иду на светское мероприятие: на концерт скрипача Стефана Миленковича. Звезда европейского масштаба.

– Да, публика возле билетной кассы выглядит солидно.