Крест, орел и полумесяц. Обманчивый рай

Мы крепко обнялись и на том расстались.

* * *

Восстановленные и могучие стены древнего Гексамилиона протянулись вдоль всего Коринфского перешейка, перекрывая, таким образом, единственную сухопутную дорогу, связывающую Пелопоннес с материком. Эти укрепления, по замыслу Константина Палеолога, должны были надолго задержать турок и защитить Морею в случае, если султан начнет военные действия. А после победы под Варной стало ясно, что он начнет их непременно.

Найти самого деспота оказалось нелегко – он решил лично следить за ходом восстановительных работ и практически не появлялся в своем лагере. Лишь к концу третьего дня на горизонте показался конный отряд царевича. Константин Палеолог, покрытый дорожной пылью, уставший, но, удовлетворенный своим осмотром поприветствовал меня и сразу же пригласил в небольшой деревенский дом, который временно стал его военной ставкой.

– Какие новости ты привез из Константинополя? – спросил он, наливая воды в глиняную чашу. – Надеюсь, ничего дурного в столице не произошло?

– В столице все спокойно, – ответил я. – Но новости есть.

Я протянул деспоту свиток, скрепленный императорской печатью. Деспот развернул документ и, прочитав его, слегка улыбнулся.

– Поздравляю! Я уже давно хлопотал о твоем назначении сюда, однако не рассчитывал, что мой брат согласится сделать тебя архонтом Мистры. Надеюсь, хоть ты сумеешь побороть здешнее многоначалие.

– Обещаю, что приложу для этого все свои силы, – поклонился я. – Однако это не все, о чем я должен сообщить.

Деспот кивнул, разрешая продолжить.

– Король Владислав потерпел тяжелое поражение под Варной. Многие его люди убиты, остальные попали в плен к туркам. Что касается самого польского государя, то о его судьбе пока ничего не известно.

Константин Палеолог медленно опустился на деревянный табурет.

– Вот и подтверждение слухам, – шепотом произнес он. – Если Мурад разбил крестоносцев, то очень скоро он будет здесь.

– Император просил передать, что, если турки начнут войну, вы должны немедленно запросить мира. На любых условиях.

Деспот поднял на меня глаза. В них слишком явно читался ответ.

– Так значит, отдать все, что мы с таким большим трудом приобрели! – стискивая кулаки, проговорил он. – Нет, на такое я не пойду.

– Я заранее предупредил императора о вашем ответе. Но знаете… – тут я замялся. – Возможно, его слова не лишены смысла. В одиночку вам не выстоять против турок, а помощи из Константинополя не будет.

– Мне все равно, – отмахнулся Константин Палеолог. – Морея уже давно живет независимо от столицы и вполне может сама справиться со своими проблемами. Что касается меня, то я пришел на эти земли с одной лишь целью – освободить свой народ и пока этого не будет сделано, я не поверну назад!

В комнате наступила тишина. Пребывая в глубокой задумчивости, Константин положил свою сильную руку на стол и нервно застучал по нему пальцами. Я тоже молчал, хорошо понимая, что творится сейчас в душе моего друга и господина.

Продолжать борьбу – значит обрекать себя на верную гибель, но прекратить ее, означает для Константина нечто гораздо хуже смерти. Долгие годы он ждал своего часа, наблюдая печальную картину упадка империи. И вот теперь, когда, наконец, пришла пора действовать, судьба обернулась против него. Ум, талант и энергия деспота оказались губительны в условиях, когда грозные враги требовали от ромеев лишь слепого повиновения. Будь у Константина достаточно сил, он, быть может, и воплотил бы свою мечту, однако сейчас подобное предприятие грозило неминуемой гибелью. Он и сам понимал все это, но как сказал Цезарь: «Alea iacta est» – «жребий брошен», и Константин уже перешел свой Рубикон…

* * *

В Мистру я прибыл спустя несколько дней. Город, расположенный на живописных горных склонах, жил своей тихой провинциальной жизнью и несмотря на то, что повсюду шла война, казалось, будто эти тревоги слишком далеко, чтобы нарушить повседневную суету местных жителей.

Пройдя пешком по извилистым узким улочкам, я добрался до дворца Морейских правителей. Здесь меня встретили несколько сановников и офицеров придворной гвардии.

– Приветствуем вас, – поклонившись, произнес круглолицый и розовощекий воин, с выбритыми висками и коротко стриженой рыжей бородкой. – Меня зовут Павел. К вашему приезду уже все готово.

– Хорошо, – нетерпеливо кивнул я, оглядываясь по сторонам. – А где Фока? Он должен был встретить меня еще по приезде на Пелопоннес.

Придворные переглянулись, и тот же самый воин произнес, опуская глаза:

– Фока погиб.

– Как?! – воскликнул я, отбрасывая в сторону всякие приличия. – Когда?

– На прошлой неделе мы нашли его тело в дворцовом саду. Кто-то перерезал ему горло.

От этой новости все сжалось в моей груди. Я тут же вспомнил своего друга – добродушного и могучего великана, который никогда не хранил зла и чьи помыслы были для меня открыты. Только ему я доверял свои тайны и лишь на него мог положиться в трудную минуту, а любое дело, которое ему поручалось, он всегда доводил до конца…

«До конца…» – повторил я про себя, вспоминая нашу с ним последнюю встречу.

– Присматривай за Анастасией, – сказал я ему тогда. – И если обнаружишь за ней какие-нибудь странности, сразу сообщай мне.

Да, он говорил, что фаворитка царевича Константина в последнее время ведет себя очень странно, даже обвинял ее в колдовстве! Но мне было сложно поверить его словам, и тогда я не уделил этому делу достаточно внимания. Однако не за свою ли осведомленность Фока поплатился жизнью? И не пытались ли этим убийством скрыть следы еще более страшного преступления?

– Я желаю видеть Анастасию, – повелительно промолвил я. – Как можно скорее!

– Она уже покинула Мистру, – тут же отозвался старый евнух, в обязанности которого входило следить за женской половиной дворца.

Отправилась вслед за царевичем – понял я. В последние месяцы они стали неразлучны, и если только Анастасия имеет хоть какое-то отношение к загадочной гибели Фоки, то моему господину грозит серьезная опасность.

Что бы там ни было, я собирался узнать всю правду и отплатить за жизнь друга!

Глава 4

Жизнь после смерти

Константин Граитца (дневник)

Ноябрь 1444 года

Omnia homini dum vivit speranda sunt.

(Пока человек жив, он должен надеяться на все.)

    Сенека

Дата не указана

Моя голова раскалывается, словно по ней колотят гигантским кузнечным молотом, повязка на лице пропиталась кровью, а страшная боль в боку лишает возможности пошевелиться.

Что ж, это верный признак того, что вопреки здравой логике я все еще жив. Хотя мысли мои путаются, а события и люди перемешались в моей голове так, что мне с трудом удается отделить реальность от вымысла и прошлое теперь предстает передо мной в виде отдельных, не связанных друг с другом картин, которые скорее напоминают жуткий кошмар, нежели реальные события.

Однако я и представить себе не могу, что меня ждет дальше. Поэтому я постараюсь изложить все, что со мной случилось за последние несколько дней, а также то, что мне удалось узнать от других людей во время своего пребывания в сыром подвале Варненской темницы.

* * *

Тяжелая рана, нанесенная мне турецкой саблей, оставила по себе зримую память – страшный шрам на половину лица. Жуткая боль лишила меня сознания, и потому я не смог стать свидетелем печального разгрома нашей армии.