Красный утес

Староста, стоявший чуть поодаль, бросил на бывшую возлюбленную последний взгляд и угрюмо отвернулся.

Констанция первой закинула факел в костер. Ее примеру последовали остальные. Солома под ногами Элизабет Джой мгновенно вспыхнула.

Огонь разгорелся быстро. Воздух наполнился дымом и тошнотворным запахом гари. Душераздирающие предсмертные крики пронеслись над ночным Амбер-Клифом.

Высокий столб пламени тянулся вверх, к самому небу. Мелкие искорки разлетались в разные стороны, будто соревнуясь между собой, кто поднимется выше остальных.

Констанция не отворачивалась, не закрывала глаз, не отводила взгляда. Она стояла ровно, с ледяным спокойствием наблюдая, как мучительно умирала та, что своими пакостями обрекла ее на нечеловеческие муки.

Пусть Констанция была довольна собой, но едва ли страшная смерть Бетти заполнила ту странную пустоту, что образовалась в ее сердце после разделения с Кессиди. Возмездие не принесло ей того ощущения освобождения, на которое она надеялась в глубине своей расколотой души.

***

Конец Элизабет Джой был ужасен. Разумеется, перед смертью она не пролила свет на судьбу пропавших детей. И Констанция заранее продумала, как это объяснить.

Костер догорел, а люди еще пребывали в оцепенении от ужасающего зрелища. Воспользовавшись всеобщим затишьем, Констанция скорбно объявила:

– Друзья, мы были слишком наивны! Элизабет Джой была ведьмой, но вряд ли одна ведьма могла увести всех детей за одну ночь. Мне горько это признавать, но теперь очевидно, что у нее были сообщники. Колдовство прочно обосновалось в Амбер-Клифе! Ведьмы среди нас!

Глава 4. Записки викария

Ниже приведен перевод записок приходского священника Амбер-Клифа – преподобного Оливера Мейтленда. Оригинал написан на латыни. Записи сделаны уверенной рукой на небольших пергаментных листах, аккуратно сшитых между собой. В них содержатся свидетельства очевидца охоты на ведьм в Амбер-Клифе – деревеньке, что в XVII веке располагалась где-то в Восточной Англии.

Из материалов, собранных S.W.

I

Боже, спаси Англию! Боже, спаси Амбер-Клиф!

Настали смутные времена: непрекращающаяся междоусобица в стране, а теперь еще и охота на ведьм в Амбер-Клифе.

Я решил вести записи, чтобы засвидетельствовать трагические события, которые происходили и происходят в нашей деревушке.

Только теперь, когда вокруг воцарился хаос, я узрел, что враг орудует в этих землях уже какое-то время, ведь не бывает дыма без огня. Все мы, и я в том числе, были слишком слепы, слишком наивны, слишком заняты собственными суетными делами.

Сперва пропал младенец, потом ребенок постарше, за ними девушка и юноша… Затем за одну ночь куда-то ушли все дети от мала до велика.

Люди напуганы, ослеплены страхом и страданиями. Им всюду мерещатся проявления колдовства, поэтому все беды списываются на ведьм.

Первой жертвой общественной истерии стала несчастная Элизабет Джой. Обезумевшие сожгли ее на костре. Едва ли она была ведьмой. Скорее, склочной одинокой женщиной, нажившей себе недоброжелателей. Миссис Джой стало дурно в храме, и это сочли неопровержимым доказательством связи с нечистым. Дальше – хуже. Я был там, когда в ее доме нашли вещи пропавших, но ведь даже возможная причастность к похищению еще не делала ее ведьмой.

Недолго жители Амбер-Клифа радовались мнимому избавлению от скверны. На другой день после гибели миссис Джой деревню охватила «ведьмина лихорадка» – так окрестили эту напасть.

Теперь не проходит и дня, чтобы кому-нибудь из прихожан не стало дурно в церкви. Зрелище удручающее. Их рвет прямо во время службы. Особенно страшно, когда они бледнеют и зеленеют сразу после причащения телом и кровью Христа, будто по велению злого духа.

С жертвами ведьминой лихорадки собирались поступать так же, как с Элизабет Джой, но, слава Господу, общество удалось вразумить. Несчастных отсаживают от всех остальных до приезда служителей Святейшего ордена.

II

Пока не могу объяснить участившиеся инциденты в церкви.

Для большинства все просто – колдовство. Я же подозреваю эпидемию. Какую-то хворь естественного свойства, а не колдовского. Проявления (лихорадка, тошнота, рвота) возникают внезапно и так же внезапно исчезают. Я навещал пострадавших, большинство из них уже выглядят вполне здоровыми и чувствуют себя сносно.

Как жаль, что мне недостает знаний в этой области. Посоветоваться здесь совершенно не с кем: в Амбер-Клифе отродясь не водилось врачей. Есть только бабки-повитухи да знахарка-чужестранка, сеньора Альварес. Я пытался поговорить с ней с глазу на глаз, но пока безуспешно. Ее либо нет на месте, либо она занята.

Я написал своему давнему знакомому, профессору медицины, в Кембридж. Но о скором ответе нечего и думать. Молюсь, чтобы в нынешней неразберихе письмо достигло адресата.

III

Ситуация ухудшается день ото дня. Все больше людей оказываются заточенными в хлевах и амбарах. Сперва отсаживали только тех, кому становилось дурно в храме, теперь же хватают всех без разбора. Повод может быть самый пустяковый.

Условия содержания больных или, лучше сказать, арестантов довольно плачевные. Немногие соглашаются приносить им еду и питье, а о прогулках не может быть и речи. Те, кто пока на свободе, боятся, как бы ведьмина лихорадка не перекинулась и на них. Страх сковал сердца людей, поэтому уровень родства с пострадавшими уже не имеет никакого значения.

Староста учредил временный совет из доверенных людей. Основная задача совета – поддерживать порядок до приезда служителей ордена. Мы почти не справляемся, но мистер Шад и другие отказываются это признавать.

Когда я попытался указать на наши промахи и слабые стороны, мне мягко намекнули, что мое участие в совете – скорее формальность и что мои обязанности ограничиваются богословскими делами и территорией храма.

IV

Многие пытались бежать из Амбер-Клифа, но возвращались, утверждая, что не смогли найти дорогу. Туман на границах слишком густой. Он стоит словно завеса и никогда не рассеивается.

Что это? Необычное природное явление или козни нечистого? У меня снова нет ответов.

Однако обратно возвращаются не все. Возможно, кому-то все-таки удалось добраться до соседних деревень. Надеюсь, что мой помощник Б. Г., которого я отправил с письмом в Кембридж, в числе тех счастливчиков.

Каждый день я стараюсь строго придерживаться привычного распорядка. Вера и дисциплина – вот что помогает удержаться на плаву, не сойти с ума, не впасть в уныние. По ночам почти не сплю. Не могу спать. Молюсь Отцу Небесному. Post tenebras spero lucem[5 - Надеюсь на свет после мрака (лат.).].

V

Среди прихожанок есть некая Констанция Циммерн. Молодая женщина, проявившая ум, отвагу и удивительное красноречие. Все ею будто очарованы, и это меня настораживает.

Она красива. Возможно, даже слишком. Есть в ней что-то, чего нет в большинстве местных женщин. Какая-то необычайная грация и непоколебимое чувство собственного достоинства. Такие черты я замечал у дам высших сословий, но то последствия воспитания, а черты миссис Циммерн, вероятно, природные.

Незадолго до казни Элизабет Джой, пока все колебались, Констанция Циммерн произнесла речь. В какой-то момент мне показалось, что именно ее слова убедили людей сложить костер. В моих ушах до сих пор звучит ее голос, пронизанный внутренней, почти гипнотической силой. Не могу отделаться от ощущения, что я тоже подвержен странному влиянию, которое она оказывает на других.

Теперь ее считают чуть ли не святой. Она безропотно ухаживает за пострадавшими от ведьминой лихорадки, подбадривает здоровых, жертвует средства и силы на общее благо. Быть может, я предвзят, но мне не дают покоя ее глаза. О, что это за глаза! Они словно два лесных озера с прозрачной водой, но то холодные жестокие воды, скрытые под тонкой корочкой льда. Словом, глаза этой женщины прекрасны и выразительны, но как бы я ни старался, я не могу разглядеть в них искренности.

Как жаль, что никто, кроме меня, этого не замечает.

Говорят, ее муж внезапно уехал на край света, все ее очень жалеют и восхищаются той преданностью, с которой она его ждет. Увы, я не знаком с ним. Рейнер Циммерн, так зовут ее мужа, покинул Амбер-Клиф еще до моего приезда. Примерно тогда же, когда скончался прежний викарий.

VI

Investigabiles viae Domini[6 - Неисповедимы пути Господни (лат.).]. Прежде я безуспешно искал встречи с сеньорой Альварес, теперь же она часто бывает в храме. Раньше я почти никогда не замечал, чтобы она приходила.

Ее появление, как и присутствие, всегда тихое, неприметное. Она всегда садится в самых укромных уголках, подальше от остальных прихожан. Ее голову покрывает кружевная мантилья, ниспадающая на плечи. Легкая ткань скрывает лицо, видны только маленькие губы, шепчущие молитвы, и чуть заостренный подбородок.

Кажется, что-то гнетет ее. Я давно не видел, чтобы кто-то молился столь скромно и проникновенно одновременно.