Но и всего, о чем так страстно я мечтал:
Хочу я творчеством и знанием упиться,
Хочу весенних дней, лазури и цветов,
Хочу у милых ног я плакать и молиться,
Хочу безумного веселия пиров;
Хочу из нежных уст дыханья аромата
И смеха, и вина, и песен молодых,
И бледных ландышей, и пурпура заката, —
Всей дивной музыки аккордов мировых;
Хочу, – и не стыжусь той жажды упоений:
Она природою заброшена мне в грудь,
И красотой иных божественных стремлений
Я алчущей души не в силах обмануть.
«Живи для радости!» – какой-то тайный голос
Повсюду день и ночь мне ласково твердит;
Волна, и темный лес, и золотистый колос, —
«Живи для радости!» – мне тихо говорит.
Все грезы юности и все мои желанья
Пред Богом и людьми я смело признаю;
И мне ни от кого не нужно оправданья,
И я ни перед кем в груди их не таю.
1884
«Порой, как образ Прометея…»
Порой, как образ Прометея,
Под вечным бременем оков
Весь род людей во мгле веков
Я созерцал, благоговея.
И я обнять его хотел
Моими слабыми руками,
И сердцем любящим скорбел,
И плакал чистыми слезами.
Я за него бы в этот миг
Пошел на смерть без содроганья,
Я жаждал пытки и страданья,
Я был герой, я был велик.
Но жизнь принять их не хотела,
Всех этих мук, и жертв, и слез:
Ей нужно – вместо пылких грез —
Простого, будничного дела;
Ей нужен – не полет орла,
Не смело поднятые крылья,
Но терпеливые усилья
Порабощенного вола.
А там, – за рядом дней убитых
Без вдохновенья, без страстей —
Смерть от уколов ядовитых,
Смерть – хуже тысячи смертей.
Могу я страстно ждать свободы,
Могу любить я все народы,
Но людям нужно от меня,
Чтобы в толпе их беспредельной
Под небом пасмурного дня
Любил я каждого отдельно, —
И кто бы ни был предо мной —
Ничтожный шут или калека,
Чтоб я нашел в нем человека...
Не мне бессильною душой,
Не мне принять с венцом терновым
Такое бремя тяжких уз:
Пред этим подвигом суровым
Я не герой – я жалкий трус...
1884
«Блажен, кто цель избрал, кто вышел на дорогу…»
Voluntas est superior intellectu[1 - Воля стоит над мышлением (лат.)]
Дунс Скотт
Блажен, кто цель избрал, кто вышел на дорогу
И мужеством бойца и верой наделен,
Кто бросился стремглав в житейскую тревогу,
Кто весь насущною заботой поглощен.
Волнуем злобой дня, в работе торопливой
Он поневоле чужд сомнений роковых,
И некогда ему отыскивать пытливо
Заветного ключа вопросов мировых.
Со знаменем в руках вступая в бой кровавый,
Он может ранами гордиться пред толпой,
Он может совершить свой подвиг величавый
И на виду у всех погибнуть, как герой,
Погибнуть, как орел, что гордо умирает,
Пернатою стрелой пронзенный в облаках,
И гаснущий зрачок на солнце устремляет,
Встречая свой конец в родимых небесах.
Но горек твой удел, мечтатель бесполезный:
Не нужен никому, от жизни ты далек.
И, трепетно склонясь над сумрачною бездной
Неразрешимых тайн, ты вечно одинок...
Струной, надорванной мучительным разладом,
Твой каждый чуткий нерв болезненно дрожит,
И каждый твой порыв неотразимым ядом
Сомнений роковых в зародыше убит.
В бездействии прожив, погибнешь ты бесцельно…
Не тронет никого твой заунывный плач,
Не в силах ничему отдаться нераздельно, —