Клинки и карабины
Дмитрий Манасыпов
Это сборник темного, героического и мистического фэнтези, боевой фантастики и альтернативной истории, постап-истерна с дизельпанком, созданный для знакомства с моим творчеством. Большой рассказ о Освальде, мастере меча и шпаги, нанятого Инквизицией для поиска ведьм, малефиков и чернокнижников. Рассказ о самом начале Братства цикла о чистильщиках пустошей. Рассказ о Войне, закончившейся нашей Победой, но позже и странностях нацистского проекта, курируемого Вернером фон Брауном и Анненэрбе. Рассказ о северных корсарах, о начале пути капитана Хайни Кишки-Вон Хорне, последнего своего рода. Рассказ о мире без нефти и солдатах, сражающихся в выжженных горах против чудовищ, сражающихся из-за апейрона, дающего жизнь. Рассказ о жителях обычного российского мегаполиса, живущих рядом со сгущающимся Мраком. Содержит нецензурную брань.
Мэдмакс (цикл «Чистильщики пустошей»)
– Хочется жить? – Она провела черными острыми ногтями по рукаву, тут же расползшемуся длинным разрезом. – А?
– Кому же не хочется-то? – Голова оставалась тяжелой, и жутко пересохло в горле.
– А не лез бы ко мне, все осталось бы как есть. Прожил бы себе долго и счастливо… возможно. Нашел бы себе бабу, завел бы детишек. Так нет, надо таким как ты обязательно пытаться жить другим.
– Я детей не ем. Наверное, поэтому ко мне и не лезет никто.
– Ну-ну… – движения было не уловить, тонкие и острые клыки щелкнули у уха, коснулись шеи рядом с пульсирующей под кожей кровью. – Страшно тебе, ой, да как сильно то…
Страшно? Очень. Особенно, когда рядом такая, как она.
Смертельно опасная. Пахнущая чем-то сухим и резким. И кровью, въевшейся в ее кожу, язык, губы и зубы. Сдается мне, что накатывающей паники могу даже и обоссаться.
Уловить ее движение в полутьме казалось практически нереальным. Даже такому засранцу, осчастливленному природой и геномом, как я. Узкие щелочки зрачков совершенно неуловимо оказались прямо перед моим лицом. Пахнуло густой смесью из её рта, и сдержался только из нежелания показать твари свою слабость. Сблевануть, в смысле.
– Что, охотничек… – она фыркнула. – Дорога тебе твоя жизнь, а?
Жизнь…
Жизнь пошла такая, что порой и жить-то не хотелось. То ли дело совсем недавно, казалось бы, живи да радуйся. Вроде, вот-вот, наконец-то, что-то стало налаживаться, люди вздохнули, стали создавать что-то заново. Кто отстроился так, как хотел, скотину завел, семьи росли как на дрожжах. Дети по двору, шум да гам, а старики, помнящие Полночь, наконец-то отдыхали. Кто-то даже начал работать на фабриках и заводах, в мастерских, которые потихоньку полегоньку стали появляться. И вот на тебе, все поменялось в плохую сторону, чуть ли не в одночасье. И сюрпризов в ней, в этой новой жизни, тех, что похуже, стало куда как больше чем еще с десяток лет назад.
Казалось бы – как такое возможно? А возможно, хоть и сдюжили, вытянули, смогли, скрипя зубами и стиснув их в жутчайших усилиях, что-то сохранить и восстановить. Но разве может беда являться в гости одна? Да ни за что, ни в коем случае. Одно, другое, третье. Прорывы эти, как нарывы на нищеброде, вновь вылезали не пойми откуда. Банды росли, как грибы после дождя. Народ в городах еще спокоен, а вдоль трактов, в глуши, на выселках?
– Эй, землячок, куревом не богат?
Надо же, табак ему подавай.
– Нет.
– А что ты такой дерзкий, сосунок?
– Да стой ты, Леший…
– Дерзкий у тебя в штанах. А я просто уверенный.
– Леший! Это ж…
… х-р-р-р, ткань серых брюк вспухла топорщащимися нитками.
… п-ш-ш-ш, а это уже кровь.
– А-а-а!!! – а это, как не сложно догадаться, крик пострадавшего. А что, любезный, ты полагал, что все так просто? Да и друг тебя останавливал.
– На! – и товарищ, старательно мотающий рукав собственный рубашки вокруг бедра, ловко поймал золотой. Молодец.
Хозяин? Да, да, он начал ссору первым. Спасибо. Так все ж уже почти затерли, ну? Ну, и что, что кровь? Кровь… кровь не вода.
В человеческом теле около пяти литров крови. Возможно больше, возможно меньше, люди-то разные. Ну как, например, может быть одинаковое количество литров у малыша и взрослого дядьки? Но факт остается фактом, без жидкости красного цвета не жить. Ее потеря превращается в смерть, это простейшая и понятнейшая аксиома.
Кровь проходит через наш организм по венам и артериям. По первым кровь возвращается в сердце, идя не под самым высоким давлением, по вторым, наоборот, кровь идет обогащенная кислородом, и давление неизмеримо выше. При повреждении бедренной, либо плечевой артерий, смерть от кровопотери наступает в течении двух минут. Если кровеносные сосуды раскурочены в хлам, то еще быстрее. Повредить артерии и вены не так-то просто, на самом деле. Если, конечно, рядом не происходит что-то страшное, или кто-то вдруг специально не решит помочь человеку потерять как можно больше крови. Если желание присутствует, то всегда есть вариант, что тот, кто захочет ее выпустить побольше, умеет это делать. Либо обучен специально, либо умеет это делать по самой своей природе.
Экспансивная пистолетная пуля девятого калибра, входя в тело, разносит в клочья с трухой мышечную и костную ткани, не оставляя возможности врачу помочь. Попадая внутрь человека – деформируется намного страшнее, чем пуля в полной латунной или медной оболочке. Все дело в плавкости и способности к деформации самого свинца, составляющего сердечник пули. Хотя, несомненно, не только. Дело и в самой форме пули, и, так-то, в первую очередь. Но и сердечник … Любой, за исключением бронебойных или зажигательных. Но такими не стреляют по чему-либо живому, лишь в крайних случаях. Эти чудесные изделия стоят куда дороже.
Надпил в форме креста, сделанный надфилем, лишь добавляет убойного эффекта. Хотя, конечно, некоторые именно кресту животворящему придают куда больше значения. Ну, да и Яхве с ними, вместе с прочими своими коллегами и отражениями. Мы-то с вами знаем, что дело не только в форме, но и в содержании.
Проходя через ткань одежды и кожу, попадая в мышцы и остальные составляющие любого организма, такая пулька преображается еще сильнее. Надпиленная часть немедленно распускает свои лепесточки, разворачиваясь и разлетаясь в разные стороны, по совершенно непредсказуемой траектории, пролегающей через важнейшие жизненные органы, скрытые внутри грудной и брюшной полости.
При поражении конечностей она может, просто напросто, их оторвать. Суставные сумки, при прямом попадании, превращаются в крошево и смесь из мельчайших остатков костей, хрящей, соединительной ткани, разлетевшихся лохмотьев тонких здесь мышц и клочьев кожи. При попадании в голову стоит ожидать шикарного разбрызгивания мозгового вещества, крови и небольших фрагментов черепной коробки. Если забрызгает, то виноваты вы сами, стоило стоять чуть дальше.
Активные ионы жидкого коллоидного серебра убийственны для обычного человека. Но для создания Прорыва, или дитя некросферы… оказываясь внутри такого тела, активное вещество вызывает полное удаление последствий некроза и уничтожают оставшиеся живые клетки, ответственные за функциональность самого тела. Для человека серебро – слишком дорогое удовольствие в виде начинка патронов. Если вы видите человека, водящим надфилем по головкам револьверных патронов большого калибра с величайшей осторожностью, а стружка явно серебристая, это скажет только об одном.
Объект выстрелов – не живое существо. Какая взаимосвязь между тремя упомянутыми темами? Очень простая. Этот человек ищет и убивает тех, кого считают кровопийцами в самом прямом смысле. И в таком же прямом эти кровопийцы мертвы. И живы одновременно.
Кровь, сама по себе, не является питательной жидкостью, не продлевает жизнь до бесконечности и не наделяет своего потребителя, предпочитающего ее в качестве коктейля какими-то сверхъестественными способностями. Эта прекрасная и такая необходимая для любого живого организма жидкость попросту не имеет таких свойств. За некоторыми, возможно, немногочисленными исключениями из правил. И то, она лишь является связывающим звеном при передаче части дезоксирибонуклеи?новой кислоты[1 -
Дезоксирибонуклеи?новая кислота? (ДНК) – один из двух типов нуклеиновых кислот, обеспечивающих сохранность, передачу из поколения в поколение и реализацию генетически заложенных программ живых организмов для их последующего развития и функционирования. Вмешательство в геном приводит к различным последствиям, в том числе и весьма печальным. Так любимые многими «мутанты», если рассматривать их серьезно, не являются именно спорадическими мутантами, тем более, способными к продолжению рода. Но ведь фантастика, а в ней возможно многое, включая выживших в эпицентре ядерного взрыва свиней, расплодившихся в геометрической прогрессии в метро. Прим. автора.]*, алкающим и жаждущим ее. Но, попробуй, объясни это обывателю, способному лишь пересказывать бабушкины сказки, услышанные еще в детстве. Фольклорный персонаж вампира давненько и прочно занял в них особую нишу, прямо-таки специально отведенную для него фееричной и буйной человеческой фантазией.
Среднестатистического жителя города, деревни, поселка или, не приведи Господи, отдельно стоящего хутора, не волнуют многие вопросы, связанные именно с настоящей стороной жутких историй. Ему вовсе неинтересно знать о вампирах правду. О том, что кровососов из сказок нет. А есть бледно-серые порождения некросферы, убийцы заблудших путников, адские хищники, жрущих все, а не только пьющие кровь. И неинтересно про то, что серебро, драгоценное жидкое серебро, которое нельзя залить в патроны в кустарных мастерских, нужно именно для них. Что обычного волколака можно свалить и простым свинцом со сталью, лишь зная, куда стоит попасть. А убить кровопийцу, попав тому в голову, вряд ли.
Фермеру, работающему с утра до ночи, вовсе неинтересно знать про специфику работы по высшим мутантам, входящим в секту «Нокто», для которых кровь есть церемониальный напиток, полагаемый к выпиванию в определенные фазы луны и точно известные даты. Что зачастую после этого украденных, а чаще всего купленных, женщин оставляют внутри секты для воспроизводства. Потому что каждый из их Домов может пополняться только под чутким медицинским контролем после оплодотворения. Что для уничтожения Высшего мутанта достаточно обычной крупной дроби… если ему полностью блокируют возможности ментальной атаки.
Обывателю на это наплевать. Он знает про нападения ночью. Про обескровленные трупы и залитую алой жидкостью землю вокруг. И какая разница, что тела не просто обескровлены, это и не странно, учитывая землю вокруг, а еще и разодраны в клочья. Найденные в редких случаях девушки и женщины зачастую убиваются самими отыскавшими их, потому что между ног у найденных все разворочено и кровоточит. Как же, оспадебожетымой, дьявольское семя внутри!
Обыватель не понимает, что этот самый его вурдалак просто не сможет совершить акта насилия над жертвой. Ведь согласно их же собственных легенд вурдалак мертв. А циркуляция крови у трупов отсутствует. Какая разница, бей упырячью подстилку! Колом ее, колом, на том свете еще и спасибо скажет. Ни прокусов, так любимых в шепоте рассказчика на шее, ни порезов. Ведь кровь берется с помощью обычных шприцов. Всего-навсего. А отодрали девчушку самые обычные дикие мутанты. Хотя хрен редьки не слаще.
Горожанину, весь день отработавшему на восстановленной фабрике, плевать на это. На улице вчера ночью пропал человек, утром его нашли, вернее половину его, в сточной канаве. Страх и ужас, это дыббук, соседи, иль того хуже – вампир. Здесь! На нашей улице! Кто поможет? Кто-кто… угадайте.
Что тут у вас? Где тела? Кто похоронил? Идиоты, какие вы идиоты, зачем же известью засыпать?!! Какие укусы нашли на теле? Не было укусов… а что было? Понятно. Следы, где следы? Вот дерьмо…
Сколько у меня с собой серебряных пуль? Однако… м-да. Ладно, дождаться бы ночи в полнолуние, а там посмотрим.
Нижний зал постоялого двора Кабира, освещался только масляным фонарем. Мне, сидящему здесь, этого вполне хватало.
На выскобленных досках стола лежала разложенная кожаная укладка, снабженная множеством карманов, кармашков и узких нашитых вкладышей. Пустых среди них не было, каждый занимал металлический предмет узконаправленного назначения. Служанка, плотная и невысокая девчушка с низким тазом, туго обтянутая в талии тесноватым застиранным передником, старалась оказываться рядом с моим углом пореже. Ей не нравился я, пришлый мужчина, не обращавший внимания ни на кого вокруг, подспудно она даже боялась. Иррациональный страх возник еще вчера, после драки, начатой одним из постоянных посетителей. Оно в чем-то, с ее точки зрения, понятно.
Мужчина, сейчас чистящий свое оружие, не дрался. Он убирал с дороги помехи, три высоких, сильных и мощных помехи, решившие что-то ему доказать. Всех троих увезли на тележке старого Горбатого, привозившего продукты из молочной лавки. Свалили кучей, живой, охающей и стонущей, и увезли. Вроде как в больницу, а может и к старцам. Кто его знает? Это ее мало интересовало и беспокоило. В отличие от мужчины в углу. То есть, меня.
Не самый высокий из виденных ею за жизнь. Худющий, кожа да кости. Коротко подстриженные волосы торчали неровно отрезанными лохмами. Лицо, гладко выбритое, не казалось молодым. И одновременно не было и старым. Странным оно смотрелось, лицо, отрешенным, с сеткой мелких шрамов, незаметных. Но тут же выскакивающих наружу, если присмотреться. И откуда ей знать про мой настоящий возраст?
Сильные длинные пальцы быстро мелькали над разложенными принадлежностями, патронами и самим оружием. Он делал свое дело, иногда вовсе не глядя, точными и верными движениями. Шомполом прочищал стволы обоих больших пистолетов, смазывал что-то, иногда брался за связку маленьких инструментов, подтягивал, постукивал. Несмотря на вечер и парку-жарку-варку на кухне, здесь, в углу, совсем не пахло едой. Вместо пригоревшего жира или завонявшего к вечеру лука, нарезанного впрок, в углу пахло тремя вещами. Оружейным маслом, выделанной кожей и металлом. Со стороны так оно и выглядит, наверное. Ну, так мне кажется, во всяком случае.
Волнение девушки меня интересовало очень мало. Какая разница? Сколько их было, сколько их будет? В таких дремучих медвежьих углах все привычно, это не центральные, густонаселенные области. Каждый раз здесь одно и тоже, постоянное ощущение собственной «-инности», неприятие обычными людьми. Стоит лишь заикнуться про то, кем являюсь и все, начали сторониться и оглядываться, перешептываться. Бу-бу-бу за спиной, и старые, и не очень. Лишь ребятня всегда ведет себя, как и должна вести.