Трое в преисподней, не считая мертвецов. Не спрашивай, по ком звонит колокол – он звонит по тебе

– Господи! Я совершила ошибку, простите меня. Лучше бы я поехала с вами. Как же мне не хватало вас.

К ним подошел Уткин в расстегнутой куртке.

– Ну, и жаришка у вас тут.

Женщина нахмурилась и указала рукой на автомобиль.

– Почему вы приехали на полицейской машине?

– Светлана, мне надо кое-что сказать.

– Только не…

– Да. Я теперь новый следователь здесь на время этого странного расследования. Этим беднягам-полицейским надо помочь.

Она тяжело выдохнула.

– Что ж, значит, это судьба. Я с вами. Жизнь уже показала мне, что будет, если я не отправлюсь с вами.

– А жизнь не показала вам, что будет, если вы отправитесь с нами? – хихикнул Снегирев.

– Лучше умереть вместе, чем одной.

Виктор нежно погладил руку женщины.

– Я бы не пережил вашу смерть.

– Как и я вашу, – улыбнулась она.

Снегирёв обернулся к молодым полицейским, растерянно наблюдавшим за его воссоединением с Лисичкиной.

– Так! – от его грудного командного голоса, звеневшего сталью, вздрогнула пара пареньков. – Вас сколько здесь?

– Восемь, – робко ответил голубоглазый блондин, внешне чем-то напоминавший Сергея Есенина.

– Замечательно. Шестеро останутся здесь – ждите прибытия судмедэксперта, поезжайте с ним, а дальше дело передадите прокурору, здесь ничего особенного, свидетелей – целая толпа людей, разберетесь. Оставшиеся двое поедут со мной, Павлом и Светланой. Больше нам никого не нужно. – Виктор ласково тронул Лисичкину за предплечье, и женщина улыбнулась.

Двое наиболее хилых на вид молодых сотрудников отделились от компании и ушли дальше, к трупу. Один из оставшихся, тот самый блондин, обратился к Снегирёву.

– В участок посыпались звонки, в том числе от знакомых и родственников пострадавшей. Нам известны примерные координаты места, погибшая была родом из безымянной маленькой деревеньки, звонили ее пожилые родители.

– Представляю, какой это удар для них… – посочувствовала Светлана, но молодой парень лишь усмехнулся.

– Сомневаюсь, что вы в состоянии это почувствовать.

Лисичкина холодно промолчала и окинула его уничтожающим взглядом. Что этот самодовольный юнец может знать о жизни? И кто вообще берет таких на работу в полицию…

– Мы примерно знаем, как туда доехать, – продолжил полицейский, – но придется постараться, чтобы это сделать.

– Разберемся. Возьмите одну машину и отвезите нас, пожалуйста, к гостинице «Красноярск». Мы заберем свой автомобиль, и оттуда уже поедем все вместе.

Блондин кивнул и подтолкнул молодого кавказца, безмолвно стоявшего чуть позади, вытянувшись по струнке.

– Наша «Лада» где только не побывала, – сказал Уткин, неуклюже завалившись на заднее сиденье полицейской «девятки».

– И где только не предстоит ей еще побывать… – усаживаясь рядом, откликнулась Лисичкина.

ГЛАВА 5. «ЧЕМ БОГ ПОСЛАЛ»

Полицейская «девятка» и серебристая «Лада» ехали по извилистой тропе, сплошь и рядом усеянной кочками и ямами. Уткин, подпрыгивая в машине, бился головой о крышу.

– Я рад, что ее все-таки никто не купил, – сказал Виктор, поворачивая руль. – Впятером мы бы не влезли в один автомобиль.

– Куда уж с твоими мышцами, – фыркнул Павел.

Безымянная деревня начиналась с маленького сарая, дверь которого была открыта настежь. За сараем, видимо, находился огород, засыпанный белым снегом. Дальше стояли несколько разрушенных домов и парочка хороших. Самое страшное, что люди жили и в тех, и в других.

Виктор проследил, куда поехали полицейские, и повернул следом. Они остановились около маленького дома с синей крышей. Белые стены покрывали трещины различной величины, одно окно было разбито – видимо, какой-то пацаненок кинул камень, чтобы посмеяться.

Светлана, выходя из машины, смеяться совсем не хотела. В этом доме живет мать, которая будет хоронить свою дочь. Что может быть ужаснее? Лисичкина с комом в горле направилась за Виктором и Павлом к крыльцу по мокрой от снега земле.

– Как ваши имена? – спросил Снегирев у полицейских.

– Меня зовут Сергей Елисеев, – ответил блондин с яркими голубыми глазами. – А это, – он указал на своего напарника с кавказской внешностью, – Мажит Саибов.

– Сергей, как зовут эту женщину, живущую здесь?

Парень задумался, затем ответил:

– Любовь… Любовь Рашитовна.

– Что ж. Перед тем, как задавать ей вопросы, выкажите ей уважение и скорбь. Ей сейчас очень плохо.

Виктор кивнул Светлане.

Лисичкина пропустила мужчин вперед, а сама уныло поплелась за ними к лестнице на крыльцо, пиная обжигающе-холодный рассыпчатый снег. Эта бедная Любовь Рашитовна хотя бы сможет похоронить свою дочь, а впоследствии посещать ее могилу на кладбище, рыдая и убиваясь перед безмолвным серым могильным камнем с выгравированным на ним портретом несчастной умершей. Светлана же была лишена даже этого.

Елисеев осторожно постучал в дверь, и за ней долго сохранялась тревожная тишина.

– Неужели она и сама… того… – пробормотал Уткин и беззащитно оглянулся на Виктора, на чьем лице невозможно было распознать ни тени каких-либо мыслей и чувств. Его карие глаза в лучах уже заходящего солнца сияли решимостью и силой духа, и Павел поражался, глядя на своего товарища. Как мог он так самоотверженно и смело сражаться за жизни совершенно чужих ему людей, при этом едва обращая внимание на себя самого? Вот, что значит быть настоящим героем – ставить благополучие других превыше своего собственного, и при этом не просить абсолютно ничего взамен. Для настоящего героя подобное поведение – норма жизни, иначе он имеет право называться лишь подлым, лицемерным лжецом.

Дверь как-то исподтишка вдруг отворилась, негромко скрипнув, и на пороге показалась низкого роста женщина, сгорбленная, довольно преклонного возраста. Она с трудом удерживалась на ногах, и те мелко дрожали под непосильной тяжестью ее обмякшего тела. У нее уже не было ни ресниц, ни бровей, и маленькие светло-карие глаза утопали в волнах старческих морщин, покрывавших не только лицо, но и все остальное тело женщины. Из-под темно-коричневой шали выбились тонкие, почти прозрачные, пряди длинных седых волос. Она несколько секунд всматривалась в пришедших к ней людей, будто не в силах сфокусировать на них взгляд, и коротким кивком головы пригласила их войти, даже не спросив имен.

– Здравствуйте, Любовь Рашитовна. – Снегирёв, как обычно, стал негласным лидером, и Уткин с удовольствием отметил, что больше не завидует своему другу. Роли между ними распределились именно так, как было задумано судьбой, и, как бы Павел ни злился и не старался стать лучше Виктора, прыгнуть выше головы он бы никогда не смог. – Мы все очень соболезнуем вашей утрате. Поверьте, мы понимаем, каково это – потерять своего родственника, тем более – ребенка.

Лисичкина почти незаметно кивнула, опустив взгляд. В доме царил аромат отвратительной старости, совсем не той, которая пахнет черным крепким чаем, песочным печеньем и немного пыльными платками. В комнате воняло чем-то кислым, настолько резким, что начинали слезиться глаза. Внутри практически не было мебели и предметов домашнего обихода: каменная печь, по всей видимости, давно была разбита и разобрана по кирпичикам, и только прожженные черные доски служили теперь упоминанием о ней; окна были заколочены досками изнутри, единственным источником света когда-то была лампочка на потолке, но и от нее остались теперь только осколки грязного стекла. Огарки желтоватых восковых свечей, стоявших на табурете около спального места, испещряли следы крошечных мышиных зубов, сам же диван был давно разодран, из него вываливались клочьями вата и поролон, но хозяйке ничего не оставалось делать, как безропотно стелить сверху матрас в разводах и безысходно накрывать его колючими синими одеялами.

Любовь Рашитовна, кряхтя от напряжения, присела на край своей кровати, если это сооружение вообще можно было так назвать. Как ужасно было осознавать, что старость большинства людей проходит именно в таких условиях – люди в России умирают от нищеты в разрухе, а государство закрывает на это глаза и говорит, что в стране все замечательно.