Топор, парашют и летучие мыши

И всё же, без чудодейственной воли Леса, подобные метаморфозы не происходят, балует его лесное величество грибника, словно малое дитя – «чем бы ни тешилось…». Но там, где балуют – бывает, строго и наказывают. На моей памяти за последнее десятилетие сентябрь в лесу дважды лишал грибников радости встреч с опятами. Пусть не везде, не во всех берёзовых массивах, но было. И это ли не звоночек? Хоть пока и негромкий, но достаточно показательный.

Входит ли в мои сегодняшние планы грибной осенний «чёс»? Скорее, нет. Желание быть первым, застать берёзовые пни, усыпанные не только едва заметными шляпками-гвоздиками, но и в обрамлении бархатного купола уже несколько подросших опят, придаёт азарта и движет навстречу неизвестности. И сегодня, похоже, мой день! Ближайший пенёк на склоне косогора благородно ощетинился полукруглыми шляпками, едва раскрытыми, тугими, чуть влажноватыми. Нет, на плотной ножке ещё незаметно белой юбчонки, она скрыта глубоко под шляпкой и распустится чуть позже. А сейчас овальные пятачки хороводят вокруг пня, пританцовывают на самой его макушке, кружась в плясовой, разбегаются в стороны. И вот уже следующий пенёк капитулировал перед штурмующей дружной братией. Иначе как везением, подобную картинку назвать не могу, сбрасываю рюкзак, прицеливаюсь через глазок телефона, и серия едва слышных щелчков пополняет грибную фотоколлекцию. Впереди вижу ещё с десяток пней. Неужто и они выбросили белый флаг перед стремительным натиском завоевателя? Азарт гонит вперёд, нетерпение нарастает. Но, никаких следов, даже намёка на грибочки… Голые пни… Прошуршала где-то рядом полёвка. Издалека, со стороны деревни, донеслось протяжное му-у-у. Порывом усиливающегося ветра встряхнуло сидящую на ветке обнажённой берёзы одинокую ворону. Та в ответ недовольно каркнула, забила крыльями, и тут же снова вонзилась когтями в толстый сук.

Карабкаться по взгорьям и косогорам – удовольствие не для каждого. Не легче и спускаться, особенно по северному склону. Подошвы скользят по склизкому грунту, обутые в кроссовки ноги то и дело норовят вырваться вперёд, опережая остальные части тела. От падения на пятую точку уберегают лишь цепкие руки, успевающие в последний момент крепко ухватиться за ближайшие ветки кустарника. И только внизу, стиснув губы, молча взвыть от вонзившихся в ладони острых иголок незамеченного впопыхах шиповника.

Опят больше нет, нигде, по крайней мере, в ближайшей округе; сколько ни всматривался в каждый пенёк – ни намёка на присутствие грибочков. «Ну что ж, пора возвращаться, – пульсирует в голове. – Поймать удачу за «хвост» довелось нынче не раз», – вспоминаю события последних часов, доставивших не только эстетическое наслаждение, но и глубокое моральное удовольствие.

Бегло-бегло перебирая уставшими ногами, едва ли не скатываюсь с косогора на просёлок, и краем взгляда успеваю зацепиться за едва заметный гриб у самой дороги. «А вот это уже любопытно! Грибочек-то непростой!» – тут же отмечаю про себя, фиксируя находку опытным взглядом. Присаживаюсь рядом и неспешно счищаю прилипшие сухие травинки на оливково-бурой шляпке, подрезаю ножиком под корешок и переворачиваю. Срез ножки враз тускнеет, переходя от светло-серого к темноватому и покрываясь жгучей синевой. С любопытством смотрю на красно-оранжевую мякоть под шляпкой, на глазах синеющую под надавливанием пальца. Некоторое время изучаю мясистую ножку, покрытую сетью извилистых бордовых линий, ярких и заметных по всей длине и запутанных в беспорядочный клубок у основания. «Хоть ты и мудрёный, но мы когда-то встречались, дружок!», – успеваю произнести вслух, словно старому знакомцу.

***

«Дзинь-дзинь», – резкий дребезжащий звук заставляет вздрогнуть и освободить проезжую колею. Рядом со мной притормаживает и останавливается велосипед с двумя юными пассажирами. Тот, что помладше, лет семи-восьми с виду, спрыгивает с багажника, придерживая у самой груди пластмассовое ведёрко, наполненное доверху маслятами. Старший лишь наклоняет велик на бок и убирает ногу с педали на землю.

– В лес, за опятами? – сходу выпаливает младший. – А их нынче, дядь, и нет. Мы уже всё облазили, пусто. Надо в пойму идти, там маслят полным-полно, – гордо показывает на своё ведро.

– Ну, сначала, здравствуй! – приветствуя, поочерёдно протягиваю каждому руку и ощущаю в ответ крепкие рукопожатия.

– Меня Костька зовут, а он – Мишка, – младший кивает на менее разговорчивого товарища. – Мы местные, каждый уголок в этом лесу знаем. Сегодня все с пустыми вёдрами возвращаются, вот и вам не повезло, – продолжает тараторить без остановки, кивком подбородка указывая на моё пустоватое лукошко. – Баб Зина сказала, что нынче опята поздно народятся. Пошли за нами, покажем, где маслюков набрать…

С моего лица не сходила улыбка. Пацанёнок не умолкая продолжал тарахтеть про речную пойму, про юркого ужа, которого они там поймали, чтобы дома напоить молоком, и который ускользнул у Мишки из кармана, про тьму-тьмущую грибов, до которых «ни в жисть» не добраться через тамошнее болото… Я слушал Костькину простодушную болтовню и делал удивлённые глаза, периодически восклицая:

– Да ну, не может быть! Вот это да!

При этом лишь распалял собеседника, давая ему повод лишний раз блеснуть смекалкой, «неиссякаемыми» знаниями и опытом. Глядя в его бесхитростные горящие восторгом глаза, я будто вновь и вновь погружался в собственное беззаботное детство… И это уже не он, а я, подпрыгивая на ухабах, гоняю на велике по лесным дорожкам, наедаюсь «от пуза» приторно-сладкой бояркой, торопливо срываю с веток кислые-прекислые, лопающиеся в ладошках плоды облепихи, а после, отпробовав, фыркаю и кривлюсь, смешно зажмурив глаза и сморщив нос. Непритворно восхищаюсь россыпью маслят под ногами, и, ползая на четвереньках, едва успеваю подрезать ножиком, чтобы потом, обследовав каждую пядь грибницы, горстями ссыпать лесные дары в потёртое ведёрко. А заполнив доверху, важно вытираю липкие окрашенные ладони о собственные штаны, забывая, что дома в очередной раз придётся выслушивать сварливые бабушкины причитания и нравоучения, пропуская их меж ушей и прячась за широкую отцовскую спину…

– Ты этот гриб не бери, – размеренный и рассудительный голос Мишки, вывел меня из раздумий.

Следом умолк и Костька, оборвав на полуслове свой содержательный монолог.

И старший и младший настороженно уставились на гриб, который я так и не выпустил из руки. Костька, похоже, только сейчас заметил его.

– Точно, точно. Выбрасывай. Это сатанинский, – тут же произнёс он.

– Наши в деревне предупреждали, что нынче они появились, – продолжил Мишка, раньше их не было.

– Вот даже как? – я притворно сделал удивлённое лицо. – А с чего так считаете?

– Ну как же, вон, видишь, посинел.

– Все наши говорят – сатанинский, ядовитый.

– Это, мальчишки, съедобный вкусный и благородный гриб. А называется он дубовик. Или ещё поддубовик, – пришла моя очередь удивлять собеседников.

Пацаны недоверчиво смотрели то на меня, то на гриб.

– Его ещё можно спутать с оливково-бурым моховиком. Кстати, тоже съедобным. Вот чем они схожи, так это синевой на срезе и сломе, – тут же отломил кусочек от шляпки. На наших глазах светлая мякоть гриба окрасилась в синий цвет. – Но шляпка у моховиков никогда не бывает снизу красноватой, – продолжил я, сознавая, что своими речами могу окончательно запутать мальчишек.

Пришла пора несколько «подсластить пилюлю»:

– В чём правы ваши сельчане, так в том, что неизвестные грибы лучше обходить стороной. И в этом, конечно, большой респект, и вам, и всем местным

– Ха, дубовик! – по-прежнему скептически вырвалось у Кости. – У нас в лесу сроду дубов не было.

– Зато у магазина несколько растёт, – задумчиво проговорил Мишка, опустив велосипед на землю и присаживаясь на обочине.

Протянул руку, взял у меня гриб и осторожно поднёс к носу.

– Пахнет норм, будто съедобный. Я читал в интернете, что сатанинские воняют, прям жуть, – заключил он.

Костька восхищённо посмотрел на друга.

– Да, молодые сатанинские имеют резкий неприятный запах. Правда, позже он пропадает. Но есть у них и другие отличительные признаки. Шляпка у сатанинских чаще светло-серая, ножка у основания окрашена в малиновый цвет и ярко выраженного сетчатого рисунка на ней не найти.

– Уговорили, – великодушно произнёс Костька, то ли завидуя нашим общим знаниям, то ли продолжая сомневаться. – Я так думаю, дубовики должны расти в дубовых лесах, – настырно продолжил он.

– Ты прав, – я добродушно взъерошил его нечёсанную шевелюру, чем окончательно закрепил доверия мальчугана. – Но природа зачастую преподносит сюрпризы, ответы на которые нужно искать у специалистов или в умных книгах. Возможно, дубовик растёт не только в дубовых, но и в берёзовых лесах. Впервые я повстречался с дубовиками ещё в середине семидесятых прошлого века. Один год в катунской пойме их было немеряно. И все среди берёз. Последние пару лет дубовики стали появляться чаще. А насчёт дубовых лесов? – тут я сделал паузу. – Может и они когда-нибудь в Сибири появятся, тем более и климат меняется, и посаженными дубовыми рощицами уже никого не удивишь…

– Блин, интересно-то как! – воскликнул Костька. – Вот в селе удивятся, когда всё расскажем!

Расставались уже настоящими друзьями, на прощание вновь ударив по рукам.

– Тормози! – крикнул я вслед удаляющимся велосипедистам, внезапно спохватившись.

Мишка ударил по тормозам и оба сорванца обернулись.

– Хотите сюрприз на прощание?

– Хороший или плохой? – насторожился Мишка.

Я невнятно пожал плечами и махнул рукой в сторону склонённой берёзы на взгорке.

Мальчишки молча переглянулись и Костька, резво соскочив с багажника, рванул по склону.

Через несколько десятков секунд с вершины раздался его громкий крик:

– Мишка, жми сюда, здесь опят полным-полно!

Отбросив на обочину велосипед, Мишка поспешил на зов друга.

***

Мне же оставалось лишь посмотреть им вслед, довольно вздохнуть, и, мысленно распрощавшись с юными грибниками, направиться в сторону села. Потихоньку накатила накопленная за день усталость, и я понял, что, сил на поиски рыжиков в оставленных за полем хвойных посадках уже, скорее всего, не хватит. Далеко за спиной продолжали раздаваться восторженные возгласы мальчишек, но и они с каждым шагом становились всё глуше и глуше.

По правую руку вдалеке тянулся сплошной лентой сосновый бор. Сейчас он казался незыблемой неприступной стеной. Но я знал, что это вовсе не так. Стоит только подойти ближе, и лес, настороженно присматриваясь и оценивая чужака, вступит в молчаливый диалог. Если кому-то и посчастливится получить кредит доверия, вовсе не значит, что великий и могучий властелин тут же распахнёт объятия и приоткроет таёжные секреты. Не спеша и ревниво продолжит он зорко следить за незнакомцем, вторгшимся в лесные чертоги. Заслужить искреннюю приязнь или симпатию леса непросто. Достаточно ли чистоты помыслов и добрых деяний? Наверняка его мера намного шире. Но если подобное произошло и чудо свершилось, лес начнёт делиться глубокими и вечными знаниями, неподвластными сиюминутному, мимолётному влечению, неохватными человеческим разумом. И что, не исключено, навсегда перевернёт душу и заставит по-новому взглянуть на себя, переосмыслить не только прошлое, но и задуматься над будущим.

Но всё же? Ко всем ли будет приветлив и дружелюбен лес? И каждый ли поймёт язык, на котором лес умеет общаться? Не оттого ли кто-то почувствует себя желанным пришельцем, а кому-то придётся примерить к своей персоне известную пословицу про незваного гостя…

Показавшиеся впереди электрические столбы и первые избы на окраине села отвлекли от размышлений. Мой осенний вояж подходил к концу.