Метро 2035

– Ну и хер с тобой!

А как так получается, подумал Артем, что вот она, Ганза – сытая, подмытая, на пробор причесанная; и рядом с ней, в восьми метрах в глубину – пещера и пещерные люди? Сосуды ведь сообщаются, почему же возможно, что…

Все они были на месте. Командир имел вид озадаченный: все время трогал шею, потом на руку смотрел. Еще двое курили; и это почему-то Артема успокоило. Курят – значит, люди.

– Раненого в лазарет… Огнестрел… Случайно вышло… – запыхтел он, подтаскивая Олежека к мешочным брустверам.

И правда, вон сколько песку, думал Артем. И ради чего Олежку помирать?

– Станция Новослободская на вход закрыта, – сказали ему. – Карантин. Же предупреждали.

Артем подобрался еще поближе, насколько мог, но бойцы, не выпуская самокруток из зубов, вскинули стволы.

– Стаааять, – произнес командир.

А на кого досада? Артем присмотрелся.

Отсюда уже было понятно: командиру удалось все-таки прыщ сковырнуть. Теперь прыщ точил по капельке кровь; только командир утрется, а оно снова набирается, набухает. Опять доить нужно.

– У нас визы! Визы! Только что от вас!

– Ряба-то где моя?

– Шаг назад!

Он даже не глядел ни на Артема, ни на Олежека простреленного. Только на пальцы, на красные капельки. И смешно косил глаза вбок, как будто надеялся шею свою увидеть расковырянную.

– Договоримся, может? Только до травмпункта… Мы заплатим. Я заплачу.

Бойцам было все равно: их курево успокаивало. Они ждали терпеливо от начальника – стрелять или не надо. Олежек их не затрагивал.

– Ты дикого нам, что ли, тащишь? – раздраженно спросил у прыща командир.

– Рябушка.

– Гляньте, это же тот, с яйцом! По килту узнал! – обрадовался наконец один из рядовых.

Курица, пойманная Гомером, била глупыми слабыми крыльями. Хотела за хозяином – на небо.

– Дикого? То есть – дикого?

– Шаг назад!

– Да он подохнет тут сейчас!

– Виза есть у него? – командир вспомнил что-то; достал из кармана обрывок бумажной салфетки, заткнул им свою рану.

– Нет у него визы. Не знаю!

– Шаг назад! Раз. До трех.

– Временно его хоть! Хоть дырку зашить!

– Два, – командир отнял салфетку, поглядел – много ли крови натекло? – и остался недоволен.

– Обидно как. С яйцом. Обидно.

– Пустите, суки!

– Слышь, донкихот! Они ж там как мухи… – сказал Артему один из бойцов.

– Ты их всех переспасать собрался? Спасалка коротка! – хмыкнул другой, отплевывая дотлевшую самокрутку.

– Пожалуйста! Ну? Пожалуйста!

– Три. Нарушение государственной границы, – командир поморщился: прыщ никак не затыкался.

В первый раз он на Олежека посмотрел, чтобы в него прицелиться.

Чиркнуло, как кремень, тюкнуло – автоматы с глушителями, берегут на Ганзе солдатские уши! – и выщербило пулей стену, и клюнуло потолок. Пыль вниз опустилась, как занавес.

Спасла только служба у Мельника. Наука телу без ума обходиться. Кожей чувствовать, где автоматное дуло свербит будущей гибелью, и падать, на землю бросаться, отклоняться от гибели, ничего головой еще не понимая.

Упал, свалил с себя живой куль, пополз, вытаскивая Олежка за собой. По ним еще стрельнули, стараясь попасть, но пыль мешала.

– Суки вы!

Хлестануло тут же еще – на голос. Бетоном окрошило.

Обезьяны сзади заулюлюкали восторженно.

– А вот, хлебани нашенского!

– Песочку всыпали?

– Думал, ты белый человек, а?

– А давай, еще разок попробуй!

Тут можно было только бесполезно умереть. Больше ничего не поделать.

Артем скатился на одну ступень вниз, еще на одну. Подтянул Олега. Тот напряженно дышал и старался особо не кровить, но бледнел и бледнел.

– Слышь, дядь! Ты даже не думай, ясно? Как выбраться от вас?! На Цветном бульваре должно что-нибудь… Должно же что-нибудь там, а, дед?!

– Бордель там был, – вспомнил Гомер.

– Вот. При борделе врач может быть. Может же? Поплывем туда. Ну-ка не засыпай мне тут, сука! Я тебе сейчас… Не спать!