– Это сколько угодно. У архива федеральное подчинение. Городская власть нам не указ.
– Вы поймите, дочь имеет право знать, как всё было на самом деле. Нельзя скрывать правду.
– Правду? – Петраков подошёл вплотную к чиновнику. – Вы хоть понимаете, что произошло? Посмотрите в окно. Обычный петербургский день, облачно, дождик вот-вот заморосит, дети играют в сквере… Видите, мальчик за голубем бежит? Как он счастлив! Через минуту он споткнётся, упадёт и заплачет, забудет о восторге, о голубе, обо всём на свете. Ничего уже нельзя будет вернуть назад. Но прямо сейчас нет счастливее человека, и этот миг неповторим.
Начальник отдела хранения замолчал, а потом добавил:
– А тут не сквер, не голубь. Вся жизнь пошла… Ай…
Он махнул рукой.
– И всё-таки вы не правы.
– Слушайте, – глаза Петракова загорелись, – вы в Бога верите? Впрочем, не важно… Давайте сыграем с вами в детскую игру «камень, ножницы, бумага». Победите – отдам справку, проиграете – не обессудьте.
– Вы с ума сошли?
– Доверьтесь случаю. Посмотрим, чья правда возьмёт.
Родионов даже вспотел от волнения. Весь этот разговор, вся история и вытащенные наружу скелеты обрели плоть и вес. И Петраков уже казался не служащим архива, а Мефистофелем, чьей задачей было обмануть и сбить с толку. Его кабинет, заваленный разными папками от пола до потолка, был самым подходящим для такой игры местом. Но чиновник забыл, что когда играешь с бесом, глупо верить в удачу, глупо…
– Хорошо, давайте… – Родионов сжал кулак.
Служащий архива посмотрел на посетителя с жалостью и каким-то невысказанным вслух разочарованием.
– Поверили? Вы как ребёнок, ей-богу. Держите свою справку, делайте с ней что хотите.
– А что? – растерялся Родионов.
– А я не знаю. Впрочем, есть вариант… Мало ли на свете было Дмитриевых? Покопайтесь в архивах воинских захоронений, найдите полного однофамильца, покажите вашей старушке. Пусть думает, что там лежит её отец. А справку подшейте в папочку и спрячьте от греха подальше.
– Обмануть?
– Я двадцать лет военврачом отслужил. Знаете, какое у врача главное правило? Не навреди!
Выходя из кабинета, Родионов обернулся и увидел усталое лицо начальника отдела хранения.
– Ничего нельзя вернуть назад.
На улице Родионов поморщился от дневного света, с усилием размял шею и обратился к прохожему:
– Закурить не найдётся?
27 января 1944 года
«Дорогие мои однополчане! В моей смерти никто не виноват, простите меня. Врага мы разбили, Ленинград освобождён от фашистских полчищ, а жить дальше я не могу. Два года уже нет моих Танюши и Лилечки, а душа болит, как в первый день. Невыносимо мне больше ходить по земле. Знаю, что поступаю не по партийному, но делу Ленина я был предан до последнего вздоха. Сражайтесь храбро и честно, гоните врага с нашей земли, а моя судьба решена. Пусто внутри.
Бушлат – Алексею Маслобородову.
Бинокль – Лиде Волосниковой.
А всем остальным мой горячий привет. Ещё раз простите, если кого обидел.
Сержант Николай Дмитриев».
Июнь 2019
Лилия Николаевна осторожно спускалась по крутой лестнице мемориала на четвёртом километре Петербургского шоссе. За спиной гудели машины. Утреннее июньское солнце светило ярко и ласково. Прямо, насколько хватало глаз, простирались поля, истосковавшиеся по вспашке, заросшие бурьяном и борщевиком. Поля пересекала ветка Варшавской железной дороги.
Само воинское захоронение было небольшим пятачком у подножия взгорка, в центре мемориала стоял прямоугольный памятник, вершину которого венчала красная звезда с выцветшей от времени краской. Справа и слева от памятника высились две кирпичные стены в человеческий рост с чёрными мемориальными табличками на щербатых боках.
Старушка медленно шла вдоль стены, пока наконец не остановилась у одной из табличек. Погладила её морщинистой рукой. На табличке белой краской было выведено по трафарету: ДМИТРИЕВ Н. В.
Кирпичная стена поплыла перед глазами; не было прожитой жизни; только маленькая девочка во дворе своего дома раскачивается на самодельных качелях.
Губы её задрожали.
– Здравствуй, папа.
Высота 1.5
Выявленные воинские захоронения до решения вопроса о принятии их на государственный учёт подлежат охране в соответствии с требованиями настоящего Закона.
Правила землепользования и застройки разрабатываются и изменяются с учётом необходимости обеспечения сохранности воинских захоронений.
Ст.6 Федерального Закона
от 14 января 1993 г. № 4292–1
«Об увековечении памяти погибших при защите Отечества»
19 декабря 1941 года
Части, приданные наступающему полку для усиления, всегда оказываются в положении то ли бедного родственника, жующего чужой хлеб, то ли нелюбимой падчерицы, на которую злая мачеха сваливает всю грязную работу. Так произошло и с 366-м отдельным сапёрным батальоном 189-й стрелковой дивизии, когда его подчинили командиру 880-го полка майору Никифорову.
Вечером майор орал на заместителя командира батальона, старшего лейтенанта Лёшу Денежкина. Орал долго и зло. Майор стоял в распахнутом полушубке, без головного убора, блестела лысина в свете полной луны. Он размахивал пистолетом перед лицом молодого старлея и буквально вколачивал каждое слово, так, что слышали все на командном пункте:
– Я… тебя… мля… Хочешь полк угробить? Почему проходы не готовы?
Проходы в минных заграждениях противника были готовы ещё позапрошлой ночью, и Денежкин знал, что комбат докладывал о готовности в полк. Но как только он заикался об этом и пытался объяснить взъярившемуся майору, – тот распалялся сильнее, начинал орать громче, а слюна долетала до Лешиной шинели.
– Нет там проходов! Нет! Немец что… Дурак по-твоему? Все ваши проходы давно проё…ны. Приказываю лично убедиться! Сегодня же! Сейчас же!..
Заскрипел снег у входа в КП, тяжёлая грузная фигура направилась к спорящим.
– Проходы там есть, за это ручаюсь. Но приказ ясен, по выполнении доложим, – мелькнула одна шпала в петлице. – Командир сапёрного батальона, капитан Каргузалов. – Пожилой капитан небрежно козырнул и тут же повернулся к своему заместителю: – Пойдём, Лёша, обсудим…
– Я никого не отпускал, – процедил сквозь зубы майор.