– И я никого... – ответила Нинель, вслед за Германом пробираясь к «глазку».
Пипа метнула им вслед ботинок, но шнурок захлестнулся у нее вокруг кисти, и ботинок, отскочив, ударил ее по носу. Пипа заревела, как пароходная сирена.
Тем временем Герман выглянул в «глазок». В «глазке» никого не было видно, хотя звонок, не умолкавший ни на секунду, продолжал настойчиво требовать, чтобы открыли.
– Эй, кто там? Предупреждаю: я не люблю этих шуток! – рявкнул Дурнев и, вооружившись молотком, выглянул на площадку. Внезапно лицо у него стало как у старушки, которая по ошибке вместо пуделя погладила нильского крокодила.
Перед дверью, едва помещаясь на узкой площадке, лежал огромный футляр для контрабаса. Футляр был исключительно старый, обшитый снаружи очень толстой шершавой кожей, чем-то смахивающей одновременно и на чешую. Будь Герман Никитич немного эрудированнее или имей привычку, к примеру, перелистывать книги, он легко бы сообразил, что такую кожу художники всегда изображают у драконов. Кроме того, к выпуклой ручке футляра контрабаса была приклепана небольшая медная бирка, полустершиеся буквы на которой гласили:
«...sbebnye ...trumenty maga Feo...: barabany, ...trabasy idr.».
Но у Дурнева не было ни малейшего желания разглядывать ни футляр, ни тем более бирку на нем. Он смекнул лишь, что ему на порог подкинули большой и крайне подозрительный предмет и тот, кто его подкинул, скорее всего сейчас убегает.
Теряя тапки, Герман Никитич неуклюже перескочил через футляр и, выскочив на лестницу, заорал в гулкую пустоту:
– Эй вы там! Эй! А ну забирайте вашу подозрительную штуковину – я звоню в милицию! Нечего мне бомбы подбрасывать!
На его крик никто не отозвался. Лишь на миг Дурневу, просунувшему голову между перилами, почудилось, что несколькими этажами ниже мелькнула тень. Затем хлопнула наружная дверь, и все стихло. Директор фирмы «Носки секонд-хенд» сообразил, что пройдохи, подкинувшие ему загадочную штуковину, сбежали.
Выкрикнув еще пару угроз, Герман Никитич зашлепал назад. Футляр был на прежнем месте. Не доходя до него нескольких шагов, Дурнев присел на корточки и подпер голову ладонями.
– Нинель, Нинель, иди сюда – смотри, что нам подбросили! – жалобно позвал он.
Из квартиры выглянула круглая щекастая голова его супруги. В руке Нинель сжимала сковороду «Тефаль», захваченную с той же целью, с которой ее муж вооружился молотком.
– Смотри-ка, футляр! – удивилась она.
– Не вздумай дотрагиваться! Там наверняка бомба! – взвизгнул Герман Никитич.
В этот момент из футляра донесся странный звук. Дурневы решили, что это тикает часовой механизм.
– Сейчас рванет! Ложись! – заорал руководитель фирмы «Носки секонд-хенд» и быстро стал отползать. Его супруга плюхнулась на линолеум, прикрывая голову сковородой «Тефаль».
Но ожидаемого взрыва не последовало. Вместо этого из футляра раздался требовательный детский плач. Изумленно переглядываясь, Дурнев и его супруга подползли к футляру. Щелкнул старый замок, крышка откинулась...
– А-а! Ты видел? Это ребенок! – воскликнула Нинель, сталкиваясь лбом со своим супругом.
– Лучше бы бомба! – простонал Герман Никитич.
В футляре, на заботливо подстеленном красном одеяле, лежала маленькая девочка с кудрявыми волосами. На кончике носа у нее была небольшая, с гречневое зерно, родинка. Малютка только что проснулась и теперь громко плакала от голода, энергично барабаня ручками и ножками по футляру контрабаса. Нинель брезгливо поморщилась:
– Нет, я не возьму ее к себе домой! Вдруг она какая-нибудь заразная? Даже наверняка заразная! Посмотри на это подозрительное пятно на носу! Да меня передернет от омерзения, если она окажется в одной кроватке с Пипой. Но и бросить ее здесь мы тоже не можем. Соседи сбегутся...
– О, разумеется, мы ее не бросим! Мы же гуманные люди! Сдадим девочку в дом ребенка, а когда подрастет – ее отправят в детдом! Там ее обучат красить заборы, мести улицы и еще сотне замечательных профессий! – бодро сказал Дурнев.
Собрав разлетевшиеся по площадке тапки, он уже зашлепал к телефону, как вдруг его жена воскликнула:
– Смотри, крысик, тут письмо! Вот оно, привязано у ребенка к запястью!.. Да не размахивай ты руками, маленькая лягушка, я все равно его заберу!
Наклонившись, Нинель брезгливо высвободила конверт. В него была вложена фотография, взглянув на которую Герман Никитич покрылся бисеринками пота. На фотографии были сняты два мальчика – один белесый, тощий, с кислым и злым лицом, а другой задумчивый и грустный, с большим носом и рыжими кудряшками.
– О, нет! – простонал Дурнев. – Это я и Ленчик Гроттер, троюродный племянник сестры моей бабушки. Вот посмотри: я пытаюсь огреть его по лбу грузовиком, а он глазеет в свой чертов телескоп! Недаром сегодня выдался такой скверный день. Неужели эта девчонка его дочь? Если так, то нужно ее взять, или придет конец моей политической карьере. Ты же знаешь, Нинель, я хочу баллотироваться в депутаты...
Услышав, что девчонка может остаться у них, его жена от гнева распухла так, что едва поместилась на площадке.
– Ты мне НИКОГДА не рассказывал ПРО ЛЕНЧИКА ГРОТТЕРА! – гневно взвизгнула она.
Дурнев смущенно закашлялся.
– Ну вообще-то он не Ленчик, а Леопольд... Ленчиком его звала моя бабушка... О, эта была настоящая бестия, не бабушка, конечно, а этот Гроттер! В детстве мы люто ненавидели друг друга. Дрались всякий раз, как встречались. Точнее, это я его колотил, а он больше отсиживался по углам или листал свои идиотские книжки. Он вечно занимался всякой ерундой: то с ежами возился, то учился разговаривать на кошачьем языке, а мне ставили его в пример! И что же ты думаешь? В десять лет он угнал свой первый мотоцикл, а в двенадцать ограбил банк! Вот и верь после этого тихоням!
– Двенадцатилетний мальчик ограбил банк? – не поверила своим ушам его супруга.
– Запросто. Он проделал это с помощью компьютера, даже не выходя из дома, но его засекли. Когда же пришла милиция, он просто-напросто исчез. Все думали, что он в комнате, взломали дверь, а там никого. Его искали, но так и не нашли. Думали даже, что он погиб. Я радовался больше всех, потому что знаешь куда этот придурок перечислил все украденные деньги? В фонд помощи беспризорным собакам!!! Нет чтобы отдать их мне, своему троюродному брату, а он... каким-то шавкам...
Дурнев побагровел от возмущения. Казалось, что из ноздрей и ушей у него вот-вот повалит пар.
– Ну ладно, исчез и исчез, – продолжал он, немного успокоившись. – А теперь слушай дальше. Проходит пятнадцать лет, и я получаю от этого типа новогоднюю открытку с идиотским почтовым штампом, на котором изображено крылатое чудище. Я прочитал ее, швырнул на стул, и она тотчас куда-то запропастилась, прежде чем я успел посмотреть обратный адрес. А теперь вот этот младенец! Интересно, с какой стати Гроттер подбросил мне своего отпрыска?
– Смотри, тут еще газетная вырезка! – воскликнула Нинель, догадавшаяся еще раз заглянуть в конверт.
+++
"ТРАГЕДИЯ В ГОРАХ
Не проходит и года, чтобы снежные лавины не унесли новые жизни.
На этот раз их жертвами стали археологи Софья и Леопольд Гроттеры, исследовавшие могильники доисторических животных в горах Тянь-Шаня. Громадная снежная лавина буквально смела их палатку, которую они имели неосторожность разбить на опасной части склона. Тела отважных археологов так и не обнаружены. У Софьи и Леопольда осталась дочь Татьяна, которую теперь, видимо, отдадут родственникам.
Известно, что незадолго до трагедии Гроттерам удалось найти отлично сохранившиеся останки саблезубого тигра".
+++
– Несчастный тигр! Нашел с кем связаться! Ему еще повезло, что он был дохлый! – с чувством воскликнул Дурнев.
Это было единственное сожаление, которое Герман Никитич выразил, узнав о кончине своего троюродного брата. Девочка, лежавшая в футляре контрабаса, на то время, пока читали заметку, притихла, а после заплакала вдвое громче.
– Ишь ты как заливается, словно что-то понимает! – хмыкнул Дурнев. – Спорю, когда она вырастет, ее посадят в тюрьму! Только ради того, чтобы полюбоваться этим зрелищем, мы оформим над ней опекунство! Покорми ее, Нинель! Там в холодильнике остался просроченный кефир. Все равно выбрасывать.
Так Герман Дурнев и его жена Нинель стали дядей Германом и тетей Нинелью. Под этими звучными именами они в свое время и вошли в справочное издание «Тысяча самых неприятных лопухоидов».
Глава 2
ЗОЛОТОЙ МЕЧ
Таня Гроттер проснулась на рассвете от холода. На ее тонком одеяле был лед, и такая же ледяная корочка, только чуть потоньше, застыла на подушке. Некоторое время Таня еще лежала, надеясь забиться под влажное одеяло, но это было бесполезно – становилось еще противнее и холоднее. Тогда Таня откинула одеяло и торопливо вскочила, мечтая поскорее нырнуть в квартиру, в тепло.
Она дернула дверь один раз, другой, третий, но та не поддалась. Встав на цыпочки, Таня обнаружила, что нижний шпингалет задвинут. Пипа опять взялась за старое. В последний раз она заперла Таню на лоджии в начале весны, та простудилась и полтора месяца провела в больнице с воспалением легких. Впрочем, время в больнице было не таким уж и плохим, хотя ей ежедневно делали уколы и даже ставили капельницу. Там она, во всяком случае, была в тепле и ее никто не шпынял по тридцать раз на дню. И вот теперь снова...