– О! Все просто! Дарю тебе замечательный логистический ход! Подари шесть холодильников соседям! Увидишь, как быстро все рассосется, – предложила Рина.
– А Альберт Федорович не обидится? – засомневалась Мамася.
– Он и не узнает, – сказала Рина. – Думаю, он, как обычно, дал поручение не только Лиане, но еще куче всяких других людей, и они, не сговариваясь между собой, отправили тебе каждый по холодильнику.
– Уф! Ну тогда я все так и сделаю! А что я соседям скажу? Откуда холодильники?
– Скажи, что выиграла радиоконкурс «Московское лето». Придумай что-нибудь! Ты же творческий сотрудник! Будь креативной, в конце концов. Бери пример, я уж не знаю с кого… Сама решай! – сказала Рина и самодовольно подышала на пушкинский перстень.
Глава шестая
Nunc aut nunquam[1 - Теперь или никогда (лат.).]
Между драгоценными рукописями, бывшими в ней, летописцы упоминают о какой-то драконовой коже в 120 футов длины, на коей были написаны «творения Гомера и история греков», но ничего больше не поясняют об этой чудесной коже.
И. Я. Стеллецкий.
Мертвые книги в московском тайнике
Незаметно улизнуть из ШНыра Дане и Сашке не удалось. Они наткнулись на Влада Ганича, который шатался по фойе первого этажа и с опережением говорил «Дай денег!» каждому, кто мог сказать «Дай денег!» ему. И прекрасно срабатывало. Сашке и Дане он говорить «Дай денег!» не стал, потому что знал, что они не попросят. Вместо этого Влад приклеился к ним хвостом, собираясь протаскаться с ними до глубокого вечера. Даня заблеял, не зная, как от него отделаться.
Сашка же решил проблему гениально просто.
– Здорово, что ты вызвался! Молодец! – воскликнул он. – А то бы нам вдвоем вкалывать пришлось!
– Куда я вызвался? – сразу напрягся Ганич.
– Кузепычу надо помочь перенести двадцать мешков цемента.
– Какого цемента? – недоверчиво спросил Ганич.
– Разве ты позавчера с нами в строймаг не ездил?.. – удивился Сашка.
Со дна зрачков Влада всплыло жуткое воспоминание, связанное с орущим Кузепычем и прорывающимися мешками, из которых сыплется какая-то пачкающая костюм белая дрянь.
– Так он же грязный!
– Цемент не грязный. Он цементный… Эй, ты куда? А помогать?
Но Ганич уже, высвободив рукав, рванул через парк.
– Я переоде-е-енусь! – донеслось издали.
Сашка от смеха сел на траву. Он знал, что искать рабочую одежду Влад будет до момента, пока через несколько десятилетий здание ШНыра не снесут и не построят следующее.
Час спустя Сашка и Даня были уже в небольшом подмосковном городе, не так давно вошедшем в состав Москвы. Даня стоял перед маленькой, с треснувшим стеклом будочкой, прилепившейся рядом с колесом обозрения, и читал пожелтевшие объявления, покрывавшие будочку как рыбья чешуя:
«Убедитесь в желании ребенка посетить аттракцион. Деньги не возвращаются! Администрация».
«Мороженое сверху не бросать! За вами наблюдают по гугл-картам! Администрация».
«Семейные сцены просьба завершать внизу. Администрация».
Колесо обозрения не работало уже лет десять. То ли требовало дорогого ремонта, то ли не так много находилось желающих обозревать бывший завод стекловаты, бывшее опытное поле тракторного института и совсем не бывшую, к счастью, а вполне себе недавно возникшую станцию метро. Сейчас тихий городок стремительно застраивался домами, так что вскоре и колесо должно было исчезнуть.
Рядом с Даней нетерпеливо подпрыгивал на месте Сашка. Он то лез на колесо и повисал головой вниз, то начинал раскачиваться в уцелевших подвесах, то заглядывал в будочку, в которой только и было что диван, маленький столик и громадный открытый сейф. Вероятно, будь сейф закрыт, сюда каждую ночь приходили бы взломщики околоподросткового возраста и, пыхтя, отжимали бы его ломами. А так всем понятно было, что деньги уже давно унесены.
А Даня все стоял и читал.
– Ну что, идем? – спрашивал его Сашка по меньшей мере уже в третий раз.
– Я размышляю, – отвечал Даня.
– Ловушка это или не ловушка? Ну с «Китай-городом».
– Я размышляю обо всем. Мысли мои велики и многообразны.
Хотя встреча была назначена на вечер, Даня рассказал о ней Сашке еще днем. Один он идти не решился. Ему нужен был человек, который бы его подстраховал. После некоторых колебаний Даня выбрал именно Сашку. Правда, он не учел, что Сашка окажется таким беспокойным. Мало того что он взял с собой столько пнуфов, что их хватило бы на четыре часа боя. Еще он затащил Даню к своей тете, у которой на прошлой неделе был день рождения и которая хотела передать Сашке кое-какие вещи.
Тетя, некогда очень красивая, но теперь несколько располневшая, постоянно искала какого-то другого счастья, не замечая, что и так, в принципе, счастлива. Много лет уже она жила в гражданском браке с автоэлектриком, веселым добрым парнем, и мечтала уехать на ПМЖ в Испанию. Почему в Испанию – непонятно, она и не была там никогда, но вот в Испанию. По этой же причине они и детей не заводили, и квартиру не покупали. Зачем, если уезжать? Пару раз в год тетка заявляла автоэлектрику, что все, конец, пора собираться или она его бросает. Тот чесал нос и уходил ставить автосигнализации.
– Сделаешь окрошку на обед? Или уже будешь в Испании? – спрашивал он.
Тетка швыряла в него полотенцем, но сердиться у нее долго не получалось, и вскоре она уже открывала холодильник, прикидывая, есть ли у нее колбаса к окрошке. Автоэлектрик любил хорошо подкрепиться на ночь глядя. По этой причине многие его вещи как-то подозрительно быстро садились в стиральной машине (версия тети), и она отдавала их Сашке. Сегодня Сашка получил восемь футболок, спортивные брюки, великолепный клубный пиджак, который мог вызвать зависть у Влада Ганича, и отличную дубленку. Даня же был одарен красивой лыжной шапкой, потому что неудобно было ничего ему не дать, раз уж он тоже явился.
– С днем рождения! – сказал Даня, недоумевая, как электрик мог вырасти из шапки.
– Ага! Здоровьясчастьяудачи! – одним словом выпалил Сашка. – Больше у вас никаких праздников в этом месяце не намечается? А в следующем?
Тетка швырнула в него полотенцем. Видимо, кидать полотенцем было у нее универсальной реакцией на все мужские подначки.
– Как папашка? Не пьет? Работу-то нашел? – спросила тетя, провожая Сашку к лифту.
– Отец в порядке, – сказал Сашка, искоса взглядывая на Даню, чтобы проверить, не услышал ли тот. Сашка не любил слово «папа» и всегда заменял его на «отец».
Навьюченные подарками, Сашка и Даня через парк пошли к метро. Тут-то и возникло это колесо обозрения, которое Сашка сразу переназвал «колесом оборзения».
– Странное дело, – сказал Сашка. – Вот меня этими вещами нагрузили – и сразу шнеппер каким-то лишним стал. И сражаться расхотелось. Ощущаю себя мародером.
Сашкины прыжки вокруг «колеса оборзения» не остались незамеченными. Послышалось рычание, и сердитые зубы впились ему в каблук.
– Ах ты собака! – выдирая ногу, закричал Сашка.
– Она-то не спорит, что собака! – согласился Даня. – У нее под настилом щенки, а ты по нему прыгаешь. Ну идем! Пора уже!
Даня посмотрел на заходящее солнце, на часы в телефоне, сверил солнце с часами и нашел, что солнце отстает. На «Китай-город» они приехали даже раньше, чем требовалось. Сашка отошел в сторону, чтобы неприметно страховать Даню, и сунул руку в пакет со шнеппером.
«Если что – через пакет стрелять нельзя! – напомнил он себе. – Пнуф ударится в пакет – и в арктической избушке окажусь я… А если стальным шариком зарядить?»
Однако перезаряжаться было опасно. Слишком людно.