– Тот, кто споткнулся один раз, споткнется и во второй, и в третий. Чем раньше отсечешь пораженную конечность, тем меньше будет зона ампутации, – упрямо сказала Хаара.
Троил посмотрел на руки Хаары. На среднем пальце правой был пластырь. Должно быть, содрала, когда метала копье.
– А как же ампутация? Я думаю: отсечь по запястье было бы в самый раз. Вдруг заражение уже началось? – озабоченно сказал Троил.
Хаара спрятала руки за спину.
– Это разные вещи! – заявила она хмуро.
Троил доброжелательно коснулся ее локтя и ничего не ответил. Хаара немного оттаяла, но упрямо повторила:
– Он нас предал!
– Возможно. Но не вам знать, сколько боли он при этом испытал. Оставьте их с одиночкой в покое, дайте каждому пройти его путь.
– Вы думаете: Багров придет к свету? Да никогда! Это запутанный, ковыряющийся у себя в пупке эгоист!
– У каждого пупка свой путь. Пусть Матвей сделает все, что зависит от Матвея, и тогда свет сделает все, что зависит от света! – улыбаясь, сказал Троил.
Хаара оглянулась на Таамаг, ожидая от нее поддержки. Могучая валькирия отмалчивалась, почтительно разглядывая золотые крылья генерального стража.
– Хватит вражды! Свет бьет, но не добивает, – терпеливо повторил Троил.
Ему было немного досадно, что валькирий он не убедил.
– Мы служим свету! – брякнула Таамаг.
– Прекрасно. Но тогда служите ему, начиная со своего сердца, а не с соседнего. Не будьте шипящими бабками из тайного эскадрона Лигула, которые прогоняют накрашенную девушку в джинсах, случайно заглянувшую в церковь. Свет не нуждается в услугах добровольной полиции! Я, генеральный страж Троил, говорю вам, что Багрову дан шанс! Чего же вам еще? – Голос Троила был все еще тих, но уже грозен. Даже Хаара, и та уловила.
– Ваше, конечно, право, но до добра это не доведет, – буркнула она, покоряясь. – Закон есть закон. Любое исключение создаст дыру, в которую полезут все. Никому ничего нельзя прощать!
– Прощать нужно всем. В отдельных случаях слишком деятельное псевдодобро опаснее бездеятельного зла. С Багровым решено – и хватит об этом.
Таамаг и Хаара сопели. С Троилом они больше не спорили, но их недовольство было очевидным. Одна Бэтла радовалась за Ирку и, не таясь, улыбалась.
Для Эссиорха это оказалось уроком. Впервые он ясно увидел, почему валькирии не свет. Они считают, будто лучше света знают, что ему нужно. Не хотят любить то, что есть, и всегда хотят все улучшать. Даже на Троила посматривают теперь с подозрением: а он ли это? может, оборотень? не затесалась ли тут каким-либо боком измена?
Дождавшись, пока валькирии уйдут, Улита приблизилась к Троилу. Что-то смущало ее. Она стояла и дергала широкой, почти мужской ладонью длинную кофту.
– Ну? – спросил Троил поощрительно.
– Я тут хотела… думаю все время… – начала Улита, но оборвала себя и, махнув рукой, выпалила: – Может ли быть прощен Арей?
Троил разглядывал ее, чуть сдвинув брови.
– Ага, щас! Сегодня Арей, завтра Лигул! А почему не Тухломон? Все на него орут, все обижают гадика! – влез в разговор Корнелий.
Однако Улита к нему даже не повернулась. Она смотрела только на Троила.
– Не я решаю, кому быть прощенным.
– Но вы же генеральный страж!
– И что из того? По-твоему, я сотворил небо и звезды? – тихо ответил тот.
Улита, тоскуя, опустила глаза.
– Но тогда хотя бы объясните почему!!! – сказала она беспомощно.
– Я могу только предположить. Арей неспособен искренно пожелать прощения! – ответил Троил.
– При определенных обстоятельствах он мог бы сказать «прости»! – настойчиво сказала Улита.
– При определенных обстоятельствах он смог бы выдавить «прости!» сквозь зубы. Пожелать же прощения – означает повернуться к прошлому спиной и никогда даже на мгновение не пожелать обернуться. Слова же как таковые вообще необязательны. Нужно только движение сердца.
– Которого у Арея нет? – недоверчиво спросила Улита.
Троил вздохнул.
– Идем на кухню. Я все-таки хочу сегодня закончить борщ по-эдемски, – сказал он.
* * *
В это же время в общежитии озеленителей Чимоданов стоял у окна и поливал йодом фиалку. Он обожал делать мелкие гадости. Зудука, свесив ноги, сидел на шкафу и, используя баллон с дезодорантом и зажигалку, играл в «Горыныча», пуская пылающие струи.
Несмотря на то что было уже почти утро, общежитие озеленителей гуляло и шумно пело песни разных народов. Под окнами кто-то долго кричал, грозился, но так и не подрался. Чимоданов, в предвкушении дежуривший у подоконника, разочарованно отодвинулся в глубь комнаты.
Меф, только что завершивший поединок с Мошкиным, разглядывал на своем торсе красные пятна от шеста. Завтра некоторые исчезнут, а другие станут черными, потом фиолетовыми, потом лиловыми – так и будут менять цвета до бесконечности.
– Тебе не больно, нет? – сочувственно спросил Евгеша.
– Щекотно! – поморщился Меф. – Может, ты не будешь садить со всей дури? Я же тоже могу тебя мечом по шее рубануть! В учебном режиме с разворота.
– Я не со всей дури! Я в полдури, – обиделся Евгеша. – Ты же знаешь, когда надо, я кирпичи из кладки вышибаю.
– Да знаю, я… Ай! – Меф ткнул пальцем в самое больше пятно и скривился. Все же странно, насколько человек зависим от физической боли. Возьми кого хочешь – философа, писателя, музыканта, парящих мыслью в заоблачной выси, и прищеми им дверью хотя бы ноготь мизинца. И все! Всякую возвышенность как корова языком слизала! «Где йодик? Где зеленка? Срочно меня к дохтырю – умираю я!»
Меф ушел в душ, погремел водой, с жестяным звуком падавшей в поддон, и назад вернулся уже в майке. Пока он ходил, жизнь не стояла на месте и обрастала событиями. Дафна и Мошкин ели холодный суп с курицей. Самое здоровое занятие для пяти часов утра. Рядом на свободном стуле, раскинув крылья, дохлой муфточкой валялся Депресняк.
– Ну как? Унитазную крысу сегодня видел? – хлюпая супом, крикнул Мошкин.
И правда, к Мефу и Дафне уже неделю приходила крыса – мокрая и бесстрашная. Было непонятно, откуда она берется и как проникает внутрь, пока Меф не увидел собственными глазами. Крыса приходила из унитаза! Потом Меф разобрался, в чем дело. В унитазе вода стоит только в одном месте, пробкой, а дальше труба полая и идет с малым уклоном. Меф терпеть ее не мог, а Дафна, напротив, жалела и подкармливала.
Чимоданов шатался по комнате и скучал. Согнав кота прицельным пинком, он обрушился на стул.
– Никто не хочет прикола? – радостно спросил он.
Все с беспокойством уставились на Петруччо, зная, что приколом может оказаться даже граната без чеки.