Танец меча

Троил взглянул на Эссиорха с удивлением.

– Каким образом? Отменить сам факт рождения Мефа?.. Или отменить силы Кводнона, которые перетекли в него?

– Эх! Надо было сразу выдернуть его с Дмитровки! Пусть бы оставался с Зозо и Эдей!

Троил цокнул языком.

– И тихо зверел, считая, что все его достали? Чтобы он дрался в коридоре с дядей, которому надоело отпаивать мать пустырником, слушая ее нытье про шестнадцатилетнего лба, возвращающегося домой под утро?..

– Это ему грозило?

– А почему нет? С его-то силами! Человек должен валиться каждый вечер в кровать, полуживой от усталости. Если не найти силам применения, они загнивают, и мы начинаем с дикой скоростью разрушать самих себя.

– И поэтому его отпустили к мраку?

– Он сам себя отпустил к мраку, – строго поправил Троил. – Мы только позволили этому совершиться. Иногда, чтобы выколотить пыльный ковер, надо долго бить его палкой. Разумеется, ковру сложно поверить, что все происходит в его интересах.

– Хорошо! Я понимаю, – уступил Эссиорх. – Выбор мальчишки был свободным. Начни мы удерживать Мефа, он стал бы сражаться со светом за свое право выбрать мрак. И после невнятно прожитого детства выбрал бы его в итоге. Но сейчас-то Меф порвал с прошлым!

Не спеша отвечать, Троил подышал на стекло, извлек из воздуха перо пегаса и несколькими быстрыми и точными штрихами обозначил портрет Мефа. Это был, вне всякого сомнения, Меф, но Меф, неуловимо похожий на Арея. Эссиорх как художник улавливал сходство, но затруднялся сказать, в чем оно заключалось. В повороте шеи? В изломе бровей? В упрямстве чуть опущенного книзу рта?

– Меф порвал с явным мраком. С Лигулом, но не с Ареем. Лигул – закапанный чернильной кровью бухгалтер. Трудно найти юношу с сохранным эйдосом, который сознательно выбрал бы Лигула своим идеалом. А вот не лишенный благородства пират, изредка по настроению защищающий вдов и сирот, презирающий разом и свет, и мрак и текущий будто собственным путем, привлечет немало сердец… Гораздо больше Лигула, уж поверь мне.

В голосе Троила, когда он говорил об Арее, Эссиорху почудилось сожаление. Перо пегаса продолжало скользить по портрету Мефа, меняя его. Еще несколько штрихов по запотевшему стеклу – и Меф исчез без следа. Теперь это был Арей.

– Вы часто думаете о нем? – спросил Эссиорх.

– Порой думаю. Я помню его прежнего, когда он был созданием света, яркий, парадоксальный, независимый. А как бесстрашен в полете! Прыгал с огромной высоты, а у самой земли уже разбрасывал крылья и взмывал. Трое попытались повторить то же самое, и все переломали себе кости. Хорошо, что в Эдеме нет смерти. А вот на флейте играл так себе, средненько.

Эссиорх неплохо знал историю Эдема, но все же представить себе крылатого Арея ему было непросто.

– Арей летал? – недоверчиво переспросил он.

Троил скользнул глазами по звездному небу, точно пытаясь угнаться за чем-то, за чем угнаться невозможно.

– Еще как. И Хоорс летал. И Кводнон. И Лигул. Хотя Лигул, мне кажется, никогда не получал удовольствия от полета, а так… добирался до пункта назначения. Потом Кводнон, Лигул и прочие отпали, а с ними неожиданно для меня отпал и Арей. Хотя я не сказал бы, что он якшался с этой братией. Арей всегда был сам по себе.

– Ну Кводнон с Лигулом понятно. А Арей почему?

– Бунтарство? Беспокойная натура? Не знаю. Подозреваю, что заигрался сам в себя. Все слишком легко ему давалось. Он не знал, что такое страх, не понимал, что такое боль, не ведал, что такое неудача. Вообще плохо осознавал, что значит «нет» и как это – «наступить на себя». Ни в чем не встречал никаких препятствий.

Эссиорх слушал, затаив дыхание. Перо больше не касалось стекла, замерев в руке Троила.

– В себя играть всегда интересно. Особенно когда все вокруг не такие блестящие. Медленнее соображают, хуже летают, – печально заключил генеральный страж.

Он смотрел на стекло, с которого медленно исчезал Арей. Эссиорху казалось, Троил разговаривает не столько с ним, сколько с тающим рисунком.

– Свет… не я, конечно, а истинный свет, призвавший к жизни и стражей, и людей… больше не давал отпавшим сил. То, что у них оставалось, они быстро растратили. Там, где некогда пылало солнце, образовалась черная дыра. Мрак же… ну, а что мог дать им мрак, нелепая фикция, возникшая только при их отпадении?

– Эйдосы, – подсказал Эссиорх.

– Ну да, эйдосы, – согласился Троил. – Тогда они и стали охотиться за ними, чтобы получать частицы абсолютного света. Стали портить людей, разлагать их, просачиваться в человеческий мир, влиять на его историю. Хорошее таяло, плохое усиливалось. То, что было прекрасным, сделалось уродливым. Кводнон с Лигулом деградировали быстро. Они даже и внешне сильно изменились. Лигул – горбун, а Кводнон – страж-половинка. Наполовину уродливый и мумифицировавшийся – наполовину прекрасный. Мерзкое зрелище!

– А Арей сильно изменился?

– Внешне нет. Разве что погрузнел и утратил крылья. Но внутри он закопченный и выгоревший, как дворец после пожара. Возможно, одна-две комнаты уцелели и, если видеть только их, кажется, что и пожара никакого не было. Сегодняшний Арей – немного опереточное, действительно несчастное, больное, но до сих пор крайне эффективное зло. Не будь таких, как он, в ком дурное и хорошее искажено и перемешано, кто пошел бы за Лигулом?

Троил оглянулся. На стекле больше ничего не было. Даже глаз.

– Теперь о Мефодии! Что меня в нем тревожит? Он не готов расстаться ни со своим мечом, ни со своими силами. Он заигрался в особенного юношу с необычной судьбой.

– Он не собирается отдавать их мраку! – твердо возразил Эссиорх.

– Но он не готов отдать их и свету. В его сознании три ящика – свет, мрак и Меф. На самом же деле ящиков всего два.

– Дафна говорит, он называет себя «союзником света». Разве это плохо?

Эссиорху казалось, что аргумент в пользу Мефа сильный, однако Троил засмеялся.

– Лучше бы помалкивал.

– Почему?

– Раз «союзник», значит, не свет. Дай Мефу волю, он создаст свой отдельный мирок и сам для себя будет определять, что хорошо и что плохо, что допустимо, что недопустимо… В чем-нибудь, пусть даже в пустяке, между Мефом и светом возникнет разногласие, и в этом зазоре начнется гнойный процесс. Ледник тоже не откалывается мгновенно. Все начинается с крошечной трещинки.

По стене пробежала устрашающая тень с лапами. Эссиорх вначале посмотрел на тень, а Троил сразу на плоский светильник, по которому ползла муха. Эссиорх подумал, что именно в этом отличие генерального стража от рядового хранителя. Он видит следствия, а Троил – сразу причины.

– Давай навестим Улиту! Посмотрим, удалось ли ей добиться золотистой корочки. Вроде несложно, но на несложном чаще всего и прокалываются. – Троил спрыгнул с подоконника.

Эссиорх вышел с ним вместе. В опустевшую комнату скользнул темноволосый златокрылый и остался рядом с кроватью, на которой лежала сумка-чехол.

Троил не ошибся, говоря, что чаще всего прокалываются на простом. Золотистая корочка стала уже темной гарью. Улита сидела за столом и, не глядя, что делают ее руки, упорно резала морковь. Отрешенное лицо выражало намерение перерезать всю морковь в мире.

Троил мягко отобрал у нее нож.

– Мне ничего нельзя поручить, – вздохнула Улита.

– Скажем так: ты делаешь все для того, чтобы тебе ничего не поручали. Это защитное, – весело поправил Троил. – Давай попытаемся еще раз. Позови валькирий! Всех не надо. Штучки три. Таамаг, Хаару и еще кого-нибудь.

– Среди ночи? Они меня прикончат! Можно, вместо Таамаг я позову Фулону? – забеспокоилась Улита.

– К Фулоне я мог бы послать курьера. Остальным же только пойдет на пользу, – настойчиво повторил генеральный страж.

Улита уступила.

– Так и быть. Рискну! Если что – не позволяйте Корнелию нести мой гроб. У него выпадет грыжа.

Бывшая ведьма встала, собираясь удалиться сквозь стену несколько парадным, но эффектным способом последовательной телепортации, давно известным на Лысой Горе. Цокнув языком, Троил поманил ее пальцем и о чем-то негромко напомнил. Улита кивнула, не без сожаления покосилась на стену и сделала самую банальную в мире вещь: вышла через дверь.