Гость из склепа

Гость из склепа
Дмитрий Емец

Ужасные истории

Дмитрий Емец

Гость из склепа

Глава 1

ЗАБРОШЕННЫЙ ДОМ

Как-то раз двое приятелей нашли рядом с кладбищем пустой гроб. Один из друзей шутки ради улегся в него и попросил закрыть его крышкой.

Приятель выполнил его просьбу. Примерно через минуту лежавший внутри попросил его выпустить, но крышка не поддавалась, несмотря ни на какие усилия. Приятель подковыривал ее и ломиком, и ножом – бесполезно. Внезапно тот, который был внутри, закричал ужасным голосом.

Крышка откинулась – гроб был пуст.

1

Соваться в заброшенный дом всегда большая глупость. Особенно когда это ТАКОЙ дом. Да только кто же знал, что все так произойдет? Никто не знал, а значит, и нотации читать некому.

Началось все с того, что два балбеса из седьмого «А» – Филька Хитров и Петька Мокренко – «задвинули» физкультуру.

– Ты на физру идешь? Я – нет, я форму забыл, – сказал Хитров.

– И я – нет. Что я, олух – пять километров бежать? – пропыхтел Петька Мокренко.

– Да уж точно, – хмыкнул Филька, бросая косой взгляд на грушеобразную фигуру приятеля.

Сам Филька был маленький, взъерошенный, задиристый, похожий на только что выкупавшегося в луже воробья. Зато Мокренко был здоровенный, толстый и ленивый. Кое-кто называл его «тормозом», но очень осторожно, потому что Петька мог и врезать. Вместе они составляли колоритную парочку, известную всей школе.

– Если у них бегать некому, пускай лошадь себе заведут. У меня, может, сердце слабое... И вообще, когда вырасту, я себе машину куплю, – продолжал бубнить Петька.

Рассуждая подобным образом, приятели перемахнули через забор и направились в сторону реки. Погодка была та еще, октябрь на дворе, искупаться не искупаешься, но камни пошвырять можно.

Шли они по сырой дороге – грязной, разрытой шинами, хотя осень и присыпала ее щедро яркой кленовой листвой.

– Деревья тут назло листья пораскидали! Наступаешь на лист, думаешь, твердо, а под ним лужа! Поплавай! – рассуждал Филька.

Когда они проходили сквозь густую сеть переулочков, протянувшихся у реки, где-то совсем близко послышалось вдруг: «Тччук-кк! Биааангг!» Глухой звук удара, перешедший в задорный звон стекла. Несколько секунд паузы – и снова удар. Только на этот раз звуки почему-то поменялись местами: «Биааангг! Тччук-кк!»

Семиклассники остановились.

– Слышишь? – спросил Петька.

– Не глухой.

– Чего это?

– А я знаю? Подсади меня!

Филька влез на кирпичную опору ближайшего забора, изогнул шею, ища в листве просвет, и тотчас взволнованно крикнул:

– Слышь, кладбищенский дом ломают!

– Кладбищенский?.. – недоверчиво переспросил Петька. Несколько мгновений он стоял неподвижно. Его мозги, как неповоротливые жернова, перемалывали информацию. Потом Мокренко вдруг хрюкнул и вперевалку бросился в соседний проулок.

– Дошло... Эй, а меня с забора снимать? – закричал Филька и, спрыгнув, кинулся за приятелем.

2

На первый взгляд кладбищенский дом мало чем отличался от других старых домов. Первый этаж каменный, второй деревянный, со свисавшей реечной сеткой, на которую когда-то накладывали штукатурку. Давно заброшенный дом торчал тут немым укором. Крыша прогнила и провалилась, осколки выбитых окон выпирали, точно зубья. Со стороны улицы строение окружала неплохо сохранившаяся чугунная ограда, с завитками в виде согбенных плакальщиц.

В городе дом пользовался худой славой. Периодически про него начинали рассказывать мрачные истории – например, говорили, что раньше рядом с ним было кладбище, а в самом доме лежали неопознанные мертвецы и утопленники. После войны на месте кладбища разбили сад, а потом построили завод резиновых изделий. Завод и теперь еще дымит – делает коврики для машин и беговые дорожки, а под его фундаментом скрываются в земле древние гробы.

Еще ходил слух, что в этих краях пропадают люди – туристы, пьянчужки или просто случайные прохожие, оказавшиеся здесь глухой ночью. Да только достоверно ничего известно не было: пропал человек и пропал, а когда и где, кто его знает.

Шли годы, вот уже и двадцатый век закончился, началось новое тысячелетие, а заброшенный дом все торчал здесь, недоброжелательно вглядываясь прогнившими окнами в окрестные проулки.

И вот наконец пробил его час. Лязгая гусеницами, к дому подъехал бульдозер с ядром на цепи. Ядро качнулось вначале чуть-чуть, потом немного сильнее, и вот уже первый глухой удар раскатился по проулкам. Гнилые бревна второго этажа сдались легко, обвалились сразу же, точно давно ждали случая, а вот первый этаж неожиданно заупрямился. Потребовался добрый десяток ударов, чтобы каменная кладка дала трещину.

3

Когда Филька и Петька подбежали, от кладбищенского дома оставались только полторы стены первого этажа, торчавшие красноватым зубом среди обвалившихся бревен и кирпичной крошки. Ядро бульдозера все еще раскачивалось, но дверца была открыта, а сам бульдозерист куда-то пропал.

– Где он? – удивился Петька.

– Чего ты мне дурацкие вопросы задаешь? «Где он? Почему он?» – огрызнулся Филька. – Я-то откуда знаю? Ушел, наверное. Мало ли какие у человека дела.

– А бульдозер почему бросил? – продолжал допытываться Мокренко.

– В карман не поместился, – на полном серьезе сказал Филька и, оставив Петьку размышлять с разинутым ртом, направился к развалинам дома.

Под подошвами крошился битый кирпич. От бревен пахло плесенью. Хитров обошел дом с другой стороны и остановился у широкого пролома, который когда-то был окном. И теперь еще сверху свисала гнилая рама, смахивающая на три острых кола.

Филька осторожно просунул голову и заглянул внутрь. Выщербленный дубовый паркет, межкомнатная дверь со следами зеленой краски, большая кирпичная печь, облицованная плиткой с мрачноватым орнаментом – таким же, как на чугунной ограде. Одна часть печки была вся в копоти. К запаху сырости и гари примешивалось еще что-то – неуловимое.

Хитров ощутил охотничий азарт.

– Слазим на разведку? – предложил он.

– А нас ядром не шарахнет? Или обвалится чего-нибудь на голову. Брык – и нету меня, красивого, умного, – с опаской сказал Петька.

– Мы услышим, когда мотор заработает. Бульдозер – это тебе не игрушечная машинка, затарахтит на весь квартал. А на голову и падать нечему – все, что могло, свалилось, – возразил ему Хитров и, ловко перепрыгнув через лист жести, оказался внутри.

Понятие «внутри» стало теперь условным: целой оставались лишь одна стена и часть другой, примыкавшей. Все другие зияли огромными проломами, сквозь которые видны были желтые кленовые кроны.

– Эй, а тут классно! Ванна какая-то чудная, печка... Иди посмотри, толстяк!