День скарабея

– Если полностью или почти полностью вычистить все воспоминания о прежних владельцах и механиках, машина действительно может стать другой… То есть, это будет тот же самый автомобиль, но для всех окружающих она станет как новой.

– А как же так?.. То есть, обновление – это просто видимость? Но как же быть с тем «Крайслером»? Как та машина могла двигаться, если она только выглядела новой?! Не понимаю. Ты что-то недоговариваешь…

– Никогда не верь тому, что видишь, – строго сказал Хоакин. – Кроме того, есть возможность не просто уничтожить старые следы. Если кому-то по силам изменить все эти наслоения времени и воздействия многих людей, изменится и сама машина. И во что она превратится, этого никому не дано предугадать.

– Даже так?

– Да. Но это иногда бывает слишком сложно. И опасно. Даже для меня.

Механики снова выпили. Сергею показалось, что Хоакин разговаривает с ним, даже не открывая рта.

– Если ты меняешь следы, будь готов к тому, что все, кто когда-то ездил в твоей машине, тоже изменятся. Они будут совсем другими.

– Подожди-ка, подожди… Если, к примеру, на этой машине ездил парень, которого я хорошо знаю, и после того, как ты или, допустим, я, постараются что-то изменить в машине, тот человек тоже изменится? Допустим, он был… (Сергей чуть не сказал «портье») врачом, а когда ты его вдруг снова увидишь, он станет, к примеру, моряком?

Хоакин некоторое время молчал.

– Этого я никогда не делал. И тебе не советую делать. Это может привести к необратимым последствиям. И не только для людей, но и для всего, что их окружает.

– Но ты ведь знаешь, как это делается?

– Знаю.

– Покажешь?

Хоакин снова замолчал. Сергею показалось, что механик опять впадает в транс, и Лихоманов поспешил наполнить его стакан.

– Я покажу, – сказал он. – Если ты мне поклянешься Девой Марией и Иосифом об одной вещи.

– Согласен, – сказал Сергей. Он не был ни католиком, ни вообще верующим.

– Никогда не возвращай после этого машину тому, у кого взял ее.

… – Силы востока и запада, севера и юга, земли и неба, моря и леса, – бормотал Сергей по-испански возле автомобиля. Чувствовал он себя последним идиотом, но ему нужно было поверить, что сейчас все получится. Ох, как он хотел в это верить. Потому что сейчас перед ним был не «Форд» кубинского портье, который так и не получил тогда обратно свою машину – Лихоманов солгал, что разбил-таки ее вдребезги. Сейчас рядом стоял зеленый «Краун». И вместо гаража Хоакина теперь был заброшенный, полуразрушенный бокс недалеко от Вантая, тот самый, где когда-то не покладая рук трудились «скоробеи» Секача. На грязном, потрескавшемся бетонном полу лежал открытый кейс, а в нем находилось содержимое нижней камеры сейфа из офиса «Оверхилла» – страшноватые «сувениры», которые Лихоманов под присмотром и по рекомендациям Хоакина покупал в мрачных лавчонках Вилья-Брава на свои последние деньги в свой последний день на Кубе. Череп игуаны, отрубленные куриные лапы, змеиные позвонки, и – самое жуткое – черная свеча, сделанная, по заверениям Хоакина и продававшего ее гаитянина, не из чего-нибудь, а из человеческого сала.

О судьбе Секача Сергей не думал. Своя его тоже мало интересовала. Вспоминая о странных инцидентах с владельцами тех машин, с которыми он когда-то неосторожно экспериментировал, Лихоманов концентрировался только на своих последних пассажирах – Андрее Половоде, Павле Кутапине и Карине, чьей фамилии он не знал, но которая была ему абсолютно неинтересна. И он заставлял себя верить, что гротескные манипуляции помогут ему сделать то, чего он не мог сделать, не прибегая к силам, о которых почти ничего не знал.

Но вот странно – перед его мысленным взором прошли не только незваные гости. Множество лиц, когда-либо садившихся в его машину, шли чередой: сотрудники фирмы, которых он когда-либо подвозил, две или три девушки, с кем у него были легкие приключения, представитель поставщика, кого он когда-то встречал на вокзале, врач Борис, совсем недавно оказывавший помощь раненому бандиту… Наконец, мелькнули образы тех, кого он сейчас совсем бы не хотел вспоминать, даже Надю – кроме нее, он увидел лица Ирины и Егора, а затем и свое, слегка искаженное, словно в зеркале заднего вида; сейчас, в этот момент, надо было, наверное, прекратить ритуал, но он понимал, что уже поздно. Слишком поздно. Плотный туман уже поглотил его.

… Кажется, он впал в длительный транс, наверное, такой же, какой приключался в подобных обстоятельствах с Хоакином. Сергей поднялся с бетонного пола, отряхнул брюки и, пошатываясь, посмотрел на свою машину – «Тойоту-Краун», большую, мощную, чем-то всегда напоминающую ему классических «американцев» пятидесятых годов. С машиной на вид было все в порядке.

Снаружи тоже все было в порядке. Правда, если судить по тому, что солнце катилось к горизонту, уже наступил вечер. Хотелось пить. Вернее, даже не пить, а выпить. Желательно чего-нибудь покрепче…

Сергей вынул телефон и с замиранием сердца набрал номер.

– Да, Сережа! – послышался голос Иры. Лихоманов не узнал его, но почти сразу же понял, в чем дело – в голосе жены не было напряжения.

– Гости где? – с трудом спросил он.

– Надя? Надя дома.

– Я не про нее… Те, другие, где?

– Не знаю. Они же еще вчера уехали. Ты что, Сереж? Заработался?

– Егор дома?

– Нет еще, в футбол все гоняет… Ты скоро приедешь?

– Скоро.

Сергей сунул телефон в карман и вернулся в гараж. Стараясь не глядеть на разбросанные по полу предметы, скидал их в «дипломат», который положил потом на заднее сиденье. После чего сел за руль и запустил двигатель.

* * *

Зорин помолчал, потом спросил Алину:

– Что вы сказали?

– Я хочу сказать, что произошла какая-то ошибка! Этот человек – не тот, кто был со мной в санатории! У того – я это точно помню – не было половины мизинца на правой… Да, точно – на правой руке.

– Простите, но вы так уверенно…

– Он в остальном абсолютно похож на того человека… И тоже Алексей. Все один в один! Но у этого на руке все пальцы!

Алина несколько секунд молча изучала мое лицо.

– Как брат-близнец! И еще – у того Алексея на левой руке – вот тут, – она показала на свое запястье, – была татуировка. Вроде как змея, или что-то очень похожее…

– В форме змеи, значит – пробормотал Зорин. Он даже не стал просить меня показывать руку.

– Едем в управление, – спокойно сказал он, доставая мобильный телефон. – Игнат Валерьевич?.. С вас причитается… Да, я был абсолютно прав. Это не наш клиент… Да, девушка даст показания, где среди особых примет будут фигурировать отсутствие одной или двух фаланг мизинца правой руки и татуировка в форме змеи на запястье левой… У Берестова ничего похожего нет… Ну, если эта змея и была накладной, то палец за два дня ни один человек вырастить не в состоянии, тут, думаю, вы спорить не будете… Да, мы возвращаемся. А ведь я говорил, что надо ждать чего-то подобного.

Зорин торжествовал. На мое счастье, мне попался следователь, который стремился найти правду, пусть даже и в ущерб показателям. А может быть, здесь просто имела место элементарная вражда по «вертикали власти», когда областные и городские органы любыми способами стараются утереть друг другу нос. Но понять, что угроза попасть в тюрьму по страшной статье прошла мимо, я понял лишь когда мы вернулись в комнату для допросов и между нами вновь провели очную ставку. Тут не просто гора с плеч свалилась, целая планета, наверное, перестала давить на меня своей тяжестью.

– Но что тогда с вашими показаниями будем делать, Алексей Кириллович? – спросил Зорин, когда мы остались вдвоем.

– Я приехал в санаторий «Вантай» приятно провести вечер. Не рассчитал своих сил, и перебрал спиртного в баре. Напился почти до потери памяти. Но рано утром вдруг решил срочно вернуться в город, вообразив, что у меня много нерешенных дел. В частности, я ведь так и не встретился с Лихомановым… Так как в этот час уехать было не на чем, угнал моторную лодку, о чем искренне сожалею. Пока плыл, немного протрезвел и понял, что заблудился. Навстречу попались сотрудники милиции… Петр Тимофеевич, а я бы хотел, чтобы это все попало в протокол… Взамен моих первоначальных показаний.

Зорин почти грустно покачал головой. Он был согласен – я это хорошо видел.

– А вот с этим тогда как быть? – спросил он, подвинув ко мне плакат с изображением Степана Малютина, который где-то (уж не знаю где, да и знать не хочу) собирался сделать Алину дочерью депутата городского совета.

– Верните его мне, – предложил я. – И давайте сделаем вид, что я его вам никогда не показывал.

– Наверное, это будет лучше всего, – помолчав, произнес следователь. – Мы так и сделаем…

– За бензин и за беспокойство я заплачу, – сказал я. – Если придется уплатить штраф, тоже без проблем.