При этом сейчас на дворе были девяностые годы двадцатого века, а такие машины перестали выпускать в конце пятидесятых… Что же это за чудо?
Автомобиль сверкал зеленым лаком и хромировкой. Кузов был ровным, стекла и оптика – целыми, колеса – накачанными. А мотор?
– Можно открыть капот? – спросил Сергей.
Хоакин не отреагировал. Он сидел на ящике у двери гаража с отрешенным видом. Глаза его смотрели в одну точку. На зажатой в пальцах сигаре нарос длинный столбик пепла.
«Пьяный, что ли?» – подумал Сергей.
– Эй, maestro mecanico, – позвал он.
– Не зови его, сам посмотри, если хочешь, – сказал Хосе Норьега.
– А что с ним?
– Я же тебе говорил… Проклятые машины забирают его душу, вот что с ним происходит… Хотя, машины как раз и не виноваты. Он сам этого хотел, и видишь, что теперь происходит.
Сергей открыл дверь «Крайслера» и сел за руль. В салоне пахло пылью и еще чем-то застарелым, похожим на многолетнюю плесень в погребах. Есть такое слово «тлен», – подумал Сергей. Вот так, наверное, он и пахнет… Протянув руку, Лихоманов нащупал рычаг и потянул его. Впереди что-то звонко щелкнуло. Теперь можно открывать капот.
Состояние двигателя тоже было достойно удивления. Он выглядел совершенно исправным и чистым. Даже намека на ржавчину не найти, ну разве что на выхлопных патрубках кое-где виднелись коричневые пятнышки. Сергей захлопнул капот, и в этот момент Хоакин очнулся. Он пыхнул сигарой, уронив пепел на штаны, и неожиданно резво поднялся.
– Тебе нравится? – спросил он, глядя Сергею в лицо неподвижным взглядом не совсем нормального человека.
– Да, хорошая машина…
– Caramba! Santa Maria, я тебя спрашиваю: тебе нравится моя работа?
– Да… Не то слово, я просто потрясен.
– Это еще не все! Смотри!
Хоакин змеей скользнул на водительское сиденье и, как показалось действительно потрясенному Сергею, просто коснулся пальцем замка зажигания. Но двигатель в тот же миг проснулся. Его звук не был шумом старого агрегата, отягощенного возрастными болезнями, самодельными запчастями, дешевым маслом и скверным бензином; Лихоманов слышал ровный гул практически нового мотора.
Механик повернул ключ (да, конечно, ключ был, как же он мог его не заметить!), и двигатель замолчал.
– Тебе нравится? – опять спросил Хоакин, высунув голову в окно. Черные глаза его сияли безумным блеском.
– Да, – искренне сказал Сергей, не в силах сопротивляться охватившему его восторгу. – Да!
Хоакин вылез из салона, толкнул дверь. С мягким щелчком она захлопнулась.
– Я слышал, ты стал хорошим механиком, – сказал он Сергею. – Впрочем, у Хосе ты плохому бы не научился.
Норьега криво улыбнулся.
– Слушай, Хосе, – обратился к нему Хоакин. – Отдай мне этого парня. Я его быстро научу тому, что умею сам, и даже больше. Он, кажется, понимает, что к чему. Я это чувствую…
– Брось, – ответил Норьега. – Парню через два дня улетать в Москву.
– А, – разочарованно уронил Хоакин. – Так зачем же ты привез его сюда? Просто, чтобы он поглядел на мою работу? Я вряд ли успею что-то ему передать за такой короткий срок…
– Нет. Я его привез, чтобы он посмотрел на тебя.
Секунды три оба механика смотрели друг другу в глаза. Напряжение в гараже стало почти осязаемым.
– На меня? – переспросил Хоакин. – Ты, наверное, сказал ему, что я – сумасшедший спивающийся халтурщик, продавший душу дьяволу? Так? – Он резко повернулся к Сергею. – Это так, верно? Так вот, парень. Не слушай его. Я безмерно уважаю Хосе и весь их профсоюз, но они все, к сожалению, никогда не поднимутся выше ремесленников. У них золотые руки и ясные глаза. Это так. Но своими руками они движут сами. Да, они в состоянии сделать все, что в человеческих силах. Но только в человеческих. Человек слаб. А моими руками движет сама природа, понимаешь? Силы востока и запада, севера и юга, земли и неба, моря и леса пришли однажды мне на помощь, и с тех пор помогают всегда. А может быть, наоборот, это я им помогаю. Ведь дело не в машине, нет… Когда-то на земле не было машин. И такие, как я строили дома, ковали лошадей, поднимали паруса… И знаешь, что с ними делали в Европе, Америке, да и здесь, в Вест-Индии?.. Не знаешь?
– Нет, – искренне сказал Сергей, призывая на помощь все свои познания в испанском, чтобы не потерять нить рассуждений мастера.
– Их сжигали на кострах, – сказал Хоакин. – Но чаще просто бросали в тюрьмы, где по-тихому расправлялись.
Он отвернулся к автомобилю, провел загрубевшими руками по блестящей поверхности кузова… Сергей и Хосе молчали. Потом Норьега сказал:
– Мы уходим. Buenas noches.
Сергей тоже попрощался. Хоакин не ответил. Он оторвался от машины, добрался до верстака, нащупал бутылку с моторным маслом, открыл ее… Хосе подскочил, отобрал масло и вставил коллеге в руку другую бутылку – с ромом. Хоакин отрешенно задрал ее вверх дном, приложился к горлышку. Норьега легко толкнул Лихоманова: пошли.
Выходя на улицу, Сергей увидел Мартину: длинноволосая старуха сидела на крыльце и дремала. Видимо, была вдребезги пьяна: рядом валялась пустая бутылка с такой же этикеткой, что была наклеена на роме в гараже Хоакина.
– Не протянет он долго, – грустно покачал головой механик. – Не ровен час, напьется на самом деле какой-нибудь дряни… Хотя, наверное, ему уже и бензин повредить не может.
– Может быть, все не так уж плохо? – спросил Сергей, садясь в «Фольксваген».
– Ты же сам все видел, – сказал Хосе, запуская двигатель. – Он деградировал.
– Как человек – видимо, да. Это я вижу. Знаете, Хосе, у нас в стране тоже пьяниц полно. Я на них насмотрелся. Но бывает и так, что, человек стоять на ногах не может, а руки сами все делают… И хорошо делают, вот что интересно. Есть такая русская поговорка «мастерство не пропьешь».
– И надолго хватает этой хорошей работы? – спросил автомеханик. – А не было случаев, чтобы потом от этой работы пострадал заказчик? Или даже не заказчик, а просто случайный человек? Мастерство, может быть, и не пропьешь… Что-то другое можно потерять запросто.
– Еще хотел спросить, а эта Мартина – она кем Хоакину приходится?
Хосе пожал плечами, не отрывая взгляда от дороги.
– Никто не знает. Когда Хоакин начал… Словом, когда у него стало получаться то, к чему он стремился, у него дома произошел разлад. Думаешь, он всегда жил в трущобах Вилья-Брава? Нет, у него был неплохой дом недалеко, кстати, от моей мастерской. Сначала от него убежала собака. Потом перестали приходить подружки. Он потерял друзей, потому что с ним стало невозможно общаться. Какие-то мошенники почти задаром купили у него дом. Тогда и появилась эта женщина, а он уехал к ней в Вилья-Брава.
Сергей видел, что Норьеге не очень приятно рассказывать эту историю. Лихоманов действительно очень уважал своего мастера и был искренне благодарен ему за школу, но порой посещала его недобрая мыслишка – а не зависть ли свого рода движет механиками из «профсоюза», коль скоро они не в состоянии достичь такого высочайшего мастерства, какого достиг Хоакин?
Мелькнула и еще одна мысль – а не дурачат ли его, Сергея, эти кубинцы? Возможно, где-то в другом гараже уже стоял точно такой же «Крайслер», но в отличном состоянии, а на днях его перегнали в гараж к Хоакину на замену тому металлолому? Но какой смысл во всем этом?!
– Завтра я работаю у вас последний день, – сказал Сергей. – Хотел бы по русской традиции устроить, как это у нас называют, «отвальную». Да и обязан я вам. Не представляю, где еще я бы сумел такую науку пройти.
Хосе оживился.
– Да, помню, был такой разговор… Знаешь, сильно не шикуй. Весь профсоюз собирать не надо.
– Колдуна звать?
– Хуана? А что это ты про него вспомнил?