Янтарный ветер

Слова эти были произнесены стоящим человеком с какой-то злой иронией, не предвещающей ничего хорошего. Затем последовало продолжение:

– Роли поменялись, теперь я для тебя и Бог, и чёрт, и судья, и палач! Ты не переживай, убивать тебя пока нет смысла, я думаю, что ты мне очень пригодишься в будущем. Контузия у тебя сильная, похоже, но думаю, что должен вскоре оклематься. А так, пару рёбер, наверное, сломано, судя по большому синяку на груди, и ещё кое-какие порезы от стекла и веток на лице и руках, но кровотечение я остановил. Дело времени, поправишься. По-моему, руки и ноги не поломаны и голова целая. А вообще, ты в рубашке родился. Твоего водителя на куски разорвало. Да и машина ваша – груда железа. Не пойму, как тебя Бог миловал, но я тебя нашёл метрах в десяти от взорванной машины. Скорее всего, во время взрыва тебя взрывной волной из неё выкинуло. Стало быть, кто-то на небе посчитал, что рано тебе в могилу, поживёшь ещё, но это уже как я решу. По совести, конечно, тебя надо было в расход пустить за всё то, что ты и такие, как ты, сделали, но я солдат и раненых не убиваю. К тому же вопросов у меня к тебе достаточно, да и скучно одному в лесу, будет с кем поговорить. Да, кстати, если вдруг решишь сбежать, не советую! Без меня далеко уйти не получится. С одной стороны топкое болото и озеро прикрывают подход со стороны моря. А с лесной стороны я все подходы заминировал, времени вполне хватало. Так что ни ты, ни какие другие нежданные гости на машинах ближе, чем на километр, не пожалуют.

Акцент был не очень сильным, но произношение русских слов с чёткими окончаниями и некоторыми паузами выдавало, что язык был не родной и заставлял говорящего слова эти вынужденно подбирать. Впрочем, словарный багаж был у него довольно богатый и правильный, паузы не длинные и не вымученные.

– Что помнишь-то? Как звать, как в моём лесу оказался? – произнёс хозяин уже более нейтральным голосом, без злости и иронии.

– Не особо помню, так… Отрывки какие-то, – осторожно ответил Александр, не зная пока, как реагировать на сказанное ему.

– Ну что ж, вспоминай, вспоминай. Мне очень надо, чтоб ты всё вспомнил. Вообще, это обычное дело после контузии – временная потеря памяти. Со мной тоже такое было. И память потерял, и рвало два дня нещадно, но ничего, отошёл, восстановился.

Хозяин избы отвернулся от Александра, подошёл к печке и налил в выпитую кружку горячей жидкости из чайника. Затем опять сделал два шага к Александру и протянул ему напиток.

– Это отвар из хвои и валерьяновых корней – в этих условиях лучшее средство для восстановления от контузии. Не обожгись, пей маленькими глотками. Невкусно, конечно, но пить надо!

Алюминиевая кружка была поднесена к руке Александра. Тот осторожно попытался её взять, это получилось. Ручка кружки была горячей и обжигала немного, но по сравнению с грудной болью при движении рукой это было терпимо и несильно беспокоило Александра. Он сделал глоток. Напиток на самом деле на вкус был отвратительным – горьким и одновременно пряным каким-то. К нему надо было привыкнуть, и после первого пробного глотка он начал понемногу пить этот горячий настой.

Хозяин избы терпеливо ждал и наблюдал. Когда кружка была выпита, он забрал её из руки Александра и протянул ему какой-то светло-коричневый брикет. – Держи галету! Попробуй поесть немного. Ты со вчерашнего дня не ел. Всю ночь без сознания лежал, хорошо хоть сегодня глаза открыл.

Галета была пресной, безвкусной, немного пахла плесенью. Александр жевал её без особого желания, но отвращения к еде не было, галета медленно была съедена. Это заметил хозяин избы и произнёс:

– Вижу, что рвоты нет, а значит, пойдёшь на поправку. Сейчас тебе только покой нужен. Постарайся меньше шевелиться, скажи, если захочешь по нужде, я тебе ведро помойное под кровать поставил. Помогу подняться, если сам не сможешь.

Последние слова Александр слышал уже неотчётливо. В комнате заметно стало теплее от горящих и потрескивающих в печи дров. Это ласковое тепло разморило его. После выпитого отвара и съеденной галеты как будто по щелчку выключателя его накрыл сон – безмятежный и глубокий. Он спал, видя во сне и опять вспоминая картинки из своего детства, к которым добавлялись и некоторые эпизоды из его дальнейшей жизни.

Глава 2

Продолжение протокола допроса офицера Истребительного соединения войск СС оберштурмфюрера СС Карлиса Бауманиса. 1945 год, март месяц, 18-й день

ВОПРОС: расскажите, как и когда вы вступили в полицейский батальон?

ОТВЕТ: по радио я каждый день слышал призывы вступать в добровольческие латышские полицейские батальоны, где обещалось, что ты будешь сыт, одет, обут. Никто не говорил про необходимость участвовать в расстрелах или карательных акциях. Объяснялось, что полицейские батальоны необходимы для поддержания порядка и помощи германской армии в борьбе с большевиками. Говорилось также, что национальные полицейские батальоны помогут в восстановлении независимости Латвии после победы германского рейха над Советской Россией.

В итоге, в основном из-за безысходности, я покинул хутор и в конце февраля 1942 года добрался до Либавы (Лиепаи), где и записался добровольцем в недавно созданный 21-й Лиепайский шуцманшафт[5 - Шутцманша?фт (нем. Schutzmannschaft), сокр. шу?ма (нем. Schuma), от шу?цман (нем. Schutzmann) – сотрудник охранной полиции в Германии до 1945 года. Особые охранные подразделения, сформированные и включённые первоначально в состав вспомогательной полиции Третьего рейха на оккупированных территориях в годы Второй мировой войны. Карательные батальоны, действовавшие под непосредственным командованием немцев и вместе с другими немецкими частями. Как правило, формировались из местного населения и военнопленных. Позднее на базе отдельных батальонов были сформированы части Ваффен СС.] батальон…

ВОПРОС: расскажите о формировании и деятельности 21-го Лиепайского полицейского батальона, особенно о военных преступлениях данного батальона и вашей службе в нём.

ОТВЕТ: подробности о деятельности батальона мне достоверно известны только со времени моего вступления в него, в последних числах февраля 1942 года. За время моей службы в батальоне я, конечно, слышал от ветеранов батальона об осенних акциях 1941 года и расстрелах большевиков и евреев в Лиепае, в том числе о массовом расстреле в Шкедских дюнах, которые проводились айнзатцгруппой[6 - Айнзацгруппы полиции безопасности и СД (нем. Einsatzgruppen der Sicherheitspolizei und des SD, сокр. EGr, рус. «целевые группы», «группы развёртывания») – военизированные эскадроны смерти нацистской Германии, осуществлявшие массовые убийства гражданских лиц на оккупированных ею территориях стран Европы и СССР.], из которой впоследствии был сформирован 21-й Лиепайский полицейский батальон.

Но с первого дня моего зачисления в батальон до отправки на Восточный фронт и затем до переформирования батальона во 2-ю латышскую добровольческую бригаду войск СС ни я, ни кто-либо из вновь прибывших служащих батальона, насколько мне известно, участия в убийствах гражданского населения не принимали, в отличие, например от 24-го Лиепайского батальона, который был переброшен в Белоруссию и воевал с партизанами, проводя карательные акции и массовые расстрелы. Это мне стало известно позже, по рассказам бойцов 24-го батальона, часть которого также была позднее переформирована во 2-ю латышскую добровольческую бригаду войск СС. Некоторые из этих бойцов были награждены за карательные акции во время проведения крупномасштабной антипартизанской операции «Зимнее волшебство»[7 - Операция «Зимнее волшебство» (нем. Operation Winterzauber) – карательная антипартизанская операция, проведённая латышскими полицейскими батальонами при поддержке СД, литовского и украинского полицейских батальонов в период с 15 февраля до начала апреля 1943 года в треугольнике Себеж – Освея – Полоцк на севере Белоруссии и в Себежском районе Псковской области. Сама постановка задачи предполагала массовое уничтожение находившихся в зоне операции деревень и значительной части местных жителей. Это осознавали как руководители операции, так и её исполнители. «Все русские и белорусские деревни на границе с Латвией, которые в первую очередь образуют опорные пункты для нападений со стороны бандитов, следует полностью сжечь», – указывалось в приказе № 363 командирам групп Шредеру и Кнехту. В советских источниках количество погибших во время «Зимнего волшебства» мирных жителей составляет не менее 10–12 тысяч человек.] на территории Белоруссии…

ВОПРОС: не отвлекайтесь, пожалуйста, на рассказ о 24-м полицейском батальоне, известном вам с чужих слов, а опишите подробности формирования и вооружения 21-го Лиепайского полицейского батальона, куда вы лично и добровольно вступили, а также деятельности батальона на территории Латвии?

ОТВЕТ: 21-й Лиепайский полицейский батальон был сформирован подполковником Теодорсом Рутулисом в конце февраля 1942 года из добровольцев Курземского края Латвии. Батальон состоял из трёх рот. Я был зачислен во вторую роту под командованием капитан-лейтенанта Знотена. Обмундированы мы были в униформу из старых запасов латвийской армии и чешскими шлемами с немецкой полицейской маркировкой, вооружены – русскими винтовками Мосина.

Насколько я помню, весь 21-й батальон состоял из 18 офицеров и около 450 солдат. Чуть позднее к батальону были прикомандированы также около 80 инструкторов, в основном из числа немецкой полиции, вооружённых русскими и французскими пулемётами и немецкими автоматическими винтовками.

Со времени моего вступления в батальон до марта 1942 года я с другими добровольцами проходили обучение военному делу и строевой подготовке под руководством немецких инструкторов. Нас обучали стрельбе, боевой подготовке, минному делу. Ежедневно проходили также уроки политической подготовки, где рассказывалось о последних указах фюрера, победе германского оружия, событиях на восточном фронте, зверствах большевиков. Кстати, на одном из уроков политической подготовки мне было сообщено о гибели моих сестёр и бабушки в пересыльных вагонах по дороге в Сибирь. Эта информация была получена военной полицией от наших бывших соседей из города Крустпилс, которую им якобы сообщили органы НКВД ещё до войны. Эта горькая весть, как и расстрел отца органами НКВД перед войной, а также та информация, которую я получал во время уроков политической подготовки, окончательно убедили меня в ненависти к большевикам, советскому строю и России в целом. Именно тогда сформировалось моё мировоззрение – надежда на свободную и независимую Латвию в составе третьего рейха с помощью германского оружия.

Поскольку я был в отличной физической форме благодаря предвоенным занятиям спортом, а также из-за моего хорошего знания немецкого языка я был лично отмечен Фридрихом Еккельном[8 - Фридрих Еккельн (нем. FriedrichJeckeln) – немецкий военный деятель и военный преступник. Обергруппенфюрер СС и генерал полиции Третьего рейха на оккупированной территории СССР во время Второй мировой войны. Руководил широкомасштабным уничтожением евреев в Прибалтике, Белоруссии и на Украине. Дата рождения – 2 февраля 1895.2 мая 1945 года в Берлине взят в плен советскими войсками. На судебном процессе в Риге за военные преступления Ф. Еккельн был приговорён военным трибуналом Прибалтийского военного округа к смертной казни и 3 февраля 1946 года публично повешен в Риге.], верховным руководителем СС и полицией Остланда, который прибыл на инспекцию батальона в середине марта 1942 года. По его личному указанию мне было присвоено звание унтер-офицера, и я был назначен инструктором 2-й роты батальона по физической подготовке…

День 2-й

9 сентября 1945 года

Эпизоды сна были не связанными, картины менялись одна на другую, подчиняясь только какой-то необъяснимой общей фабуле, построенной подсознанием Александра. Вот он с одноклассниками покупает горячие бублики у уличной торговки с плетёной корзиной на животе. Одноклассники смеются, что-то рассказывают наперебой. Мимо идут прохожие, нарядные и счастливые. Красные флаги на столбах еле колышутся тёплым ветром. Из репродуктора громко играет какой-то марш. Праздничный, солнечный, ласковый день безмятежного конца мая, наполненный детским весельем и ожиданием больших летних каникул…

Вот он, уже подросший, повзрослевший, получает аттестат зрелости на школьной линейке, в окружении своих одноклассников. Благоухающий запах сирени вокруг. Лицо матери, доброе и ласковое. Мать стоит вместе с другими радостными родителями на школьном дворе. Александр, гордый хорошими оценками аттестата, смотрит на улыбающуюся мать и ощущает безмерное счастье, наполненное ощущением светлого будущего молодого парня, у которого вся жизнь впереди…

Вот он в форме курсанта военно-юридической академии, подтянутый и стройный, идёт с какой-то девушкой по бетонной дорожке летнего зелёного парка. Девушка с мороженым в одной руке что-то весело говорит ему, он отвечает. Он видит восхищённые взгляды стайки встречных девчонок-старшеклассниц, и эти взгляды нравятся ему и вызывают ощущение гордости будущего командира Красной Армии.

Весь сон был цветным, безмятежным и состоял только из позитивных моментов – никакой грусти, никакой тревоги, никакой войны.

Сон его был прерван звоном металлической посуды. Как ни старался Александр хоть ненадолго продлить эти мгновения то ли сна, то ли добрых воспоминаний, это ему не удалось. Он окончательно проснулся. Голова почти не болела, да и общее самочувствие несколько улучшилось. Он попробовал широко вздохнуть, но это не совсем ему удалось, терпимая боль в груди ещё оставалась.

В избе было по-утреннему свежо, но не холодно благодаря недавно затопленной печке. Единственное окно запотело, и капельки воды прочертили его сверху, остановившись на смоляной замазке в нижней части. Сквозь окно внутрь избы пыталось проникнуть яркое утреннее солнце бабьего лета, обычного в этих краях в середине сентября.

Хозяин избы, одетый в шерстяной свитер, по-видимому, что-то готовил у стола, мешая алюминиевой ложкой в котелке. К привычным уже запахам добавился запах пряной тушенки.

Благодаря этому запаху Александр почувствовал, что был явно голоден. Он помнил о единственной галете, съеденной вчера, но время, когда он полноценно поел в последний раз, так в памяти пока не восстановилось.

Александр попробовал в мыслях проанализировать ход последних событий. Частично ему это удалось. Память явно понемногу возвращалась. Возвращалась она пока разрозненными эпизодами, без чётких очертаний, обрываясь на последних событиях, произошедших с ним, но отчётливо наполненная событиями вчерашними.

Александр попробовал сначала пошевелиться и затем сесть на кровати, опустив ноги на дощатый пол. С трудом, но он сделал это, хотя сломанные, по-видимому, рёбра резкой болью отозвались в груди. Немного закружилась голова, но терпимо, он схватился рукой за почерневшие железные витые прутья подголовника его кровати, чтобы не потерять равновесия. Старая кровать заскрипела, и это услышал хозяин избы. Он довольно резко обернулся, понаблюдав за Александром некоторое время, и сказал довольно приветливым тоном:

– Проснулся? Вижу, вижу, на поправку быстро идёшь. Вообще, по себе знаю – в военное время люди быстро восстанавливаются и после ранений, и после контузий. От чего доктора в мирное время неделю лечат, на войне за день заживало. А уж всяких там простуд и ангин так и вовсе никто не замечал. А может, Господь и специально не насылал на войне такие хвори, потому что и так хватало смертей и ранений. Я вот до войны очень часто с ангиной маялся, а за последние четыре года забыл о ней напрочь.

Хозяин избы явно хотел выговориться, как человек, давно находящийся в одиночестве. В тоне его отсутствовала вчерашняя злая ирония. Нет, конечно, дружеского, тёплого тона в словах тоже не было, но было очевидно, что человек приглашал к диалогу.

– Да проснулся вот. Вроде мне получше, по крайней мере, получше, чем вчера, – ответил Александр, давая понять, что диалог возможен в меру его сегодняшнего положения.

– Ну, тогда доброе утро! Сейчас есть будем. Наверняка ты проголодался. А если аппетит вернулся, значит, точно поправишься. Есть-то хочешь?

Хозяин сказал быстро, явно обрадовавшись, что Александр разговор поддерживает.

– Хочу! А ещё больше хочу, чтобы ты рассказал подробности, как я тут оказался и где мы? Пелена какая-то в голове, последних событий совсем не помню.

– Успеется, время есть. Ты сейчас поешь и опять ложись. Надо тебе отлежаться. Порезы и ссадины я тебе шнапсом и хвойным отваром промыл. Руки перебинтовал и грудь туго обтянул, чтобы рёбра восстановились. Крови изо рта не было, значит, лёгкие и внутренности не повреждены, а остальное – чепуха, оклемаешься.

После этих слов хозяина избы Александр понял, что так сильно стягивает его грудь, – это широкая, с неровными краями полоса брезента, по-видимому, сделанная из распоротого вещь-мешка не первой свежести, в несколько слоёв обёрнутая вокруг груди и не дающая широко вздохнуть.

Хозяин продолжил, подав при этом Александру ложку и тарелку с едой, из которой шёл пар:

– На, держи. Пища богов – картошка с тушёнкой! И осторожно, не обожгись. Только с печи снял.

Александр взял тарелку и ложку. Нестерпимо вкусный запах этой «пищи богов» окружил голодного парня, и он принялся жадно есть несмотря на то, что содержимое тарелки было очень горячим и немного отдавало горечью старой, проросшей картошки.

Хозяин избы также, только медленно принялся есть из своей тарелки, сидя на деревянном стуле за столом, вполоборота к Александру, и одновременно наблюдая за ним.