Ночное время тянулось медленно. Женя так и не смогла толком заснуть. Чутко прислушивалась к любому шороху за дверью и зачем-то подносила к глазам молчащий телефон. Включала телевизор. Отчужденно смотрела и затем выключала его. Как назло, она всё время попадала на новостные криминальные каналы, рассказывающие о различных преступлениях. В ее голове возникали кровавые картинки о страшной участи Павлика, то попавшего в ДТП, то случайно оказавшегося на месте перестрелки бандитов, то угодившего еще во что-то не менее ужасное. Пыталась отогнать эти идиотские мысли, чувствуя себя полной дурой, виноватой за судьбу племянника. Так и промучилась до утра, почти не сомкнув глаз.
Рано утром она опять была на пороге соседа. Георгий заставил ее позавтракать у себя, положив в тарелку Жени горячую яичницу с беконом и налив ей кружку своего чудесного чая.
Кусок в горло не лез, и Женя, наскоро выпив душистый напиток, нетерпеливо сказала:
– Может, все-таки в полицию сходим, а потом уж столоваться будем?
Сосед рассудительно объяснил:
– Женя, спешка бесполезна! Насколько я знаю, полиция принимает заявление после трех дней пропажи человека. Скорее всего, они нас пошлют к черту. Поэтому давай завтракай! Тебе сейчас силы нужны. А даст Бог, твой племяш приползет домой, как кот помойный после ночных гулянок!
Он взглянул на Женю и заботливо спросил:
– Тебе ж на работу сегодня! Как ты выдюжишь? Не спала же совсем. Видно по тебе!
– Я, Георгий, позвонила в поликлинику и взяла отгулы на три дня. Побурчали, но согласились. Объяснила, что по семейным обстоятельствам.
Слова соседа подействовали, и Женя принялась за яичницу, прислушиваясь, не хлопнет ли дверь в ее квартиру.
Георгий уговорил Женю подождать хотя бы часов до восьми утра в надежде, что Пашка-подлец все-таки вернется домой после ночной гулянки.
Но племянник не пришел ни к семи, ни к восьми. Телефон его по-прежнему молчал, и последние остатки надежды на благополучный исход растаяли в душе Жени окончательно.
Георгий тоже уже осознал, что дело неладно. Он старался, конечно, не показывать Жене свое волнение, но понимал, что с Пашкой случилось что-то нехорошее.
Сосед видел, насколько растеряна и обеспокоена Женя. Поэтому взял на себя руководство по поиску ее племянника. Он предложил ей сначала съездить в институт, а уж потом обратиться в полицию.
Так они и сделали. Перед тем как отправиться в дорогу, Женя по настоянию соседа написала Паше записку и оставила на видном месте в прихожей своей квартиры.
Всю дорогу до учебного заведения они молчали. Каждый оставался один на один со своими мыслями и дурными предчувствиями, но оба отчаянно надеялись, что хоть кто-то из однокурсников может что-то знать о пропаже Павла Никонова.
Поездка Жени и Георгия в институт оказалась совершенно бесполезной. Студенты ничего не знали о своем однокурснике. Мало того, большинство из них даже не сразу поняли, о ком идет речь. По всему выходило, что Паша был им совсем неинтересен и практически ими не замечался.
Ко всему прочему, пара однокурсников-очкариков, по-видимому, таких же изгоев на курсе, как и Паша, поддерживающих с ним более-менее приятельские отношения, усилили волнение его тетки и соседа. Они пояснили, что Паши не было на лекциях и вчера.
Это известие окончательно сломило Женю. Она, с глазами на мокром месте, винила себя во всех бедах племянника и растерянно ждала толкового совета от Георгия всю обратную дорогу до районного отделения полиции. Но чем он мог ей помочь в этой ситуации? Абсолютно ничем! Оставалось только уповать на содействие сотрудников внутренних дел.
В районном отделении МВД к ним отнеслись с пониманием и даже внимательно выслушали, записав все Пашкины данные. Но Георгий оказался прав, предполагая, что заявление о пропаже человека у них не возьмут. Дежурный капитан, несмотря на слезы и мольбы Жени, вежливо, но сухо пояснил:
– Гражданка, не плачьте! Таков закон! Приходите с заявлением через двое суток. Тогда уж официально дадим ход делу.
На прощание он постарался успокоить Женю, высунувшись из амбразуры окошка дежурной и сказав ей более мягким тоном:
– Вы не расстраивайтесь! По опыту знаю, малолетние бродяги возвращаются домой в первые два дня после ухода из дома. Ждите и надейтесь!
Что еще ей оставалось делать? Ждать, ждать и переживать! Каким бы пустым и никчемным ни казался ее Павлик посторонним людям, все-таки он был таким близким, любимым и беззащитным для нее, его родной тетки!
Глава 6
В любой стае есть вожак. В волчьей, львиной, шакальей. Вожак ведет остальных, принимает окончательное решение, защищает, если надо. Само собой, вожаку перепадают лучшие куски дичи, лучшее укрытие для отдыха, лучшие самки. Но стоит ему постареть или ослабнуть, как его место занимает более молодой и сильный. Подчас в споре с крепким юным соперником старый вожак гибнет.
Так происходит у животных. А вот в человеческой преступной стае, на первый взгляд, не сильно отличающейся по повадкам от хищной, есть, несомненно, своя особенность. Молодой, полный сил претендент практически не в силах скинуть с трона пожилого, слабого физически вожака, если тот сам искусно создал эту стаю. Если построил всю пирамиду и четко очертил все иерархические границы. Если, несмотря на свой возраст, продолжает обладать чудовищной хитростью, острым умом и чертовской проницательностью. Если у него есть огромные деньги, обширные связи и десятки, а то и сотни помощников, готовых уничтожить любого претендента на трон по первому требованию вожака.
Михаил Альбертович Банников, по кличке Рапира, всё это прекрасно понимал. Он, крепкий тридцатилетний мужчина, работал у пожилого Салтана уже давно и знал, насколько тот может быть опасен и мстителен, захоти Миша откусить хотя бы маленький кусочек от хозяйского пирога.
Сергей Борисович держал Мишу на коротком поводке. Внешне, казалось бы, отличающий Рапиру от других и позволяющий ему больше, чем остальным, тем не менее подачками не баловал.
Нет, конечно, у Миши было всё, о чем не мог и мечтать среднестатистический житель страны. И высокооплачиваемая работа у Салтана, и хорошая трехкомнатная квартира в Москве, и новенький мерседес, и даже счет в банке с пятью нулями в валюте. Но вот чего у него не было, так это по-настоящему больших денег для ведения больших дел! А главное, Миша отлично знал, что продуманный и завистливый хозяин никогда не предоставит ему возможности заработать себе солидный капитал, не отсыпав большую часть в салтановские закрома.
Сказать по правде, Миша умел и знал, как заработать такие деньги. Только вот делал он это под неусыпным контролем Салтана, получая лишь жалкие крохи со стола хозяина, как сам считал.
Сергей Борисович Салтыков был довольно жаден в отношении благодарности своему помощнику по особым делам. Он хотя и дарил Мише достаточно дорогие подарки, но высокими гонорарами не жаловал. А уж о том, чтобы отпустить того в свободное плавание, вообще не могло быть и речи!
Понимал Миша: только он заикнется об этом – и автоавария с трагическим исходом ему обеспечена! Хозяин выберет такой «гуманный» исход, только если будет в хорошем расположении духа. А уж если в плохом… Миша и представлять не хотел!..
Больно уж много адъютант знал о больших и маленьких делах хозяина. А посему амбициозный и честолюбивый Михаил Банников обязан был вкалывать на Салтана до скончания века. Или до того времени, пока Сергей Борисович не решит окончательно отойти от дел. Но Миша, хорошо изучивший Салтана за несколько лет, не верил в реальность этого.
Но сейчас – только сейчас! – какое-то подобие света забрезжило в конце тоннеля: сопляк-заложник, единственный сын французского миллиардера, надежно спрятанный в здании одного из частных охранных предприятий, принадлежащих Салтану. Миша пока не очень отчетливо, но понимал, что у него появился шанс. Или – контур шанса, дающего ему возможность отхватить куш в обход хозяина. Да, с большим риском и угрозой расправы, но все-таки шанс!
У него было время поразмышлять о смертельной опасности предстоящего шага по дороге от салтановского имения до въезда в столицу. Риск был, несомненно, высок, и итог мог закончиться плачевно для Миши. В случае если дело провалится и он не успеет вовремя и надежно скрыться, за его жизнь никто и гроша ломаного не даст. Длинные руки были у жестокого и мстительного Салтана. Но всё равно это был шанс! Шанс заработать стартовый капитал и наконец-то начать свое дело, чему Салтан всегда противился. Понимал же Миша, что никогда хозяин не отпустит его по собственному желанию.
Полдень в Москве, куда он приехал на своей машине, был ясным и теплым. Солнце всю дорогу слепило глаза, и Миша не снимал стильных каплевидных очков Ray-Ban с темно-зелеными стеклами в золотой оправе.
Он, заехав на своем мерседесе в тихий, закрытый шлагбаумом дворик, примыкающий к двухэтажному зданию с табличкой «Частное охранное предприятие «САМУМ», припарковался и вышел из автомобиля. Нажал на кнопку видеозвонка, расположенную слева от серой стальной двери, и немного подождал, пока его изучат и впустят внутрь.
Здесь его хорошо знали и лишних вопросов не задавали. Один из сотрудников, одетый в черную униформу и встретивший его, приветливо махнул рукой и доложил сразу, как только за Мишей закрылась дверь:
– Здравия желаю, Михаил Альбертович! Клиент еще спит, как сурок. Пока признаков бодрствования не подавал. Но всё под контролем! Петрович наблюдает за ним.
По выправке и стилю речи в охраннике угадывался бывший военный. А Петрович, про которого он упомянул, был раньше военным врачом, уволенным из армии за какие-то темные делишки с наркосодержащими лекарствами. Всё это Миша прекрасно знал и, услышав от сотрудника доклад, бросил на ходу:
– Ну и ладно! Это хорошо, что Петрович следит за его здоровьем. Я буду в кабинете. Когда щенок очнется, приведите его в чувства и дайте мне знать.
Миша поднялся по лестнице на второй этаж и прошел по коридору до дверей кабинета. По пути ему никто не встретился. Кругом стояла обманчивая тишина, как в больнице в неприемное время. Но Миша знал, что каждый его шаг просматривается многочисленными видеокамерами, установленными внутри здания.
Он вошел в скромно обставленный кабинет. Стол, шкаф, пара потертых кожаных кресел и такой же выцветший длинный диван, приставленный к стене, отделанной бежевым пластиком.
Жалюзи были опущены, и солнечный свет еле проникал в кабинет через единственное зарешеченное окно. Это вполне устраивало Мишу, и он, сняв твидовый пиджак и лакированные туфли, растянулся на диване. Собирался было обдумать нюансы предстоящего разговора с заложником, но дорожная усталость взяла свое. Миша-Рапира уснул неглубоким дневным сном, в котором не было никаких сновидений.
Разбудил его Петрович, сухой и невысокий мужчина средних лет в очках, одетый в черные брюки от униформы и белую рубашку, застегнутую на все пуговицы под самое горло.
– Михаил Альбертович, вы просили уведомить вас, когда пацан в себя придет. Он пополдничал крепким чаем с шоколадом и сейчас вполне готов к разговору.
Голос у штатного лекаря был вкрадчивым и деловым, как у больничного главврача, сообщающего родственникам, что пациент пошел на поправку.
Миша медленно приподнялся и сел на диване. Расправил руки и сладко потянулся. Взглянул на свои швейцарские часы и увидел, что уже четыре часа пополудни. Три часа, которые он проспал в кабинете, пришлись очень кстати, и Миша чувствовал себя полностью отдохнувшим.