Ничего cвятого

Глава Святой Инквизиции и маршал Ордена переглянулись. Последний едва заметно кивнул.

– Хорошо. – кардинал Феррони махнул рукой. – Иди. Только… – он многозначительно поднял брови. – надеюсь ты сделаешь все, чтобы оправдать наше доверие…

Пабло скрипнул зубами, но сдержал внутренний порыв послать начальника по известному адресу. Не сейчас. Позже, когда наступит подходящий момент, он припомнит кардиналу. Это надо же, его Пабло Красса подозревать в слабости – его, кто сделал больше для Церкви в общем, и Конгрегации в частности, чем все инквизиторы вместе собранные. Ну ничего, справедливость такая штука – частенько ей нужно дать хорошего пинка, чтобы она восторжествовала. И, он даст.

Пабло поднес ладонь к электронному считывателю и спустя несколько секунд, после того как экран загорелся зеленным, а внутри механизма раздался тихий щелчок, потянул металлическую дверь на себя.

Заключенная, до того глядящая на противоположную стену, повернулась на звук. Ее губы расплылись в довольной улыбке.

– Пабло… – все тот же мягкий, обволакивающий голос. Раньше от него бежали мурашки по спине, а сердце в разы увеличивало обороты. Раньше. Но не сейчас. Во всяком случае, хотелось в это верить.

Ничего не ответив на приветствие Анжелины, Пабло прошел к стулу, положил на поверхность стола небольшой диктофон, и нажал кнопку записи.

– Допрос номер один, от (дата). Допрос ведет инквизитор первого ранга с особыми полномочиями, Пабло Красс. – он посмотрел на заключенную. – Представьтесь, пожалуйста.

Анжелина вновь улыбнулась, на этот раз с вызовом, и звякнув наручниками, тряхнула головой.

– Заключенная отказывается назвать свое имя и фамилию. По данным Конгрегации перед Инквизитором на данный момент находится Анжелина Себастьян Кустас. Дата рождения: (дата), город Краков. – Пабло оторвал взгляд от записывающего устройства и впервые посмотрел на Анжелину. – Где и когда произошел твой первый контакт с адептами террористической секты «Дети Виноградаря»?

Анжелина покачала головой, но отвечать не стала.

Пабло откинулся на спинку стула, пристальным взглядом изучая обвиняемую. Обычно преступники делятся на три категории: одни едва ли не теряют сознание при первом появлении инквизитора – с такими работать очень просто, у них в голове уже сложившаяся картина пыток, костра и прочего, и инстинкт самозащиты подсказывает как нужно себя вести; другие напротив, пытаются показать свою храбрость, презрение, стойкость и зачастую проявляют агрессию, как способ самозащиты, на деле же прикрывая тем самым все тот же страх и трепет – с такими очень часто приходится переходить в комнату дознания и на практике применять устройства, имеющие свойства развязывать языки; третьи, наиболее хитрые, делают вид, что во всем хотят сотрудничать, ничего не скрывают, и вообще самые добропорядочные граждане империи из всех существующих – тут, пятьдесят на пятьдесят, иногда дело ограничивается словесным допросом, иногда приходится прибегать к чуть более болезненным методам. Анжелина же не подходила ни к одному из типажей. Не плескался в ее голубых глазах страх, не было в ее лице упертой решимости запираться до конца, как и попытки вызвать к себе доверие, или жалость…

Нет.

Тут другое… Совсем другое…

Пабло нахмурил брови, встретившись с открытым взглядом обвиняемой. Что-то в нем было такое… Что-то ненормальное… Что-то незнакомое… Что-то неестественное для нынешней ситуации…

Уверенность?

Да, наверное.

Казалось, ее нисколько не беспокоит положение заключенной, и предстоящий процесс. Вместе с тем, Анжелина нисколько не походила на фанатичку, готовую сгореть на костре ради идеи. Нет. Такая как она на костер собирается в последнюю очередь…

Да и еще…

Насмешка!

Да! Во взгляде Анжелины читалась явственная насмешка, подкрепленная той самой уверенностью, точно она владела какой-то информацией, дающей ей явное превосходство даже в таком, казалось бы, безнадежном положении.

Очень интересно.

Что ж, ладно, – Пабло провел ладонью по волосам. – придется поднапрячься. И не таких видели… Все равно каждый рано или поздно ломается. А те немногие, которые продолжали упорствовать отправлялись на прожарку. Причем, на медленном огне. В любом случае, финал незавидный. Так что, усмешка пройдет. Как и уверенность.

– Тебе известен такой персонаж, как Иуда Искариот?

Молчание. Губы плотно сжаты, взгляд устремлен куда-то поверх него.

Ладно.

– Иуда Искариот. – повторил Пабло, добавляя солидную порцию металла в голос. – Один из двенадцати апостолов. Ради чего он предал нашего Спасителя? – инквизитор презрительно скривил губы. – Ради четырехмесячной заработной платы? – он подался вперед. – Интересно, а ради чего ты предала Христа?

Этот выпад не прошел мимо. Пабло с удовлетворением отметил, к Анжелина вздрогнула. И хотя, уже через мгновение на губах заиграла все та же усмешка, глаза остались серьезными. Вопрос в точку, что называется. В болевую точку. Хорошо. Теперь осталось только развить первый успех.

– Ты родилась в католической семье, с детства вечером с родителями молилась Розарий, а по воскресеньям регулярно присутствовала на Святой мессе. В семь лет приступила к первому причастию, участвовала в волонтерских программах и помогала ордену Францисканцев в помощи бедным. Далее, к 19 годам с отличием закончила Парижский университет по нестандартной для женского пола специализации, теология. Какое-то время ты занималась с молодежью и руководила процессом катехизации для иноверцев в приходе. К чему я веду? – Пабло подался вперед, положив руки на стол и прямо смотря в глаза обвиняемой. – Ты прекрасно знаешь учение Церкви, знаешь Ее роль в спасении душ, понимаешь какое колоссальное значение имеют Таинства, и тем не менее примкнула к еретикам, чьи действия губят как тела верных, так и их души! – Пабло ощутил, как голос задрожал, и дело было совсем не в актерской игре. Его и правда охватила едва сдерживаемая ярость. Нет, ему определенно не понять: как, зная все спасительные истины можно вот так взять и все растоптать? Даже у Иуды могло найтись оправдание – далеко не факт, что, предавая Спасителя, ученик понимал Кого именно предает. Скорее даже, не знал. Анжелина же прекрасно знает. И, все равно предает.

Так ладно, спокойно.

Пабло скосил глаза в сторону зеркальной стены. За ним наблюдали, потому нужно держать себя в руках. Впрочем, это совсем не означало необходимость сдерживания эмоций.

– Помнишь, что говорит Толедский собор о вероотступниках? – Анжелина никак не отреагировала, лишь слегка вздохнула, точно подавала сигнал, как ее утомила беседа. Пабло улыбнулся и продолжал самым доброжелательным голосом. – Уверен, прекрасно помнишь. И все же, я приведу тебе выдержку. Толедский Вселенский собор провозгласил следующее: «… те же, кто имел понимание об истине католического учения, знающие, что Вселенская Церковь основана Богом через Иисуса Христа, как необходимая для спасения, и все же отступили от нее (Церкви), хотя бы предали себя смерти за исповедание имени Христова, грех их не смоется и самой кровью». – Пабло вперил тяжелый взгляд в обвиняемую. – Ты ведь не жительница плантаций где-нибудь в глуши Американских поселений, где для спасения достаточно первичной веры в Христа, Святую Вселенскую Церковь и прощение грехов. И ты не родилась на территории мусульман, или государства других иноверцев, где несознательное искажение Истин, не играет столь значимой роли. Нет, – инквизитор покачал головой. – ты с детства впитывала веру, а затем приняла сознательное решение изучать теологию. Таким образом, определение Толедского собора, как раз о твоем случае. – Пабло замолчал, несколько секунд изучая стену позади вероотступницы, а затем заговорил гораздо мягче, так как общался с ней пять лет назад, когда сердце пылало от любви к этой женщине. – Анжелина… – она вздрогнула, скорее от неожиданности, чем от испуга. – Анжелина… Почему? Скажи мне, почему? Как? Как могло произойти подобное? Ради чего? Неужели ты не понимаешь, что ты натворила? Дьявол с ними, с «Детьми Виноградаря» … Речь даже не о них, не о твоей связи, и не о ваших бесовских планах… Я о другом. – Пабло указал пальцем вверх, а затем на Анжелину. – Я о твоей душе. Ты понимаешь, чем ты рискуешь? Скажи мне, почему? Может, тебя заставили? – он понизил голос, перейдя на еще более мягкий и доверительный тон. – Пожалуйста, Анжелина… Скажи мне… Если тебя заставили, если тебе угрожали, если тебя пытали, скажи мне. Дай мне надежду. Я хочу верить, что не все потеряно. Я хочу верить, что тебя можно спасти. Я хочу верить, что твоя душа еще не потеряна. Пожалуйста, поговори со мной…

Анжелина мотнула головой, поджав губы и закрыла глаза. Более, чем понятно – говорить она не собирается. Ладно, попробуем тогда по-другому.

– Зачем ты здесь? – Пабло вложил в голос максимальное из возможного количества резкости и металла. Он даже сам едва не вздрогнул.

Анжелина отшатнулась, уставившись на инквизитора непонимающим взглядом.

Пабло усмехнулся и покачал головой.

– Ты серьезно? Думаешь я, проведший более тысячи допросов поведусь на невинное выражение глаз? Обижаешь… Отвечай на вопрос: зачем ты здесь?

– Я? – Анжелина лишь во второй раз за время дознания подала голос, и Пабло ощутил, как екнуло сердце. Нет-нет… Иисус, защити меня… – Для допроса, я полагаю…

– Давай обойдемся без игр, ладно? – Пабло скривил губы в раздраженной гримасе. Главное, не показать, как его до сих пор волнует ее голос. Дьявол! – Ты прекрасно понимаешь в чем реальная суть вопроса!

Анжелина улыбнулась и мотнула головой.

– Нет, не знаю.

– Ладно. Хочешь поиграть – хорошо. Давай, я кое-что проясню. – инквизитор откинулся на спинку стула, закинув ногу на ногу. Не очень приличная поза, но да он сейчас не на приеме Папы. – Знаешь, какая первая мысль посетила меня, когда я узнал имя задержанной, то есть, твое имя? – Анжелина ничего не ответила, продолжая улыбаться. Но да он и не ожидал ответа. – Не совпадение. Эти два слова. Почему? Несколько дней назад ты засветилась в Кельне, в обществе психически неадекватного пастора Данте Пеллегрини и сексуального извращенца и педофила, Артуро Гати. Достойное общество, ничего не скажешь. И тут, вдруг, спустя короткое время ты попадаешь в наши руки, хотя практически пять лет о тебе не было никаких известий. Совпадение? Не думаю. – Пабло выдержал небольшую паузу, делая глоток воды из стоящей на краю стола бутылки. – Я несколько десятков раз пересматривал кадры нападения на конвой, и с самого начала меня не оставляло ощущение фальши, точно перед нами разыгрывают дешевый спектакль. – Инквизитор пристально наблюдал за обвиняемой, пытаясь рассмотреть хоть малейшую реакцию, хоть малейшее изменение. Ничего. Пустота. Либо хорошо играет свою роль, либо он ошибается. Пабло ставил на первое. – Что скажешь?

Анжелина неопределенно передернула плечами.

– Зачем мне это? Думаешь, мне надоело жить, и я решила так, от скуки, на потеху толпе превратиться в горящий факел?

Теперь пришла очередь Пабло передергивать плечами.

– Ты мне скажи.

– Невезение… Простое стечение обстоятельств, понимаешь? Хотя тот же Данте сказал бы, что таков Божественный план. – Анжелина улыбнулась. – Неужели ты перестал верить в чудеса, Пабло? Я тут, и… – она тряхнула руками, отчего цепи издали характерный металлический звон. – просто, благодарите пресвятую Деву Марию за столь прекрасный подарок для Инквизиции… Сожжете очередную еретичку во славу Божью, и все тут…

– Ерунда! – не сдерживаясь, Пабло ударил кулаком по стальной поверхности стола. – Ты и сама не веришь в то, что говоришь!

– Я…

– Молчать! – еще один удар по столу. Анжелина вздрогнула, но скорее от рефлекса. Во всяком случае, страха в ее глазах Пабло не заметил. – Произошедшее в тоннеле, как и твое последующее задержание не случайность. Я это знаю. Ты это знаешь. Повторю свой вопрос, и советую хорошенько подумать, прежде чем снова раскрывать свой лживый рот! Зачем ты здесь?