– Фамилия, имя, отчество, должность! – потребовал я у него.
– Так это… Астахов Иван Семёнович – старший милиционер, – забормотал он.
– Тогда слушай меня, страшный милиционер Астахов. Этот тип, который пытался угрожать мне ножом – билетный спекулянт. У него куча билетов, которых почему-то нет в кассе вокзала. Я вижу, что вы прекрасно знаете друг дружку. Так вот – сейчас ты у него реквизируешь все билеты и вернёшь в кассу для продажи простым гражданам. Кассирше пояснишь в максимально доступной и простой форме, что если она ещё хоть раз толкнёт билеты в таком количестве на сторону – то я её отправлю в такие края, где у неё сопли на лету замерзать будут. А этого урода, – я показал на спекулянта, – не знаю, что ты с ним сделаешь, но чтобы он ближайшую пару месяцев любовался на свободу через окна с решётками, а потом, чтобы духу его здесь не было. Приеду – проверю!
– Семёныч! – дёрнулся спекулянт.
– Милиционер Астахов – ты меня понял?
– насупился я. – Или мне с тобой до угрозыска прогуляться?
– Всё понятно, товарищ Быстров. Не надо уголовного розыска, сделаю. Как приказали.
– Погоди! – Я забрал пачку билетов из рук спекулянта. – Какие билеты в вагон первого класса?
– Эти – показал он.
– Не врёшь?
– Могу побожиться!
– Не надо. Государству за них уплачено?
Спекулянт кивнул.
– Сам в кассе покупал.
– Тогда беру их себе как моральную компенсацию, – заявил я. – А ты, Астахов, оформляй этого гражданина спекулянта, пока не натворил делов. И не забывай – как только вернусь из Петрограда, обязательно проверю!
Глава 5
Катю я застал там, где мы договаривались: она сидела за столиком привокзального буфета, перед ней стояла чашка кофе и вазочка с пирожными.
– Ну как? Купил билеты? – спросила она.
Я кивнул.
– Да. Едем в первом классе.
– Не знала, что уголовный розыск может позволить себе такую роскошь, – улыбнулась она.
– За всех не скажу, но, – я принюхался, кофе пах просто божественно, – лично я позволю себе также попить кофейку.
– Возьми себе и пирожное. Эклеры тут просто изумительны.
– Раз ты рекомендуешь – так и быть.
Кафе принадлежало нэпманам, ценник тут, конечно, кусался, но я решил хоть немного побаловать себя.
Если в целом к сладкому я был достаточно равнодушен, то эклеры с масляным кремом были моей маленькой слабостью. Правда, в моё время пальмового масла и пищевых добавок – большинство из них, мягко говоря, не дотягивало до вкуса пирожного моего счастливого советского детства.
Кто-то, конечно, скажет, что тогда и вода была мокрее и деревья зеленее, но стоило мне только откусить кусочек свежайшего эклера, купленного в привокзальном буфете, как я сразу понял – вот он, вкус тех лет, ещё не испорченный химией и удешевлением технологии.
Уже только от одного вида и запаха, рот машинально наполнялся слюной.
Первое пирожное исчезло практически сразу, второе я уже смаковал, точно так же, как наслаждался каждым глотком бодрящего кофе.
Я даже зажмурился от удовольствия.
– Жора, ты такой смешной, – прыснула сестра. – Никогда бы не подумала, что ты такой сладкоежка.
– Ты ещё многого обо мне не знаешь, – подмигнул я.
– Надеюсь, ты имеешь в виду только хорошее.
Я вздохнул. Вряд ли смогу когда-нибудь открыться перед Катей, сказать, что я – не тот, за кого она меня принимает. Что её брата больше нет, а физическую оболочку занимает совершенно другой человек.
Возможно, если бы не моя душа, которая вселилась непостижимым образом в тело Георгия Быстрова, её брат скончался бы, не приходя в сознание. Но это всё равно слабое утешение.
Оставим между нами всё как есть, тем более я уже начал полностью воспринимать Катю как собственную сестру, которой у меня никогда не было. Не хочу причинять ей боль. Быть может, это нечестно с моей стороны, но раз уж я оказался в теле её брата, сделаю всё, чтобы сестра оказалась счастлива.
Я бросил взгляд на часы – по идее, уже должны подавать поезд. И тотчас же ударил колокол и послышался громкий голос перронного кондуктора.
– Нам пора, – сказал я.
– Жора, я так рада, что ты со мной, – произнесла Катя. – С тобой я снова могу почувствовать себя слабой женщиной.
– Ты – моя сестра: этим всё сказано. Допивай кофе и пошли, сестрёнка.
Началась обычная вокзальная суета. Перрон быстро заполнялся народом, вытекавшим из вокзала подобно воде, прорвавшей запруду. Люди спешили, толкались, то и дело образовывались заторы.
Я придержал Катю за руку.
– Подожди немного, а то затопчут.
– А вдруг не успеем? – взволнованно спросила она, а я невольно вспомнил бабушку, благодаря которой мы всегда приезжали на вокзалы часа за три до отправления, а потом долго и скучно ждали объявления посадки. Она, как и Катя, страшно боялась опоздать на поезд, а когда состав подавали к перрону, устремлялась к вагонам в первых рядах.
Раньше я думал, что всему причиной внутренние бабушкины страхи, а сейчас стало ясно – это во многом особенность трудной жизни её поколения. Хуже всего, что я тоже начинал поддаваться этой заразе, внутри уже появился тот характерный зуд, заставляющий совершать непродуманные действия.
И всё-таки я выждал, пока толпа рассосётся, и лишь тогда вышел на перрон. С порывом ветра рРезко пахнуло порывами ветра, паровозным дымом вперемежку с паровозным дымом и копотью.
Всегда любил поеза, их мерный, рестук колёс, мелькающие за о станции, разговоры с попутчиками под чаёк, особую атмосферу предвкушения – когда ты понимаешь, что поезд перенесёт тебя в совершенно другое место, иной город.
Уже от одного взгляда на пыхтящий, весь в клубах дыма паровоз и вытянутые в струнку вагоны я вдруг зарядился какой-то энергией. Она звала меня вперёд, к новому и совершенно незнакомому.
Перронный кондуктор проверил наши билетики, махнул рукой:
– Вам туда.