Джентльмены из балконного шалаша

– Вечером, конечно. Завтра же рабочий день.

– А мы можем попросить их зайти утром? – с надеждой спросил мальчик. И потом добавил: – С подарками. У меня же праздник начнется утром, а не вечером!

Мама мягко улыбнулась, погладила его по щеке и ответила:

– Утром тебя будет ждать один подарок, в школе у вас у всех в первый день – День Знаний – будет много других сюрпризов, и вечером гости. А представь, если все подарки придётся принимать утром? Тогда на вечер ничего не останется, и тебе станет грустно.

Саша подумал, что, наверно, в этом есть доля истины: если все подарки скопом принимать, то может получиться тот же эффект, что и от смешивания во рту жевательной резинки: одновременно вкус и апельсина, и мандарина и банана – совсем не понятно, что получается в итоге. Что-то похожее на борщ, только сладкое. А борщ не был его любимым блюдом, с какого боку тарелку не подноси.

– Ну ладно, – согласился он. – А ты уверена, что тот списочек, который я готовил, попал кому нужно?

– Уверена, – подтвердила мама. И добавила: – А ты уверен, что все твои поступки в последнее время были правильными и честными?

Саша утвердительно закивал головой.

Мама нагнулась, поцеловала его и, пожелав спокойной ночи и приятных снов, бесшумно вышла из комнаты, оставив мерцать маленький ночник под зелёным абажуром на полке у стены.

Оставшись один, Саша повернулся на бок и прикрыл глаза. Сон пока не приходил. Бориска, рядом с его подушкой, тоже, казалось, не хотел засыпать. Интересно, а Бориска знал, что Саша немного слукавил, когда утвердительно ответил на мамин вопрос про свои поступки? Сомнения о правильности такого ответа стали одолевать мальчика. Он вспомнил, как летом, когда они вместе с Ваней, Пашей и другими ребятами со двора играли в прядки в спортивном городке перед школой, ему выпало водить. Саша тогда встал лицом к стене, прикрыл глаза ладошкой и начал медленно, как договаривались, считать:

Робин-бобин-барабек

Съел сто сорок человек,

Съел корову и быка,

И лесного червяка…

На этом месте Саша украдкой оттопырил мизинец так, что его правый глаз мог подсмотреть, что же происходило вокруг. Он успел заметить Олю – самую маленькую из их группы в тот день, кто вместе играл в прятки – как она на цыпочках, чтобы не шуршать в траве, прокрадывалась за деревянное спортивное бревно неподалеку от того места, где он водил. Других детей видно не было. А Оля, из-за своего роста, уж точно могла поместиться в тени бревна, и Саша ни за что бы её не застукал. «Так-так, – отметил он про себя, – понятненько!», и спокойно закончил считалку, уверенный в своей победе:

Кока-колой всё запил,

Даже крышку проглотил,

А потом начал икать.

Ну а я иду искать!

Он неторопливо повернулся, осмотрел окрестности: пусто, никого не видно. «Спрятались, надо же!» – ухмыльнулся Саша. Сам он в прошлый раз прилёг в тени развесистого клёна, и его как-то совсем быстро уже вычислила Ленка из соседнего подъезда, было обидно.

– Кто куда подевался? – спросил Саша, просто на удачу: вдруг кто-то не выдержит и сдастся сам? Но было тихо, лишь далекий шум проезжавших где-то за перелеском машин и стрекот кузнечиков в зелёной траве. – Я уже иду, и подхожу всё ближе и ближе! – не унимался он, делая короткие шажки от места туки-та. Ведь если отойди далеко, и кто-то успеет добежать вперёд него до места его «боевого» дежурства у стенки, то шансов выиграть и переложить обязанности «водить» на другого останется меньше.

Саша медленно двигался в направлении спортивного бревна, где пряталась маленькая Оля, постоянно оглядываясь и озираясь, чтобы не пропустить момент, когда кто-нибудь из ребят выскочил бы из своего укромного местечка. Даже если все вместе выскочат, у неё не будет шансов его опередить – ведь он в любом случае по прямой был ближе к месту туки-та, чем она, а бегал он быстрее, это уж точно.

Его глаза усиленно просматривали тень за бревном, и ему даже показалось в какой-то момент, что он видит краешек её белой футболки, но, сделав ещё шаг в ту сторону, он обнаружил, что это был всего лишь обрывок бумаги, застрявший между стыками с обратной стороны спортивного снаряда.

Мальчик был уже в семи или восьми шагах от туки-та, когда Ваня соскочил откуда-то сверху, с ветки дерева, почти прямо к стенке и с громким весёлым «Туки-та!!!» коснулся поверхности. А Саше и в голову не пришло раньше посмотреть наверх – он бы сразу его увидел! Он хотел было сделать рывок, чтобы опередить Ваню, но передумал и шагнул наоборот ещё ближе к бревну, где должна была прятаться Оля. В этот момент и Лена подбежала к туки-та, и Пашка-промокашка… У Саши оставался только один верный и самый простой шанс – это обнаружить Олю, встретиться с ней глазами, быстро вернуться обратно к стенке-счеталки и «затукитакать» её.

Но в какой-то момент он не выдержал. Он не дождался, чтобы увидеть её, а просто крикнул:

– Оля за бревном, я тебя нашёл! – и ринулся назад, к стене, и постучал трижды ладонью по белому кирпичу, приговаривая: – Оля водит, Оля водит, я её застукал!

Ребята прыгали и скакали, радуясь, что не их черёд водить. Оля медленно вышла с другой стороны бревна – не с той, к которому приближался Саша, и сказала:

– Ты подсматривал! Так нечестно! Ты не мог меня видеть – я же наблюдала за тобой, ты даже в мою сторону не смотрел! Так нечестно, давайте переиграем!

Но ребят уже трудно было угомонить. С весёлыми криками «Оля водит! Оля водит!» все кружились вокруг неё, и Саша тоже, приговаривая:

– Не хлюзди! Попалась – давай, води.

Оля ничего не ответила, а просто – маленькая и худенькая – молча прошла к стенке-туки-талке, закрыв ладонями глаза, бормоча на ходу: «Робин-бобин-барабек…». Саше показалось, что ресницы у неё влажные, но он не стал тогда присматриваться, а бросился вместе со всеми к очередному укромному местечку…

Сейчас, лёжа в постели и перебирая в памяти эти летние забавы, ему отчего-то не было так же весело, как и тогда, всего-то месяц назад. Он и забыл про это совсем – мало ли чего приключается в жизни! Но сон не приходил, и Бориска не мог ему ничем помочь. Ведь если бы сейчас уснуть быстро-быстро, то утро наступит гораздо скорее, чем если просто лежать и ворочаться в кровати.

И неожиданно он подумал: а что, если этот случай стал известным Деду Морозу, и его список потерял всякое значение? И ему не видать ни то чтобы компьютер, и даже не сумку-поколенку, а вообще… Саша в ужасе зажмурил глаза. Но даже в темноте перед ним как будто здесь и сейчас стояло лицо Оленьки. Теперь он был уверен, что она тогда плакала. Молча и совсем бесшумно плакала. Как-то даже по-мужски плакала девочка – не от боли, а просто от обиды. «Но девчонки же всегда плачут», – попытался он себя убедить, но, должен был тут же признаться самому себе, что в этом случае этот аргумент совсем не звучал убедительно.

«Ну и ладно! – подумал он и перевернулся на другой бок. – Буду считать облака на небе – тогда точно быстро засну».

Но не тут-то было. В каждом воображаемом облаке ему виделись лица ребят – радостные и беззаботные, а в самом большом, белом и пушистом, его собственное – грустное и озадаченное. И счёт никак не получался: ему удавалось посчитать Ваню, Пашу, Лену, Машу, но как дело доходило до Олиного облака, то Саша сразу сбивался. Ну почему ему вспомнился этот случай именно сегодня, перед праздничным днём? Он уже не думал про подарки, и не думал, что, наверно, затукитакал тогда Олю не совсем честно… вернее, совсем не честно… Он вспомнил, как Артём из соседнего подъезда в прошлом году на свой день рождения принёс во двор шоколадные батончики с соком, всех угощал, а ему, Саше, достался какой-то помятый – ему было обидно, прямо до слёз, но он не показал своей обиды, хотя расплакаться очень хотелось, но ведь он мужчина.

Наверно, Оле тоже было обидно, и ей тоже хотелось расплакаться…

– Ты не спишь? – вдруг услышал он шепот отца.

Папа стоял в проёме двери и неуверенно вглядывался в полумрак детской комнаты.

– Нет,– буркнул в ответ Саша и зарылся под подушкой.

Отец подошёл ближе.

– Эй, мужичок, ты что так невесел?

А у мальчика, как назло, слёзы сами брызнули из-под ресниц. Ему так стало жалко – и себя, и Олю, и Артёма, который тогда растерянно протягивал ему помятый батончик в свой день рождения, неловко переминаясь с ноги на ногу, а остальные ребята ехидно переглядывались за спиной именинника… Обидно до слёз.

– Расскажи мне, что приключилось, – отец присел на краешек кровати – там же, где совсем недавно спокойной ночи пожелала ему мама.

Подушка перевернулась, и Саша, запинаясь и путаясь в словах, рассказал о том, что не давало ему сегодня заснуть. Отец молча слушал, поглаживая рукой свой подбородок. Когда сын притих, он спросил:

– Тебе стыдно?

В ответ мальчик всхлипнул.

– Это хорошо, что стыдно, – сказал папа и взял Сашу за руку. – Теперь нужно что-то предпринять, что бы этот стыд прошёл. Половину ты уже сделал правильно – ты честно сам себе признался, что поступил некрасиво и даже скверно.

Саша повернул к нему заплаканное лицо:

– Но ведь это было уже давно?

– Но раз ты об этом помнишь, то, наверно, не так давно всё-таки. К тому же разве не вдвойне обидно, что девочка знает, что ты сжульничал? Как ей смотреть в глаза, или дальше прятаться от неё будешь?