Мединститут

К тому же родная Партия, неустанно заботясь о повышении материального благосостояния трудящихся, вот-вот должна была ввести в действие Продовольственную программу. Это успокаивало сознательных. Несознательные шёпотом рассказывали друг другу анекдот, как диктор Центрального телевидения сообщал, что, мол, «дорогие телезрители, сегодня в 21.30 по первой продовольственной программе будет показан бутерброд с копчёной колбасой», злобно смеялись и тоже успокаивались.

На кухнях крутились в основном старшекурсники. Другая часть жителей «Брестской крепости», студенты первого и второго курсов, сидели в комнатах и зубрили – первые нормальную анатомию и латынь, вторые – биохимию. Те, кто не мог по каким-то причинам заниматься в комнате, шли в читальный зал на третьем этаже и занимались там. Кое-где курили в тёмных рекреациях, знакомились, в умывальных комнатах стирали халаты. В 417-й и соседней 412-й комнатах жили очень серьёзные шестикурсники из компании Вани Агеева, «забившие на всё». Там постоянно играли песни Розенбаума, потихоньку пили водку и играли сутками в преферанс.

Насчёт половой жизни студентов сказать что-либо определённое трудно. Медицинское общежитие не отличалось ни особыми пуританскими нравами, ни патологической распущенностью. В описываемое время в советском обществе отсутствовало единство взглядов на плотскую любовь. Секс был под запретом, но аборты были разрешены, «проверенные электроникой» презервативы продавались во всех аптеках (их так и называли- «Электроника»), в общественных местах можно было обниматься и целоваться. Если кто-то запирался в комнате с подружкой, на это старались не обращать внимания. Часа на два можно было всегда уединиться, но потом соседи начинали потихоньку постукивать в дверь, напоминая, что вы здесь не одни, и нельзя злоупотреблять правилами общежития.

Ещё в корпусе имелся цветной телевизор в Красном уголке, включавшийся Председателем студсовета в 20.00 и работающий до 23.00, душ и буфет в левом крыле, работающий только утром.

Антон с Наташей поднялись к нему в четвёртый этаж. На них не обратил внимания никто из встречных, все спешили по своим делам- кто с учебниками под мышкой, кто с дымящейся кастрюлькой в руках, кто с тазиком белья- и не особо глазели по сторонам. Наташа, кажется, зря краснела и тупила взгляд, торопясь следом за приятелем.

–Подожди здесь, – попросил он, оставив девушку у подоконника. Дверь его 433-ей, двухместной комнаты, которую он делил с Мишей, была приоткрыта. Из комнаты доносился шум, изобличая присутствие большого количества народу. Булгаков нахмурился, толкнул дверь, вошёл.

Миша, долговязый худой субъект в спортивном костюме, кадыкастый и взъерошенный, был не один. На обеих кроватях, трёх стульях и двух тумбочках разместились ещё несколько разнополых первокурсников 17-19 лет. Все свободные поверхности в комнате были завалены открытыми руководствами по анатомии- учебниками Привеса, атласами Синельникова, лекциями, рисунками. Из рук в руки передавался настоящий человеческий череп, потемневший от времени и кое-где подписанный тушью. То, что череп настоящий, проверить было легко: его поверхность несколько липла к рукам, производя своеобразное впечатление, которого не повторить никаким пластмассам.

Ещё в комнате находились два или три бурых позвонка и скелет стопы, но этот раз явно искусственный. Откуда все эти сокровища, никто не спрашивал. Кости, на взгляд Антона, были ещё ничего, вполне индифферентные предметы. Когда он сам на втором курсе готовился к экзамену по анатомии, кто-то из студентов даже «достал» в анатомичке заформалиненный мозг. Его хранили в цинковом тазике и плотно накрывали кастрюлей. Несмотря на это, мозг надолго провонял потом комнату, и в ней, единственной на всё общежитие, не было тараканов.

–Здравствуйте, – почти хором поздоровались с ним первокурсники.

–Привет, Антон, – засуетился Миша, освобождая кровать соседа от сидящих на ней. – Ты извини, у нас завтра зачёт по костям, мы тут с группой учим немного…

–Похвально, ребята, похвально, – осклабился вновь вошедший.– Мы все учились понемногу. Вопрос на засыпку – почему человек не может проглотить яйцо целиком?

Первокурсники оторвались от учебных пособий и с тревогой взглянули на многоопытного «шестёрку». Вопрос Булгакова поставил их в тупик.

–Не знаете? – удивился он.– Тогда на зачёт завтра можете не ходить, всё равно провалите. У вас кто – Молчанов? Зверь, фашист. У него высшая оценка – трояк, и то не с первой попытки. Максимум- с третьей. Миша, можно тебя на два слова…

Миша вскочил и последовал за соседом в коридор. Хозяева уже почти вышли, когда раздался голос одной из студенток, видимо, самой смелой:

–Постойте! А почему всё же так?

–Как?

–Ну, яйцо проглотить. Что же мешает человеку проглотить яйцо целиком?

Вся группа в небывалом волнении уставилась на Булгакова. Тот усмехнулся. Вопрос был давно избитый и предназначался для самых девственных, над кем собирались подтрунить. Похоже, в мишиной группе все были такими.

–Ах, да. Яйцо не пролезет в foramen occipitale magnum, – бросил он как можно серьёзнее. – Это базисный уровень. Михаил, тут вот что…

Они вышли и закрыли за собой дверь. В комнате началось бурное обсуждение сказанного Булгаковым. Студенты оживлённо заспорили, схватились за череп, начали искать большое затылочное отверстие, нашли. Яйцо в него, точно, не пролезло бы. Не успела группа перевести дух, как самая активная и, видимо, самая умная студенточка, тут же стукнула себя по лбу и воскликнула:

–Ребята! Это же шутка! К акту глотания foramen никакого отношения не имеет!! Через него же проходит продолговатый мозг!

–А яйцо?

–Вася! Какое яйцо?

–Ну, яйцо целиком. Я, например, не проглочу…

Началось ещё более бурное обсуждение, которое закончилось дружным смехом. Издёвку старшекурсника все поняли и оценили, и к моменту возвращения Михаила, снова уткнулись в атласы. Но тот громко попросил товарищей прерваться на этом.

–Там к моему соседу родственница из Воронежа приехала, – объяснил он, – так что он просит не мешать…

Через три минуты 433-я была свободна, и любовники смогли занять её. Времени у них было немного, часа полтора, поэтому терять его не стали. Антон запер дверь и, не взглянув на Наташу, начал стаскивать с себя свитер. Та присела на краешек кровати и начала расстёгивать молнии на сапогах. Вскоре комната наполнилась звуками поцелуев и жарким дыханием. Только сейчас Булгаков понял, как озверел без женской ласки. Скомкав покрывало, он повалил недораздетую Наташу на кровать, пристроился сверху, сразу попал куда надо вспухшим пенисом, и, с исказившимся от обилия чувств лицом, начал энергично. Девушка зажмурилась, изо всех сил обхватила парня ногами и руками и начала усиленно помогать ему. Неизвестно, была ли она столь же долго лишена мужского общества, но энтузиазма и ей было не занимать.

Сетка кровати затряслась, пружиня, спинка застучала о трубу парового отопления. Излишне громко, но остановиться никак уже нельзя было. За стенкой соседи, до этого оживлённо разговаривающие, дружно, как по команде, смолкли.

«Ничего, потерпят», – стиснув зубы, подумал Антон, ускоряясь. Лицо Наташи показалось необыкновенно прекрасным, да и вся она тоже. Булгаков вдруг почувствовал, что весь мир, вся жизнь сейчас для него- эта девушка.

–Наташенька…– простонал он. – На…та…

«Это и есть любовь? Честное слово, умру ведь сейчас»…

В дверь постучали. Разумеется, ответа не получили, но ритмичные скрип и стук, наполнявшие комнату, были достаточно красноречивы. Там подождали, постучали снова.

-Антон, – послышался осторожный голос Михаила.

Булгаков вынужден был остановиться, и, тяжело дыша, повернул к двери голову.

–Ты извини, – услышал он через дверь, – но там сюда идёт «Комсомольский прожектор», с участковым, с комендантом и с Жориком-председателем студсовета, будут комнаты вскрывать. Они сейчас на лестнице, документы у моей группы проверяют. Мы их пока задержим, но минут через пять будут здесь. Мне придётся открыть им комнату…

Антон что-то прорычал, и, задрав лицо к потолку, принялся за подругу изо всех сил. Всё блаженство момента было смазано. Обнаружив в 433-ей столь сладкую парочку, комсомольцы не станут деликатничать. С Жориком Сыромятиным, председателем студсовета, у Булгакова ещё с лета, с лагерей, были очень напряжённые отношения. Едва дождавшись, пока толчки внутри не прекратятся и любовные соки не перестанут истекать, Антон вскочил и начал торопливо одеваться.

–Наташа, ты это… извини, – хрипло сказал он, – но нам нужно побыстрее уходить отсюда…

Со стороны лестницы послышался оживлённый шум. На четвёртый этаж уверенно и властно входила большая группа людей. Раздался настоятельный стук в соседние двери.

–Здравствуйте, – раздалось оттуда. -Разрешите войти? Так, кто у нас здесь живёт? Паспорта предъявляем…

В дверь опять стукнули. Это снова был Михаил.

–Антон, выходите быстрее, пока в коридоре никого нет, – прошипел он в замочную скважину. – Быстрее!

Одеваясь на ходу, парень с девушкой выскочили из комнаты. Проверяющая орда, разбившись на две группы, в этот момент находилась в соседних комнатах, так что путь действительно был свободен. Антон увлёк за собой Наташу и они почти бегом припустили вдоль коридора и успели выскочить на лестницу незамеченными. Булгаков уже собирался перевести дух, когда нос к носу столкнулся с высоким молодым мужчиной в костюме с галстуком- тот поднимался навстречу. Антон что-то пробормотал сквозь зубы, резко изменил направление и собрался миновать встречного. Но тот растопырил руки и не дал пройти.

–Остановитесь, молодой человек, – приказал он.– Длинные волосы незнакомца были зачёсаны наверх, а ля Николай Островский, а охотничье выражение лица выдавало принадлежность его к партийно-комсомольским структурам. – Секундочку, не спешите. И вы, девушка, тоже. Куда направляемся с такой скоростью?

–Тебе какое дело? – буркнул Булгаков.

–Не «тебе», а «вам», – поправил тот, заставляя беглецов сделать шаг назад и подняться на ступеньку вверх.– Я- член Комитета комсомола Чугунов. Вы здесь живёте? Давайте поднимемся.

–Отвали, нам некогда! – вскипел Булгаков.– Дай пройти, я сказал!

–Молодой человек, как вы себя ведёте? Я представился. Вы кто такие? Да пройдёмте же!

–Отойди по-хорошему…

–Ну, я же просил мне не «тыкать». И ведите себя корректно…

Мускулистому Чугунову, нисколько не терявшемуся от агрессивности Булгакова, ничего не стоило задержать подозрительную парочку. Он уже ухватил Антона за рукав и сжимал весьма крепко.