– Будем признательны, Кинан, – вставая, подвел итог Аттвуд. – Нам нужно найти Гэлла Гейта.
– Вы серьезно думаете, что это может быть он? – удивленно спросил доктор Тафт, пожимая руки своим гостям на прощание.
– Сложно сказать, но у нас нет иного выбора – это первая реальная версия, которая стоит внимания. В силу особенности патологии и ее симптомов, каковы все же пока редкость сегодня, мы не можем оставить личность Гэлла Гейта без должного внимания.
– Думаете, это он? – повторил вопрос Тафта Крафт-Эбинг, когда они ехали в Бетлемский госпиталь.
– Уверенности нет, однако несомненно мистер Гейт требует самого пристального изучения.
– Если он жив.
Аттвуд взглянул на фон Эбинга, но промолчал, лишь согласно кивнув головой.
В Бедламе их ожидало то же, что и в первых трех приютах для умалишенных. Никто из местных эскулапов-алиенистов не мог припомнить, а тем более найти в архивных записях, пациента, у которого обнаружилось бы что-либо схожее с описанными профессором Аттвудом симптомами искомого субъекта. Оставался только юный постоялец «Бэкхилл Филдза» по имени Гэлл Гейт.
После долгих и утомительных разъездов по приютам, Валентайн на время расстался с Рихардом фон Крафт-Эбингом у гостиницы «Кларидж», сам же направился к личному врачу семьи Уэйнрайтов Томасу Барлоу. Его кабинет располагался в Сити, в одном из новомодных домов, и совмещал в себе одновременно квартиру и рабочий офис, где доктор Барлоу принимал состоятельных пациентов. Он был образчиком благовоспитанности и обладал повышенной ответственностью, особенно тогда, когда это щедро оплачивалось в виде гонорара за проявленное внимание. Томас Барлоу был обладателем роста ниже среднего, немного полноват, что не портило его, а внушало весомость в обществе, – ибо врач не мог иметь болезненный вид из-за недоедания. Это вызывает недоверие среди знатных особ, которых он на протяжении долгих лет успешно (и не очень) исцелял. Его круглую голову покрывали редкие, черные волосы, зализанные назад, а чуть провислые щеки напоминали таковые у бульдога чистокровной породы. В этот раз на докторе был серый костюм и темная сорочка.
– Графиня Уэйнрайт предупреждала меня о вашем визите, сэр Валентайн, – произнес Барлоу после обмена рукопожатием. – Проходите. Хотите что-нибудь выпить?
– Благодарю вас. Не откажусь от чашечки кофе.
– Сию минуту.
Он взял со стола колокольчик и потрусил им в воздухе. Буквально через полминуты вошла служанка, которой Томас распорядился принести напитки в кабинет.
– Я польщен вашим визитом, доктор Аттвуд. И хочу принести свои извинения за нашу первую встречу в «Уэйнрайт-хаус». Я был слишком озабочен состоянием Глэдис и позволил себе проявить бестактность.
– Не стоит. Я все понимаю, – вежливо ответил Валентайн.
– Чем могу быть полезен?
Доктор Барлоу вопросительно смотрел на своего гостя. Однако помимо этого, в его пытливых глазах читалась настороженность.
– Я хотел поговорить с вами об Эдит Моллиган.
– Понимаю, – Томас нахмурился. – Это… этот кошмарный случай. Невообразимо!
– Отчего она умерла?
Взгляд маленьких, глубоко посаженных глаз доктора замер. Казалось, он услышал какую-то ошеломительную весть, словно она стала для него полной неожиданностью.
– Бедняжка долго и тяжело хворала, – осторожно ответил Барлоу.
Валентайн проявлял терпение, прекрасно понимая причины такой осторожности со стороны своего коллеги – он опасался за свою репутацию. Ведь мисс Моллиган была его пациентом и умерла, несмотря ни на что.
– Это началось еще в дни их путешествия в Индию. Точнее, на обратном пути. Эдит почувствовала легкое недомогание и…
– Простите, Томас, – прервал его Аттвуд. – Вы сказали, что хворь у юной леди появилась уже на корабле маркиза Куинси?
– Да, – спустя долю секунды подтвердил он. – Мисс Моллиган почувствовала головную боль, затем боль в животе. Ее постоянно тошнило. По прибытию в Лондон недомогание становилось все сильнее и сильнее. Появился жар, сопровождавшийся периодическим ознобом.
– И вы подумали, что это тиф?
– Совершенно верно! Чуть позже я понял, что ошибся.
– Почему?
– Вдруг резко пропали все симптомы! – доктор Барлоу развел руками. – Я уж было подумал, что болезнь прошла. У девочки появился аппетит, легкий румянец на щеках. Но это длилось всего несколько дней. И затем новые приступы. Так происходило несколько раз, чему я был обескуражен и удивлен. Я никогда не встречал такие проявления болезни, понимаете?
Валентайн кивнул.
– Мне пришлось пробовать другие методы лечения, но ничего не помогало. Эдит угасала на глазах. Я использовал все свои знания, и даже консультировался на стороне…
– Графиня говорила, что вы привозили в «Уэйнрайт-хаус» какого-то профессора?
– Да.
– Можете назвать его имя?
– Если угодно, – Томас отпил кофе из своей чашки. – Его зовут Эдан Хоггарт.
– Эдан? – переспросил Валентайн.
– Вы знакомы?
– Изредка пересекаемся на кафедре университета. И он также не смог поставить диагноз?
– Увы, нет. В итоге бедняжка скончалась от остановки сердца.
Аттвуд промолчал.
– Думаете, я проявил некомпетентность? – видимо этот вопрос с самого начала беспокоил Томаса Барлоу.
– Нет, не думаю, – ответил Валентайн. – Я пока ничего не думаю. Однако разве не находите странным, что вы и мистер Хоггарт, чьи познания в медицине весьма обширны, а опыт насыщен огромной практикой, не смогли определить болезнь леди Моллиган?
– Значит, все же думаете, – с некой удрученностью в голосе резюмировал доктор Барлоу. – Девочка путешествовала морем. В Азию. Долго была в Индии. Только Господь Бог ведает, какую неведомую хворь можно оттуда привезти. Все ли они изучены нами, сэр Валентайн?
– Спорить не стану. Но почему только она?
– И я задавался тем же вопросом! Думаю, болезнь не заразна для окружающих. Возможно, внесена в организм через пищу, или воду. Я знаю одно – она долго и сильно болела, ее сердце не выдержало. Я констатировал смерть в результате паралича сердечной мышцы.
– И Эдан Хоггарт также?
– Нет. Я сделал это один. Мистер Хоггарт был в «Уэйнрайт-хаусе» всего несколько раз и при жизни мисс Моллиган.
– Ясно. Как она умерла? Вы присутствовали при этом? Мне нужны подробности, доктор Барлоу.
– Послушайте, – неожиданно взвился лекарь графини Уэйнрайт, – вы меня в чем-то подозреваете?! Почему такой настойчивый интерес к недугу и смерти леди Моллиган? Разве это так важно в расследовании случая взлома их фамильного склепа? Я не понимаю!