Ужасы маминых каменоломен. Детская сказка для взрослых

– Как же я давно тебя ищу! – проговорила она и одним неуловимым движением, бесшумно, почти вплотную приблизила свои глаза к его глазам.

Шаркнув о камни и едва не споткнувшись, мальчик отпрянул на шаг назад. «Нет, пожалуй, это не спелеолог, это скорее спасательница», – предположил он осторожно и пригляделся к ней повнимательнее. Девушка была очень красивой. Такой красивой, что Ванька ею даже залюбовался.

Да, конечно, красота понятие относительное, но она была безусловно хороша собой.

Может быть, конечно, не так хороша, как его мама, но тоже очень и даже очень-очень… «Точно! Это мама! – осенило Ивана. – Это она их вызвала! Значит, мама всё знает! Бабушка, наверное, вернулась, меня не нашла и ей позвонила…»

– Как же долго я тебя искала… – повторила девушка и словно качнулась к нему снова.

Голос у неё был тоже завораживающе прекрасный. Она склонилась над ним и мягко, даже не коснувшись, обняла его за плечи.

– Идём домой, – прошептала она, – пойдём, нас уже давно заждались.

С этими словами таинственная красавица сделала ещё одно неуловимое движение, свеча у Ваньки в руке погасла, а девушка, всё так же не касаясь, подхватила мальчишку легко на руки и куда-то понесла в темноте, продолжая быстрым шёпотом причитать у него прямо над самым ухом так, словно она творила над ним заклинание:

– Братец ты мой любимый, братец Безымянный, Беспрозванный-Неназванный. Где же ты пропадал? Как же давно я тебя ищ-щу. Как же долго тебя я искала…

Иван не видел и не чувствовал её, не слышал и не чувствовал её шагов, а слышал только её беспокойный шёпот и ощущал её стремительный бег, примерно так же, наверное, как ощущают самоубийцы долгое падение в пропасть… «А где же её каска?! – неожиданно подумал он. – Где же её каска и фонарик?! Ведь если она спасательница, у неё обязательно должна быть каска с фонариком!» И в этот самый момент ему стало вдруг по-настоящему страшно. Оцепенение сменилось смертельным ужасом, и он закричал, срывая голос, что было сил:

– Я не твой братец! Отпусти меня! Отпусти! Отстань, ведьма! Ведьма! Я не твой братец, я Ванечка!

Но Эва – а это, как вы уже догадались, была именно она, – словно и не слыша его, всё шептала, и шептала, и неслась куда-то в темноте с Ванечкой на руках.

– Отпусти! – закричал он в отчаянии ещё раз и в этот момент почувствовал резкий удар в лицо.

Очнулся Ванечка, уже лёжа на земле. Голова у него гудела, а лоб болел и, противно пощипывая, саднил. Ванька невольно его ощупал, и рану сразу же защипало ещё сильнее. Он тут же отдёрнул руку. Тогда мальчишка поджал под себя ноги, опёрся ладонями о камни, толкнулся и сел, ссутулившись, спиною к стене. Неожиданно его пальцы наткнулись на выроненный им огарок свечи. «Свезло так свезло», – подумал он про себя, достал из кармана спички и, несколько раз чиркнув, быстро зажёг свечу.

– Ты зажигаешь свет, – услышал он у себя за спиной.

Ваня обернулся, поднял глаза и увидел её, теперь словно выныривающую из щербатого камня над его головой. И когда она проплывала мимо, оказалось, что на затылке у неё ещё одно точно такое же лицо, и она говорит с ним двумя лицами сразу.

– Ты не проходишь сквозь стены, – продолжала она задумчиво. – У тебя течёт кровь, – потом немного помолчала, покусывая губы, и подытожила, разочарованно покачивая головой: – Нет, ты не мой брат. Если бы ты был моим братиком, я бы пронесла тебя сквозь любую преграду, и ты бы даже не коснулся её, а ты… ты не мой брат… ты обманщик.

С этими словами Эва потянула к нему плоскую растопыренную пятерню с тонкими бледными пальцами и длинными накрашенными ногтями.

– Сначала ты обманул свою маму, – захрипел призрак, приближая свои глаза к его глазам, – а теперь ты захотел обмануть и меня, – шептал он всё тише и тише,

медленно склоняя голову набок и словно ввинчиваясь в широко распахнутые от ужаса глаза мальчика.

– А ведь ты не брат мне, не брат… – ещё раз задумчиво констатировала Эва, после чего резко отпрянула и стала меняться лицом.

Сначала Ванька увидел, как поседели её волосы и высохли её глаза, потом – как ввалились щёки и выпали мелкими жёлтыми камушками изо рта зубы. «Боже мой, что же делать? – в отчаянье подумал Ваня. – Неужели всё? Неужели это всё? Сейчас засыплет – и поминай как звали!»

«Братик, как же его звали? – попытался он вспомнить. – Как же было его имя? Мама ведь наверняка говорила. Эва говорила!»

– Безымянный! Беспрозванный! Неназванный! – закричал он в отчаянии.

– Нет, это не его имена, – с грустным спокойствием прошамкала старуха, и густые, огромные, как тараканы, слёзы побежали вниз из её глаз. – Его звали как-то иначе. Как-то ведь его звали… – горестно затихая, шептала она.

– А ты хотел меня обмануть! – вновь встрепенулась Эва. – Чему только тебя учили дома и в школе? Ай-яй-яй, как же тебе не стыдно? Ты хотел обмануть бедную старую женщину?!

– Я не хотел! – в отчаянии закричал Ваня.

– Ах, ты не хотел?! – заорала она на него страшным голосом. – А кто тогда хотел?!

И от этого её крика всё вокруг заходило ходуном, своды задрожали, и посыпались первые камни. «Неужели всё? – снова подумал Ваня. – Неужели всё?» И, словно ещё на что-то надеясь, скрестив пальцы, украдкой потянул левую руку себе за спину. Но она заметила этот его жест и только грустно улыбнулась в ответ.

– Не выйдет, – устало прошептала она. – Не дома, не выйдет.

И вдруг за её спиной промелькнула белая рубашонка. Мальчик вздрогнул глазами от неожиданности. Эва резко обернулась, тут же, забыв обо всём, бросилась за ней следом, ударилась о камни грудью и растворилась в стене тенью.

Эпизод восьмой

(В котором Ваня упражняется в эпистолярном жанре, борется за жизнь и ищет в потёмках выход)

Мир замер. Ванька остался один. Рядом с ним на земле тускло подрагивал огонёк маминой свечи. Штольня проваливалась в пустоту чёрными мо?роками, а в ушах начала нарастать звенящая тишина. «Как он только босой по камням бегает?» – ни к тому, ни к сему устало подумал мальчишка, откинулся спиной на стену и вытянул ноги поперёк прохода. Он вдруг почувствовал себя совершенно измотанным и обречённым, и что делать ему совсем ничего не хочется, а хочется вот так вот сидеть и смотреть, как догорает свеча. «Скоро она погаснет, – мелькнула в голове мысль, – и станет совсем темно». Ваня поднял первый попавшийся камень и принялся им царапать на стене послание: «Тому, кто меня найдёт…», но потом передумал писать завещание и ограничился хрестоматийно кратким: «Здесь был Ваня».

«Не дома. Не выйдет», – вспомнил он последние слова Эвы Двуликой.

– Ладно, надо идти, – сказал наконец-то себе мальчик. – Надо как-то выбираться из этих катакомб. Надо вставать и идти.

Вставать и идти. Вот только куда? В какую сторону? Налево или направо? Ваня внезапно понял, что всё то, что до сих пор с ним происходило, было ещё не так уж страшно. Всё, что случилось с ним, скорее напоминало какую-то детскую игру вроде казаков-разбойников, а страшное начинается именно сейчас. Потому что сейчас он либо угадает, где выход, и спасётся, либо для всех потеряется и останется здесь навсегда. Он мысленно так и сказал, как будто речь шла о ком-то другом: «Останется здесь навсегда». Он не хотел думать слово «смерть», тем более применительно к себе. Он понимал, что с людьми так бывает, но только не с ним, он же не такой, с ним этого случиться не должно. По крайней мере, не сейчас. Потому что сейчас он встанет и пойдёт. Ванька даже принял мужественное решение, что погасит сейчас свечу и дальше пойдёт в темноте, держась рукою за стену. Он где-то читал, что, чтобы не заблудиться в лабиринте, так и так надо всегда держаться одной из стен. К тому же особо смотреть всё равно было не на что, а свеча у него лишь одна, и поэтому, когда будет необходимость что-нибудь посмотреть, он зажжёт её и посмотрит, а так нечего зазря свет палить! Мальчик задул свечу, порылся в сумке, укладывая её на место, и нащупал кусок чёрствого хлеба. Есть ему, правда, совершенно не хотелось, хотелось пить, но фляги он с собой не взял. Поэтому он сказал себе, что по пути ему потом обязательно встретится подземный источник, а может быть, даже целое подземное озеро, непременно с целебной и студёной водой, и тогда уж он вволю напьётся. Непременно, потом. «Ну, так что? Налево или направо? – спросил он себя ещё раз. – Как там было в сказке? Налево пойдёшь – сам пропадёшь, направо пойдёшь – коня потеряешь».

– Коня у меня нет, – сказал Иван, подражая своему сказочному тёзке, – стало быть, пойду-ка я направо.

Вот так вот незатейливо и просто иногда в жизни решаются самые серьёзные вопросы. Ваня повесил на локоть холщовую сумку, встал, отряхивая ладони, прикоснулся рукою к холодной стене и сделал вслепую несколько неуверенных шагов. «Не быстро, конечно, – подумал мальчик, – но двигаться можно». Потихонечку, внимательно, маленькими шажочками, не спеша… Ванька ещё раз похвалил себя за мужественное и взрослое решение, хотя, сказать по правде, всё это было ужасно неудобно. «К тому же, – подумал он, – впереди может кто-то притаиться и поджидать его в темноте. А потом этот кто-то может внезапно выскочить, выпрыгнуть и наброситься на него из засады. Например, какое-нибудь подземное зелёное чудовище с длинными, скользкими щупальцами и острыми окровавленными клыками. Нет, ну правда, а вдруг?» На всякий случай Ванька выставил перед собой свободную руку и в нерешительности остановился.

– Хальт! Хэнде хох! – рявкнула темнота, и в глаза ударил слепящий сноп света.

Девятый эпизод

(В котором появляется Ванин старый знакомый)

Ванька от неожиданности аж вздрогнул. «Это по-каковски? Это не по-русски».

– Кто это?! – спросил он, машинально прикрывая глаза ладонью, и поразился собственному спокойствию.

Зрение постепенно возвращалось. Сначала он разглядел сквозь пальцы очертания неясного силуэта, потом понемногу прорезались и детали. Напротив стоял какой-то чудаковатый дядька в железной каске, защитном френче, с изящным золотым кортиком на поясе – на подвесах, в высоких мушкетёрских ботфортах и с огромным, похожим на скворечник светильником-фонарём в руках. «Диггер? – недоумённо подумал Иван. – Нет, диггеры в канализации, а этот, пожалуй, как раз спелеолог. Ну, или спасатель», – решил он уже неуверенно. И ему вдруг стало как-то даже обидно, что вот так вот все его приключения теперь вот закончатся. А он-то уже всё распланировал и всё придумал. И как экономить свечу, и как идти, держась рукой за стену, чтобы не заблудиться. Он даже придумал, как сам выйдет наверх из пещеры и, может быть, даже успеет домой, и, может быть, даже мама ничего не заметит. Он так всё хорошо придумал, и вот теперь всё это рушилось.

– Аусвайс! – вывел его из оцепенения грубый окрик.

– Аус, простите, что?! – растерянно переспросил Ванечка.

Тогда вопрошавший подошёл к нему ближе, почти вплотную, Ваня даже разглядел щетину на его подбородке и корявый фашистский крест на клапане нагрудного кармана его зелёного френча.

– Аусвайс! – гортанно рявкнул фашист ещё раз и посветил фонарём прямо Ване в глаза.

– П-п-простите ещё раз, я вас не понимаю… – непроизвольно щурясь и отворачиваясь, пролепетал мальчик.