Былина о защитнике станицы Магнитной

Былина о защитнике станицы Магнитной
Дмитрий Антонов

Может, было то, может, не было, старцы про то нам не скажут уж, но в памяти народной жива Истина о защитнике славной Магниточки, о коварстве и подлости чёртовой, о любви незабвенной и ласковой.

Содержит нецензурную брань.

Дмитрий Антонов

Былина о защитнике станицы Магнитной

Вдалеке от сто?льного града Моско?вского в Рефе?йских горах пред сиби?ровых, на границе с зе?млями дикими, стояла станица каза?чия. Ту станицу назвали Магни?ткою, да у берега в горке поставили, а река та красивая – дивная, Уралом названа пришлыми. Хоть по-старому по-Тархтарскому река Яи?ком и кли?калась, но с приходом люда Моско?вии подзабылося имечко вещее.

А вокруг-то берёзки уральские серьгами в воды тяну?лися, кувшинки зелёные медленно, колышутся в водах яи?ковых.

Течение речки могучее в излучинах берег пору?шило, крутояры по скло?нам настро?ило – терем гнездо?вие ла?сточек чё?рненьких. А на отмели, да под со?лнышком, в водах быстрых – прозрачных аки ключ-вода, каза?ченьки млады?е тархтарские, кудрявые, белокурые, рысаков своих для купели выво?дили. Гривы чистили холки лелеяли, морды брызгали шкуры повы?мыли, чтобы Друга верного радовать да словом добрым приветливым по?тчивать.

Место любо им то уральское Земля-матушка вся черна-черным, богата сильными всходами и сладка-сладком дивным са?довым.

Тут и хлеб-сто?льной и лучок земно?й, красно яблоко да икра в реке. Всё богато здесь, лишь живи живой, будь терпим ко всем да с душой в ладах.

А вокруг смотри, что тут делаться – горы с запада высокие ка?менны и дубравы там шибко могу?чие, реки бы?стрые, склоны кру?чие.

С юга степь ширша аки море колы?шется, травы вдоволь – хоть для тьмы коней, а под ней чернозёмное – щедрое, всходом хлеб даёт много-множество.

А на север глянь! – там око?лочки, грибами и дичью богатые! Берёзоньки стройные гибкие, вкусну ягоду в тени укрыва?ювши. Вкусна ягода и Живи-вода в чащах прячется, в скалах хоро?нится. Чтобы люду – крещёно-московскому, силу ведическую не показывать.

На другом берегу, за Магни?т-горой дали дальние, дали Вещие – Славный край былого Славянского, край ведический – Рода Батюшки. То сыра земля славной Тархта?рии что в Миру сейчас зовётся – Асией. Там Грады веры старой – Правь славящих христианами – язычником прозваны. А ещё дальше, восточнее То?бола, Чуди царство великий – Белогла?зовой в подземных копях он скрытым хоро?нится, до рассвета Сварожьего утречка.

Дальше Асии земли сумрака, клюв–грифоны и ведьмы страшные, с другой нечестью в чащах дремучих живущие, так о них христиане Моско?вии ска?зывали. Ждёт та не?чисть духа Рассе?нского, ждёт, чует и ножики вострые точатся, коль учует – смерть беда путнику неосторо?жному, горе горемычному – не остро?жному. И дабы никто к тархтарам из москови?тов не ха?живал, да бесовщи?ну с собой не прова?живал пост наблюдения каза?ки поставили на высокой, широкой Магнит-горе.

В честь той кручи станицу и про?звали, величать стали, в картах пометили, терема строили, околицы ла?дили, добро завезли, колодцы сварга?нили. Три широкие улицы как Яри?ла лучи от центра расхо?дятся. В брусчатку мостовые зако?ваны, сквозь сотни дворов дерево-каменных на север, юг и запад – в Моско?вию.

Остальные поменьше и у?же древом обитые, заборами слажены, обстроены хатами добрыми, конюшнями, баньками тёплыми – хоро?мами люда рассенского.

На широкой западной улице – арсеналы стояли с оружием, с шашками, пиками, пищалями, пушками. Ядрами, пулями да порохом в бочках зава?лены.

И стани?ца Магни?точка за мо?щными стенами, деревянными, сокрытой от бесовщины хоро?нится, ну, а стены те возведены по всем правилам – строительства остро?жного – Рассе?нского, Святору?сского.

Ух, огромные! Пять шагов во вширь и семь в вы?соту, на отбойном валу из гранита уральского, с орудийными башнями через сто шагов и руже?йными бойни?цами через три шага?. Двое врат со стороны Урал-реки. Ещё одни с севера и три с запада. С юга ни ворот, ни стен не сварганили, и если признаться – лишь строили.

Вот с момента как стену ту за?чали, поведём мы сказ о были?ннике, о коварстве и подлости чёртовой, о любви незабвенной и ласковой.

*

Проснулся я рано, за?темно! Солнце не взошло, петухи спят молчали?выми. Хорошо, есть время портки одеть, а потом лететь к милой Акси?нии! Пока татя и матушка в се?ннице, за скотиной рогатой уха?живат, побежал я навстречу с любимою, а Она уж коровок на выгул спроваживат.

Рубаха белая, штаны чё?рные с лампасами красными, чуб кудрявый с фуражкой на выкате! Я несусь словно ветер сломя? го?лову. Лечу кре?четом к милой Акси?нии!

Сколько помню себя: я любил её, с взгляда первого малого – отроком, с детства, как только увидивши, оберегал мою милую юную. Защищал, отгоняя постре?лов от Кси?ньюшки, в юности кулаками по часу не бре?згуя, и сейчас я любого оха?льничка вколочу в землю по шею паску?дного.

Был один – Гнатом про?званный, докучал он милой Аксинии, возжелал её страстею гря?зновой, хотел обесчестить любимую.

Бил его я долго, неистово, в кровь разбил морду оха?льнику и прогнал его из славной Магни?точки, на запад – подальше отсе?дава.

Сегодня мне двадцать лет от роду, взрослый стал, удалью не обиженным, оттого и сватов засылать могу к милой ласковой – любимой прекрасной Аксинии.

Покрыл станицу туман утренний, Урал медленно течёт себе вдаль меж холмов крутых, пастухи стада на луг уж как выгнали, и Аксиния вот она милая, опираясь на тын сидит, ждёт меня.

Сарафан белый с узором Ма?коши синеньким, подпоясан реме?нчиком ко?жаным, будто нарочно подчё?ркивал, стройный стан моей милой возлюбленной. Коса русая на плечо переброшена. Через ручки белые ко?нчик тере?бится, на косе той алая ленточка –Красная, радует глаз милой Аксинии. А глаза её карие нежные, как завидят меня – алмазом сверка?ются, то любовью в них шибко глубокая! Вижу это я, вижу и радуюсь!

Подбежал я стремительно, бы?страва, обнял нежно за талию тонкую, да прижал к себе любую-милую, целуя её нежную-добрую. Сладкий запах и дух моей Кси?нии за мгновенье вскружили мне голову, а уста её нежные са?харны, волю мою поглоти?ли, присво?или.

Отстранилась она нежная-милая и сказала слова мне весёлые:

– Ду?рень, стой! Нельзя же до сва?дебки! Не по чести то, не по совести!

Нежно сжимая в объятиях, крыл шею её поцелуями, да настойчиво, страстно с желанием – обладать своей милой Голу?бою.

– Наум! Милый сокол мой я?сновый. Остановись! Прекрати! – Она вырвалась. – Полезешь с лабза?ньями сы?знова, знай – неделю ещё мы не сви?димся!

– Ух, какая ты строгая Кси?ньюшка, – признаться, немного опешил я. Семь дней без милой – то пытка была – чрезмерная горькая тяжкая. – Добро, – кивнул я, – но ты сразу родителей, уж сегодня как солнце поднимется, извести, чтоб сватов моих вы?ждали. Выждали, да хлебом с солью приветили.

– А меня ты спросил? Наум, милый мой?! Может замуж мене и не хочется?

– Зачем спрашивать за то, что мне ведомо?

– Тебе ведомо, да – я люблю тебя! Но узнай ты ещё нечто важное…

И Аксиньюшка в моих нежных объятиях, немного назад отклони?лась, и ввозри?лась в меня глазками карими и вдруг раз! – они белыми сделались.

– Что за лихо такое, иль наважде?ние?

– Удивлён?

– Конечно, любимая.

– Значит, вправду ты любишь, раз с объятий не вы?пустил и дьяволи?цей бесо?вской не вы?кликнул.

– Люблю, всю жизнь любил, ведаю, знаю и чувствую. Никакая ты не дьяволица Аксиния, люба сердцу моему даже белогла?зая. Всё одно с объятий не выпущу!

– А как же вера в вашего бога Московии? Нечисть для вас мы – нечистая. Ты крещён крестом христиа?новим и не должен любить Правь сла?вящую.

– То мене решать милая Ксиния и люблю я Ту кто мне по?сердцу, ни одна вера не вправе мне вы?вертать – кого можно любить а с кем не за что. Да и крестик я не нашу давно, то ведь мать отец меня кре?стили, а уж я решу сам – во что верить мне и кого любить стра?стею дикою.

– Стало быть живёшь ты по совести, для меня Наум – это главное. Хорошо, стану я твоей полюби?мою. Полюбимою – женой верною. Но для этого, да по обычаям Чуди-Чудной, руссой, Белоглазовой, должен выполнить ты желание моё заветное – стань опорой, защитой Магни?тке яиковой, всем сословиям, расам и сущностям.

Обомлел я немного, скручи?нился:

– Как же ведать мне кто в стане сущности? Да и вспомни: ты – Чудь Белоглазая, та, кого я всю жизнь и не видевши?