Канатоходец

Канатоходец
Дмитрий Миронов

Безумная и малоправдоподобная история. События начала 90-х годов: стрельба, резня и кровавые реки – воспоминания человека из той эпохи, – все это в голове едва совершеннолетней девчонки, рожденной в 21 веке. Пока только фрагментами, но это прогрессирует, и она еще узнает себя в зеркале. А тот, чью память она украла, не простит, и он уже где-то рядом…

Содержит нецензурную брань.

Дмитрий Миронов

Канатоходец

Я люблю смотреть, как на разных берегах проспекта скапливаются войска. Вспыхивает зеленый свет и две людских стены вот-вот встретятся лбами… но, они даже не задевают друг друга, рассеиваются по тротуарам, скачут дальше по своим делам. Троллейбус, вижу его спину, и то место, откуда растут рога, сейчас харкнет электричеством на перекрестке, озарит все углы моей крошечной кухни на последнем этаже. Еще темно, утро. Универсам на углу, зажигается неоновым пунктиром свет в витринах – Лена пришла. Потом кассирши – Роза, Люба, Рая друг за другом сворачивают в подворотню, служебный вход с эстакады. Пора и мне.

Блевань – это все покупатели: старухи, дети, мужики, красавицы, кто бы ни был, это все называется одним словом – блевань, жижа из одинаковых лиц, лягушачья икра.

Мой напарник совсем молодой, постоянно опаздывает.

– Я же интернетзависимый…

Начинает мне заправлять про какие-то биткоины, бинарные опционы, нижняя губа блестит, сейчас оттуда потечет. Я убегаю на эстакаду, меня вызывают электрическим звонком на весь магазин – машина. Хлеб, молоко, колбаса, снова хлеб, машина за машиной.

Во дворе напротив нас кухня ресторана – красавицы в марлевых колпаках улыбаются. Желтые листья падают, их несет ветром с Юсуповского сада, в нашем колодце нет деревьев одни автомобили, до последних этажей офисы, офисы, офисы за амбразурами стеклопакетов.

В шесть вечера эстакада закрывается, мы с напарником расставляем товар по полкам. В девять часов пора и мне, прощаюсь, охранник проверяет мою сумку.

Родная парадная напротив, но переходить проспект надо левее, где светофор, который всю ночь целует желтым светом потолок моей кухни.

Хлопает дверь, замерев, слушаю, как она звенит несколько секунд. Еще один день на помойку забвения.

Я очень замерзаю на работе. Погружаюсь в ванну с горячей водой. Черная дыра вентиляции под потолком, неповторимый узор слуховых галлюцинаций, шепот толпы, звон посуды на кухне ресторана "Тройка". Маленький, черный телефон всегда рядом, жму на кнопки, дрожащий голос одного мистического человека…

Все началось весной, с первых дней апреля я живу далеко от города, час на электричке. Дом летний – комната и кухня, чердак набитый огородным хламом, туалет во дворе, жирная береза у крыльца. Хозяева на другом краю поселка в пятиэтажке.

В комнате "буржуйка" греет сразу, потом я включаю электрическую печку. Кровать у окна и еще одна за шкафом, сервант с ненужной посудой – горы тарелок, сервизы, охапки вилок, ложек, ножей. Тумбочка с книгами, стол и стул. За окном забор, канава и поле до самого леса. На кухне холодильник, электрическая плитка, две табуретки, тазик под умывальником, полочка с зеркалом и мыльницей. Ничего лишнего.

В первый же день, как приехал, скинул вещи и сразу в местный супермаркет у станции. Как обычно много народу, здесь почему-то всегда одна кассирша. Главное – что бы впереди не было цыганок. Мне не повезло:

– Дочка, дай мне еще блок "Оптимы", ой нет у меня только на две пачки. Хотя, погоди, возьму. И шоколадку, и сок вот этот… Ох, лавэ нанэ! Прости, дочка, отложи, вечером приду. Хотя, постой…

И так далее. Очередь уже человек десять. Скрипнула кожаная куртка, я обернулся.

– Извините…

– Да, ничего, – говорю.

Когда забирал сдачу, обернулся еще раз, девчонка симпатичная, я ее заметил, как только вошел в магазин, она сидела на подоконнике рядом с камерами хранения. Кожаная куртка на молнии, вязаная шапочка, джинсы, ботинки, в корзине пакетик сока.…

Дома не успел раздеться, слышу, калитка хлопнула, шаги. Распахнул дверь настежь.

– Извините, у меня есть деньги, я заплачу, сколько скажете. Думала тут никого, я жила здесь раньше. Мне некуда идти.

Она выдохнула залпом эти слова и села на табуретку, рюкзак упал на пол. Хуяссе…

– Иди в комнату.

Я стал хлопать крышками по кастрюлям в поисках еды. Осталась вареная гречка, пожарю ей с колбасой. Включил чайник.

Она сидела на кровати.

– Один момент.

Сдвинул бутылки на край стола. Включил музыку в планшете. Ни о чем не спрашивал, она тоже молчала. Ушел на кухню, вернулся – спит, так и не сняла ни куртки, ни ботинок. Укрыл ее одеялом, выключил свет и лег на кровать за шкафом.

Утром затопил "буржуйку", сходил за водой, гостья не открывала глаз. Кружка с водой на столе, еда в сковородке все готово, только просыпайся. Слышал, ночью она выбегала во двор, на полу нашел две бумажки по пятьсот рублей, словно перья встревоженной птицы. И я во второй раз сказал – хуяссе…

– Вставай, хорош уже.

– Я давно не сплю.

– Как зовут-то?

Тишина, будто вспоминала.

– Рида… Апчхи!

– Рида? Будь здорова.

– Рита. Как жарко, вся мокрая…

– Я воды нагрел, вот ковшик, тазик и мыло, сам так моюсь.

– Подожди, я сейчас.

Схватила рюкзак и ушла. Ее долго не было, я даже сожрал котлеты, что пожарил для нее. Вернулась с двумя пакетами, сначала выложила на стол продукты: заморские салями, сыры, салаты в коробочках, связку пива, хлеб самый дорогой и литр "Ред лейбл"

– Это тебе.

– Что?..

– В "Окей" ездила.

– Это же миллион километров отсюда!

– На такси туда и обратно.

Из второго пакета: новые джинсы, теплую рубашку, пару футболок, пакетик с трусами, шампунь и резиновые сапоги, розовые в лягушатах.

– Ладно, – говорю, – пойду, погуляю.

– Ага.