Пузырник

– Можно и так сказать.

– У нас никогда не было этого органа, поэтому мы не чувствуем. Сложно понять слова «добро», «зло»…

– Значит, люди для вас одинаковы? Не важно, нападают ли они на вас, любят ли?

– Все одинаковы.

Некоторое время мы молчали. Затем я спросил:

– Обида. Обиду ты понимаешь?

– Нет.

– Для тебя добро и зло – одно и то же. Для меня – нет. Я хочу принадлежать к добру, но для тебя я равен любому другому землянину. Даже самому дрянному, проклятому лгуну, убийце, нацисту. С Гитлером ты бы так же говорил, как со мной: тебе всё равно.

– Все люди одинаково интересны.

– Вот! Это и обидно, – вздохнул я.

– Это от недостатка знания.

– Разве вы не знаете про нас абсолютно всё? – удивился я. Последнее время принято было считать, что пузырники – это некие образования единого сверхразума, с помощью которых он не то изучает, не то захватывает Вселенную. Поэтому, разговаривая с мягкой сферой, я ощущал, что общаюсь с ними со всеми, с их цивилизацией.

– Охотники – плохие? – прервал мои мысли пузырник.

– Если ради забавы изоляторы сбили – конечно плохие.

– Как Гитлер?

Я снова кашлянул.

– Нет! Гитлер – Гитлер намного хуже. Вы что, ничего не знаете о Гитлере? Это… Ну хорошо, это абсолютное зло. Крайняя точка на шкале зла.

– То есть, относительно Гитлера, охотники хорошие? – с прежней интонацией спросил пузырник.

– Как же тебе объяснить… Случись беда – охотники будут защищать других людей от таких, как Гитлер. – Я на мгновение задумался и добавил: – Наверное, будут. Да, – продолжал я, – есть люди, которые делают глупости. Но после мы способны понять, что ошибались. Стать лучше. И в глупостях не переходим тех границ, за которыми лежит область невозвратного зла. А есть люди, которые такую границу перейдут. Перейдут из ненависти, из зависти, ради выгоды, власти или просто забавы – не важно, чего именно. Понимаешь?

– Это сложно понять, но я очень стараюсь.

Мне показалось, что пузырник пытается выразить этими словами какие-то чувства. Вторая часть фразы – разве существо, лишённое чувств, скажет так?

– А ты на Земле который раз? – спросил я.

– Первый.

– Значит, впервые. Не представляю, как это – посещать другую планету… – Я хотел аккуратно подтолкнуть разговор в сторону планеты пузырников (или станции, звезды – места, где они обитают), но инопланетянин внезапно продолжил:

– Мы все здесь первый раз.

– Вам разрешено бывать на Земле только один раз? – удивился я.

– Мы лопаемся.

– Ну да. А потом? Разве не хочется снова? Тем более, если не успел ничего увидеть?

– Не знаю. Потому что это конец.

– То есть, лопнуть – значит, умереть?

– Да, конец существования, смерть.

Одновременно с этими словами над землёй подул холодный ветер. Я поёжился и принялся закрывать липучки на спецовке. «Так значит, они вовсе не единый организм» – я с удивлением рассматривал пузырника, будто он изменился, стал чем-то новым.

– Погоди, но ведь ты знаешь, что лопнешь. И что это смерть.

– Да.

– И всё равно здесь появился? Может быть, тебя заставили? – в моей голове мелькнули образы ужасного тоталитарного общества пузырников, в котором правители посылают к далёким планетам ради удовлетворения своего любопытства всё новые и новые шары.

– Нет. Мы пилигримы. Сначала мы использовали слово «чужеземцы». Это была ошибка, поэтому нас неверно понимали.

– Пилигримы? То есть, паломники?

– Пилигримы.

– Не хочешь же ты сказать, что Земля…

– Земля – это наша святыня. Последний шанс искупить свою примитивность. Шанс прикоснуться к тому, что вы зовёте душой, совестью, шанс увидеть разницу между добром и злом.

Я молча смотрел на постепенно темнеющего пузырника. Поверхность шара едва заметно шевелилась, вздрагивала, будто поддерживать сферическую форму стоило ей больших внутренних усилий (возможно, так оно и было: иначе шар бы сплющивался хоть немного силой гравитации).

– Но ты общаешься с остальными?

– Обрывочно. Случайно. Земля слишком далеко от нашего дома.

Я наклонился к инопланетянину:

– Скажи им, что не стоит так поступать.

– Зачем тогда существовать?

Совершенно растерявшись, я смотрел на него, не находя ответа. Да и есть ли вообще ответ на такой вопрос, универсальный ответ? Если бы я оказался в сказке (земной сказке), то испытывал бы только чувство сострадания, понимание. Однако передо мной был пришелец, и малая, глубокая часть моего сознания продолжала сомневаться в его искренности, в добрых намерениях. Но разве можно сейчас предаваться таким сомнениям? Нужно рассказать ему как можно больше про добро и зло – это мой долг. Может быть, часть этого рассказа станет известна другим пузырникам. Может быть, именно мне суждено перекинуть мостик понимания между нашими цивилизациями.

– Моё время.

Я вздрогнул:

– Что? Ты скоро лопнешь?