Fur Elise. Мистический сборник

Она знала, что завтра все будет опять хорошо. Что она станет обычной девушкой – в меру смешливой, в меру наивной, в меру даже глупенькой. Будет нравиться мальчикам и не нравиться местным курочкам, которые мнят из себя красоток. Но сегодня к ней никто даже не подходил – должно быть, от нее за версту несло голодом и черной страстью.

«Главное – не встречаться с Артуром», – как заклинание, думала она. Она не видела его уже неделю, и он ее, соответственно, тоже. А это значит, что он вот-вот должен появиться – или раздастся его уверенный голос по телефону, или, что еще хуже – он сам приедет на машине к школе или к дому. Хотя она сто раз запрещала ему это делать. Однако он на то и был ее мужчиной, чтобы не слушать глупую женщину.

Но встречаться им было нельзя. Она понимала, что не сдержится. Что просто убьет его. И тогда умрет сама. Потому что жить без него она могла, но не хотела.

На одной из перемен, однако, она убедилась, что далеко не все обходят ее стороной. Разговаривая с Янкой, она вдруг почувствовала чью-то ладонь на заднице. Резко обернулась и встретилась глазами с наглым взглядом Мишки, заядлого любителя хоккея. В смысле, не в телевизоре посмотреть, а взаправду поиграть. Был он даже какой-то местной звездой местной команды, но Танюшка в этой ерунде не особо разбиралась.

Мишка давно давал понять, что он неравнодушен – не столько к ней самой, сколько к выступающим частям ее тела. Танюшку это исключительно веселило, к зубоскрипению тупых курочек, писающих кипятком по Мишке и его дружкам, таким же спортсменам. Однако дальше словесных обменов любезностями и его попыток мимоходом ухватиться за что-нибудь дело не заходило. И заходить, конечно, не могло – она знала, что он скажет, еще за пять минут до того, как он раскрывал рот.

Вот и сейчас, достаточно ей было медленно перевести холодный взгляд с его лица на его руку, как рука сразу исчезла, а сам Мишка сделал вид, что ничего не было. Впрочем, Танюшка тут же перехватила ревнивый взгляд Маринки, которая точно видела, как Мишкина ладонь легла на ее зад. «Ну держись, коза», – подумала Танюшка и изменила выражение глаз. Она не знала, что именно она сделала и как у нее это получается – но Мишка немедленно расцвел и придвинулся к ней поближе.

На виду у изумленных одноклассниц она наклонилась к его уху и страстным шепотом сказала:

– Хочешь?

И тут же едва не расхохоталась, увидев, как расширились его глаза. Впрочем, главное, чтобы это увидела Маринка. А она видела – Танюшка чувствовала это спиной. Мишка довольно громко и растерянно сказал:

– Да…

– Вот вырастешь – обсудим, – внезапно сменив тон, прошептала она Мишке. – И не делай так больше.

Мишку как корова языком слизнула. Впрочем, его пылающие щеки увидели все. Она проводила его задумчивым взглядом, и вдруг подумала: «А, может…»

Нет. В училище делать это было нельзя ни в коем случае. Никогда. Хотя с истекающими слюной и другими естественными жидкостями мальчишками это было бы проще всего…

С тех пор, как у нее началось это – то есть два года назад – все как-то получалось само собой. И она даже не задумывалась раньше, что будет, если вдруг не получится. Как-то у нее такое случилось – и было очень плохо. Мрак перед глазами, тошнота, слабость. Она просто не могла ходить – лежала, повернувшись лицом к стене и не реагируя ни на что. Мать тогда перепугалась, вызвала врача – который разводил руками и говорил мудреные, но глупые слова, из которых было понятно, что ему ничего непонятно. Мать вызвонила даже отца – тот приехал, пьяный, в очках, перемотанных изолентой, воняющий подворотней. Приехал, поругался с матерью, взял у нее на бутылку и уехал.

А потом она встала и пошла. Туда, где ее уже ждали.

* * *

Он хорошо помнил, как это случилось в первый раз. Тем летом он не поступил в институт. Не увидев свое имя в списке зачисленных, он ворвался в кабинет председателя приемной комиссии, что-то доказывал, унизительно просил – и был с позором выставлен в коридор, под злобный смех таких же неудачников, как он сам.

Он пошел шататься по городу, подсознательно ища, какой эмоциональной встряской можно перебить стресс. Моросил дождь, одежда отсырела, однако ему было жарко и стыдно.

На набережной он увидел девочку, сидящую на скамейке. Сначала он вздрогнул – как она была похожа на Светку. Во всяком случае, со спины. К стрессу моментально прибавилась ненависть – но это оказалась не Светка. Какая-то рыжеватая блондинка сидела и грустила. Он вдруг понял, что он уже не в школе, что в этом, взрослом, мире его никто не знает. Подошел, сел рядом и как-то неожиданно для себя разговорился.

Оказалось, что девчонка, приехавшая из отдаленного поселка, тоже сегодня не поступила. Теперь ей предстояло возвращаться к себе домой – в однообразие, скуку и переплетение деревенских сплетен. Или что-то искать здесь, работу на какой-нибудь фабрике – непонятно с какими шансами выкарабкаться хоть куда-то, без жилья, без денег, без знакомых.

Они пошли гулять, несмотря на дождь. Он зачем-то соврал ей, что его дядька работает в деканате финансового факультета, куда она не поступила, и завтра он замолвит за нее словечко. Девочка расцвела и, казалось, совсем забыла про свои проблемы.

В глухой уголок парка они забрели случайно – кривые парковские дорожки были переплетены между собой и лишены всякой логики. В хороший день он бы сюда не пошел – тут царствовала центровая шпана, и можно было запросто остаться без денег и часов. Но сейчас в парке было пусто.

Неожиданно для себя он наклонился, чтобы ее поцеловать. Девчонка закрыла глаза и охотно подставила пухленькие губы. Он прикоснулся к ним и вдруг, как наяву, услышал: «козел… никогда… ненавижу…» Ненависть и унижение мгновенно вспыхнули в нем – он схватил девочку за шею, повалил в мокрую траву и начал яростно срывать с нее одежду. Ее глаза, обезумевшие от ужаса, еще больше возбудили его – он представил на ее месте Светку, голую, униженную, поверженную, молящую о пощаде…

Впервые увиденная им так близко обнаженная грудь на миг остановила его – острые торчащие соски были столь беззащитны, что вызвали у него в душе волну сочувствия. Но страсть уже полностью завладела им – остатки белья полетели в сторону, он с силой раздвинул плотно сжатые бедра и ворвался в свою жертву. Ее вопль еще больше раззадорил его – раздирая ее плоть, он одновременно схватил девушку за горло и начал сжимать его пальцами. Он понимал, что она умирает – вытаращенные глаза, высунутый язык и судороги ее тела не оставляли ни малейших сомнений в этом. Но ему было все равно – он был ее победителем, а она – его жертвой.

На распростертое на траве тело он даже не оглянулся. Умиротворение и покой разливались у него внутри, он впервые за несколько лет был спокоен и уверен в себе. Страх пришел чуть позже – он просидел две недели дома, пугая мать и судорожно пролистывая газеты. Про убитую девушку никто не говорил, преступника никто не искал. Спокойствия хватило ему на год…

* * *

Из училища Танюшка вышла с облегчением. Этот детский сад изрядно ее раздражал. Впрочем, перед этим ее вообще все раздражало – она была напряжена и сосредоточена, и всякие мелкие глупости ее только отвлекали.

Дашка, как обычно, увязалась за ней. Ей явно хотелось курить, но она не решалась при Танюшке. Не успели они подойти к калитке забора, как позади раздались топот и пыхтение.

Танюшка обернулась – к ней на всех парах неслась Маринка. Бежать на каблуках было неудобно, выдающихся размеров грудь неэстетично болталась туда-сюда, сумка хлопала по боку, но «курочка» упорно рвалась к цели.

– Забыла чего? – иронично протянула Танюшка.

– Тебя забыла! – невпопад ответила Маринка, тяжело дыша.

Танюшка поняла, что попала под разборки. Хорошо еще, что Маринка без подруг – драться в одиночку она не решится. Дашка от греха подальше ретировалась в сторону и тут же полезла за сигаретами.

– Ну, я тебя слушаю, – Танюшка остановилась в проеме калитки, чтобы в случае чего спрятаться за столбик.

– Ты чего к Мишке пристаешь? – разъяренно завопила Маринка. – Что за дела-то вообще?

– Пффф, – Танюшка не удержалась и фыркнула прямо в лицо курочке. – Нужен он мне, твой пацаненок.

– Я видела, как он тебе нужен. Я все видела. Как он лапал тебя, видела. Забудь про него, поняла? Тварюшка!

Танюшка вздрогнула от такой переделки ее имени. Она слышала это прозвище и раньше, но не в такой ситуации, а чаще всего в шутку. Сейчас же оно было сказано всерьез.

– А что будет? – улыбнувшись как можно язвительнее, спросила она.

– Что будет? Увидишь, что будет, коза драная!

«Ну, хватит», – подумала Танюшка. Из школы вышли несколько человек, в том числе и Маринкины подруги. Если они застанут ссору – быть драке. А драться ей сегодня нельзя. Никак.

Она на мгновение прикрыла глаза и представила Маринку лежащей на земле. Мертвой. В ее груди начало раздуваться что-то черное, мрачное и холодное. «Кстати, плохо, что я не мужик», – мелькнула шальная мысль. Она подняла веки и посмотрела Маринке в глаза. Та осеклась на полуслове. Ее лицо побелело, она отшатнулась и в ужасе начала неумело креститься.

– О господи…, – пробормотала она. Дашка с изумлением смотрела на происходящее. Маринка резко выдохнула и опустилась на землю. Ее белые колготки моментально стали черными, но она не обратила на это внимание, держась обеими руками за голову.

– Пойдем, – сказала Танюшка и пошла вперед, не оглядываясь. – И выбрось сигарету.

* * *

С того первого раза он стал во сто крат осторожнее. Далеко не все убийства проходили незаметно – кое о каких шумел весь город. Он знал, что милиция с ног сбилась его искать – и потому старался менять тактику.

Оперативники будто сорвались с цепи после девочки, которая оказалась дочкой генерала. Она сама пошла с ним поболтать, а потом согласилась поехать на пляж. Сначала он подозревал в ней «подсадную утку», но потом понял, что пресыщенная и скучающая девица просто ищет приключений.

Была уже осень, на загородном пляже никого не было. Они забрались на гору, поросшую кустарником – летом здесь уединялись десятки парочек, но сейчас они спугнули лишь какого-то кота. Девчонка болтала без умолку, рассказывая о своей бурной жизни – он же злился на нее. Она была вовсе не похожа на Светку и не вызывала в нем ничего, кроме раздражения и презрения.

Сорвала с катушек его сущая мелочь. Девчонка была в футболке и короткой бежевой юбке, из-под которой выглядывали длинные загорелые ноги. Вряд ли она демонстрировала их специально – скорее на автомате работал женский инстинкт. Сами по себе ноги его мало заводили, но когда она в очередной раз к нему обернулась, он увидел мокрое пятно, расплывающееся спереди ее юбки. Наверное, капнула роса с куста. И тогда он рванулся к ее горлу.

Она оказалась не девственницей, к тому же яростно сопротивлялась, исцарапав все его тело и даже пару раз дотянувшись до лица. Он жестоко избил ее, сломав ребра и нос, потом изнасиловал и задушил. Она оказалась единственной и любимой дочкой генерала – милиция рыла целый год, проверяя каждую мелочь. Он был напуган и разочарован, уехал из города на два года, сменив работу. Потом вернулся. Долго приходил в себя.

Сейчас он бесцельно бродил по микрорайону, вертя в руках бутылку с колой. Он заметил, что мужчина с колой вместо привычного пива всегда внушает доверие. Периодически он садился на скамейку и из-за затемненных стекол очков лениво разглядывал проходящих девушек. Его должно было торкнуть – это было сразу, как наркотический приход, при первом взгляде на «свою» девушку.