Обнажая искренность

Я слегка улыбнулся.

–Ты очень проницательная женщина, Маргарита.

–Спасибо. Со временем начинаешь понимать людей. Тебе, как писателю, это должно быть известно очень хорошо.

Я улыбнулся снова. Она мне нравилась. Умная, тонкая, проницательная, умеющая сказать то, что действительно нужно в данный момент и, что не менее важно, умеющая промолчать. Мы смотрели друг на друга и все понимали. Не нужно было даже проходить все эти замыленные стадии знакомства и общения, флирта, намеков, признаков заинтересованности и прочего. Мы просто все понимали. Готов был прозвучать главный вопрос этого знакомства. От нее, от меня, не важно. Утвердительно-положительный ответ означал бы начало бесконечно бурной и полной чувств ночи.

–Поистине редкость – понимающий проницательный мужчина, которому можно прямо озвучить все свои желания, – произнесла Маргарита и повернулась лицом к бару, подавая жест бармену, чтобы тот подал ей пепельницу, в которую она затушила свой окурок.

Повернувшись именно так, она открыла обзор пары, сидевшей через пару метров от нас, пары, никак не покидавшей моего разума. Я увидел Эвиту. Она во все глаза смотрела на меня. Она улыбалась. Я улыбнулся ей в ответ. В глазах ее я видел нечто удивительное – все ее естество желало, чтобы мне было хорошо. Мы смотрели друг на друга и одновременно понимали нечто очень важное – каждый из нас был готов отпустить другого ради того, чтобы тот был счастлив. Не передать словами какая радость взорвалась внутри меня. Я оперся руками на стул, чтобы подняться и подойти к Эвите, но она опередила меня. Ни слово не сказав своему собеседнику она, словно на крыльях, подошла, обняла меня, заглянула мне в глаза и спросила:

–Ну как ты тут?

–Прекрасно!– ответил я, обняв ее за талию. – Познакомься, это Маргарита – прекрасная проницательная девушка.

–Благодарю вас,– произнесла она, и девушки пожали руки. – А вы ребята я вижу вместе.

Мы посмотрели друг на друга, и безмолвный ответ на этот вопрос горел ярким пламенем в наших глазах.

–Мне было очень приятно познакомиться с тобой, Маграрита, и пообщаться,– сказал я.

–Взаимно, Максим, – ответила она, затем немного помедлила и дополнила: – Любовь превыше всего, верно?

–А иначе жизнь не имеет смысла, – вдохновенно ответил я и улыбнулся.

Смотря на нее, я видел, как тонкая струйка грусти заполнила ее чувства. Грусть эта отсылала ее в юность, когда сердце ее горело желанием любить и быть любимой, воскресая воспоминания о молодом юноше, тронувшем ее сердце. Сожаления наполняли ее, очевидно, говоря о том, что все эти прелести блеска богатств не стоят и капли тех чувств, которыми она жила когда-то, всем своим существом любя молодого юношу.

Как часто мы предаем любовь. Испуганные страхом остаться совершенно нагими, нищими, испуганные остаться на улице ни с чем, с пустыми руками, поддавшись страху, мы предаем свои чувства в пользу достатка, в пользу материальных благ, без которых, как нам думается, мы не сможем существовать в этом мире. Остудив свое сердце, перетерпев боль разлуки, заморозив, закрыв, заглушив свою чувственность, мы пускаемся в круговорот обыденной действительности, наполненной удовольствиями, лишающими нас самих себя. Спустя года, все чаще и острее врезаются воспоминания в наш разум, снова и снова давая понять, как мы были глупы, как жалок был тот страх, увлекший за собой. Все сильнее ощущается острота сожаления, подстегиваемая желание сею секунду бросить все и бежать навстречу той самой любви, что была однажды предана, все сильнее жжет нутро, давая понять, что момент упущен, что уже поздно. Ты променял любовь на фальшивку, прожитая тобою жизнь не имеет смысла, не имеет наполненности, она пуста и безжизненна. Горечь подкатывает к горлу, становясь все острее, вырвавшись, наконец, наружу слезами и рыданиями. И только надежда не дает закончить эту жизнь в тот же миг, надежда на то, что твои дети не повторят совершенных тобою ошибок, только бы не совершили. Душа рвется стремясь рассказать им это, но у них своя жизнь, от твоей они отмахиваются, чтобы сполна совершить своих собственных ошибок, сыграющих важнейшие роли в их жизнях.

Такси. Мы приехали домой.

–Макс, я кое-что поняла сегодня, – чувственно произнесла она.

–Что же?

–Когда я увидела, как к тебе подсела та привлекательная женщина, что то во мне встрепенулось. Это была не ревность, нет, не было ничего негативного. Это была скорее некая тяга. Тяга к тебе. Я сидела, тот парень мне что-то увлеченно рассказывал, а я думала, что сижу и слушаю сейчас совсем не того парня, которого хочу слушать. Я периодически смотрела на вас и никак не могла увидеть твоего взгляда, та девушка тебя собой закрывала. И потом, внезапно, я поняла. Я почувствовала некоего рода благодарность, трудно описать, благодарность за то, что у тебя все хорошо. Теперь я видела тебя отдельно, обособленно и искренне хотела, чтобы ты был счастлив, при этом не связывая твое счастье с собой, не навязывая себя тебе, понимаешь? Но мне все равно хотелось подойти и обнять тебя, что я собственно и сделала.

–И я безумно тебе за это благодарен. И спасибо тебе за то, что ты сейчас вот так искренне мне это говоришь. Для меня это очень ценно, по-настоящему. И, знаешь, когда я смотрел на тебя и того парня рядом, то абсолютно четко осознавал, что готов отойти, уступить любому, кого бы ты выбрала в свои спутники, только бы ты была счастлива.

Эвита подошла и обняла меня, крепко прижав к себе. Мы стояли в комнате около балкона. Свет не был зажжен, но в комнате было поразительно светло от неимоверно огромного диска пятнистой луны. Ее свет разрезал тьму, наполняя комнату серебряным свечением. С улицы дул теплый летний ветер с привкусом прохлады.

Взявшись за плечики своего платья, Эвита скинула их с себя. Платье обрушилось на пол, поставив точку всем сомнениям. Затем она принялась расстегивать пуговицы на моей рубашке. Закончив, она сбросила ее с меня. Словно любопытный юный мальчишка, еще не познавший женщины, я рассматривал каждый изгиб ее тела, не желая пропустить не дюйма. Эвита глубоко дышала, от чего рот ее был слегка приоткрыт. Нежно-розовые губы отдавали спелостью юности и неистового желания разделить свою прелесть с тем странником, что разжег огонь их существа. Приблизившись, не в состоянии больше терпеть томленье, я коснулся своими губами ее губ. Эвита, поддавшись импульсу чувств, ответила взаимностью, опустив свои веки, дабы сполна ощутить долгожданное прикосновение. Я опустился на колени и поцеловал Эвиту в живот. Она вздрогнула, продолжая учащенно дышать. Грудь ее вздымалась, глаза были закрытыми. Все глубже склонялся к ногам Богини, я опустился до самых стоп. Объяв их ладонями, словно желая согреть, я целовал их, прикасался к ним своей головой, словно воздавая молитву. Выдохнув, я полностью открылся. Полный поклон, полное повиновение. Полностью тотально открытый, я обнажил всего себя перед этой женщиной. Финал всей жизни в ногах любимой.

Вот он тот самый момент, к которому я шел всю свою жизнь. Открываясь перед каждым, в глубине души я хранил самую важную часть себя, зная, что передо мной не «она». И вот, я здесь, в ногах этой женщины и я знаю, что это «она», теперь я знаю. И я уступил. Я полностью открылся. Я отдал ей свое сердце, отдал всего себя.

Это то, чего мы все так боимся – полностью открыться, довериться полностью, до последней капли. Стать полностью уязвимым, быть готовым умереть и тем страшнее собственноручно вложить меч в ее руки. И она может одним взмахом руки разрубить твое сердце пополам, но ты все равно будешь ее любить и будешь благодарен ей за то, что она подарила тебе эту смерть, ибо благодаря этому ты познал настоящую Любовь. Такова цена. Не открывшись полностью, не доверившись тотально, не уступив всецело, всем своим существом – сердцем, разумом и душой – ты никогда не познаешь настоящую любовь. Ты готов к этому? А иначе зачем жить?

Как же долго я к этому шел. Слезы проступали из моих глаз. Я касался руками ее стоп и целовал каждую из них. Словно ребенок у ног своей матери, я хотел любить и я любил, я благодарил и я боготворил. Чрево, дарующее жизнь; мать, дарующая безопасность. Первая любовь и последняя возлюбленная. Вдруг я почувствовал, как ее рука коснулась моей головы. Ладони легли на мое лицо, и она подняла мою голову, устремив свой взгляд прямо на меня. Заглянув в ее глаза, я вздрогнул. Словно любящая мать, нежно смотрящая на свое дитя, она смотрела на меня и слезы стекали по ее щекам. Она принимала меня, принимала всецело, полностью таким, каков я есть. Безусловно и безоговорочно. Своими пальцами она вытирала слезы на моем лице.

Мы стояли друг напротив друга, глядя прямо в глаза, и ясно понимали, кто мы есть. Понимали, что отныне, мы вместе, отныне, мы одно целое. Две половины раскрылись и соединились. Она все понимала, я понимал все тоже. Наши тела, ведомые единением душ, соприкасались и в этот момент мы обнялись. Словно продолжение себя, я чувствовал ее, ее тело, ее чувства, энергию, струящуюся внутри нее.

Не помню, как одежда исчезла с наших тел. Мы лежали обнаженные, не произнося ни слова, и лишь свет бледной луны освещал нас. Эвита встала, подошла к балкону и закрыла его дверцы, запрещая ночной прохладе застать нас врасплох. Я наблюдал за ней, за каждым ее движением. Она продела все эти действия так естественно и абсолютно искренне, не помыслив и на мгновение о возможном стеснении передо мной, словно мы знаем друг друга всю жизнь. Сделав задуманное, она развернулась, чтобы вернуться в мои объятия, увидела, что я смотрю на нее и игриво улыбнулась, по-девически вздернув плечом. Затем подошла, легла рядом и обняла меня, словно в этот момент я был всем, что у нее было. Мы лежали обнявшись и это было все, что мне было нужно. Любовь переполняла меня. Слезы проступали на моих глазах от благодарности за то, что могу любить эту девушку. Любить ее сейчас и всегда. Любить ее, даже если она решить покинуть меня, даже если захочет убить.

Должно быть все это звучит весьма непривычно, возможно даже дико. Мужчина, склонившийся перед женщиной, сдавшейся ей – совсем другому учит нас общество, совсем другие принятые морали руководят людьми. Я мальчик, вспоминающий свою маму. Как я хотел любить ее и как я был отвергнут. Жизнь еще не успела подавить эту детскую душу, она еще чиста и бесконечное блаженство благодарности и любви струиться сквозь нее, направленное на ту, кто дала ему жизнь. «Я всего лишь хочу любить тебя, мама», – шепчет этот маленький ангел, но мама остается равнодушной. Глубокое страдание несет она в себе и от этого ей страшно, страшно открыться и принять любовь, страшно любовь выражать и дарить. Даже безусловную любовь своего ребенка, который ничего от нее не требует, который просто дарит любовь и благодарен за то, что эту любовь принимают. Из раза в раз встречающий закрытость, страдание, озлобленность, строгость, ребенок закрывается, дабы более не чувствовать боли ран, наносимых ему его же матерью. Закрывшись и возненавидев свою собственную мать, он дет по жизни одетый в тяжелую броню, оберегающую его сердце. Он так решил, он не хочет более страдать. Но вот наступает момент, когда любовь должна излиться на девушку, которую он встретил. Открыться ей, показать, что любовь в нем тоже есть. Попытка за попыткой. Но сердце все в броне, защитной и тяжелой, закрытое и неприступное. Не излиться любви, пока оковы не раскрыть. «Я всего лишь хотел любить тебя, мама», – вспоминает его душа. Превозмогая боль, ломая тело, чувства, раскрывая душу, пробираясь все глубже, из жизни в жизнь, этот парень, бывший когда то ребенком, сможет раскрыть свое сердце и заиграет заструиться в нем любовь, как в чистом источнике животворящая вода. И женщина поможет ему, поможет уступить, поможет отложить своей меч, которым защищался он все это время, поможет успокоиться и просто быть собой. Эту женщину мужчина назовет богиней, освободившей его, помогающей ему, полюбившей его.

Я целовал ее, целовал ее губы, ее лицо, ее шею, ее грудь руки и живот. Каждый сантиметр ее тела я изучал своими губами, словно исследователь. В моем сознании не было «финала пьесы», не было окончания или цели, к которой я должен был прийти или к которой приходить принято. Я был весь прямо здесь прямо сейчас. И не было секса сейчас, была только любовь. Любовь цвета фиолета, золота и света. Словно вино, наполнявшее бокал ее тела, я вкушал его, я мешал его, я подогревал его, побуждая звуки ее естества изливаться наружу, побуждая пену ее энергий выплескиваться вновь и вновь. Пьянящая кровь раскалена и разлита по телу, жар чресл обжигает смельчака, осмелившегося его вкусить. Она извивалась, словно змея, вибрируя каждой клеткой своего тела, трепеща и танцуя под лучами ласок и любви.

Часы прошли словно минуты, а я все тонул в этой девушке, вновь и вновь любя ее, восхваляя ее, боготворя ее. Прикосновение тел, сплетение рук, расстояние между нами казалось слишком велико. Мгновение крика естества, стона сердец и пульсации тел. Теперь нет двух, и нет «его», и нет «ее». Мы были одним целым отныне в одном союзе.

Две энергии стали одной, два тела стали одним, два сердца бились в унисон, две души стали единой. Теперь не было мужчины и не было женщины. Она стала им, он стал ею. Мужчина в женщине, женщина в мужчине. Мужское и женское в одном целом. Инь и Ян. Энергия круговоротом струилась, смешивалась, наполнялась и ширилась, разливаясь вокруг и всюду, заполняя все вокруг, руша любые преграды, очищая и освежая разум, сердца и души. Каждый вошел в это переживание как часть мозаики, бесконечно ища в вечности свою пару, а вышел богом, завершенным и цельным. Сама ее величество Любовь благословляла этот союз, сама Любовь сопровождала их, сама Любовь танцевала и праздновала, сейчас и всегда.

* * *

Утро встретило сладостью пробуждения, когда ты уже проснулся, но глаза еще закрыты. Сквозь возвращающиеся их сна сознание слышны запахи свеже-заваренного чая и легкого завтрака. Я открыл глаза, повернул голову – в постели я был один. Вкусный запах рассказал мне, что Эвита проснулась раньше, проголодалась и приготовила завтрак. Поднялся с постели, оделся, вышел – Эвита сидела за письменным столом и что-то усердно писала. Я наблюдал, сохраняя тишину, не хотел мешать. Удивительно прекрасна была видимая мною композиция: красивая девушка, сосредоточенность и поток творчества, охвативший и окрашивающий ее. Закончила, положила ручку. Пишет по старинке, – отметил я, – не за компьютером. Словно прочитав мои слова, она повернулась, увидела меня и улыбка озарила ее, до этого момента сосредоточенное, лицо.

–Доброе утро, – произнес я.

–Доброе, – ответила она.

Хоть и звучало это несколько «официально», но мы смотрели друг на друга словно родные, словно сегодняшнее утро явилось началом новой жизни. Благодарность и любовь струились сквозь меня и находили отражение в глазах Эвиты. Она встала, я подошел и мы обнялись. Знакомо ли вам чувство «родного»? Когда обнимаешь родного брата или сестру, когда обнимаешь свою мать. Любой человек может быть родным тебе, когда ты полностью открылся ему, а он открылся тебе взаимно. Будучи в объятиях друг друга я чувствовал ее, словно чувствовал себя. Подобно зеркалу она отражала меня. Несомненно, все это родилось вследствие самого настоящего волшебства.

Внезапно раздался звонок. Телефон Эвиты. Будто убаюканные мы медленно выпустили друг друга из объятий. Эва подняла телефон, ответила. Во мне возникло тревожное чувство.

–Что? Он в порядке? – взволновавшись говорила она в телефон. – Я скоро приеду.

Разговор закончился. Я смотрел на нее не говоря ни слова.

–Мой отец, – начала она, – плохо себя чувствует. Сейчас в больнице. Звонила мама, отец просит меня приехать.

–Прямо сейчас закажем билеты, сегодня вылетим.

–Ты поедешь со мной? – спросила она и в голосе ее звучала просьба.

–Конечно я поеду с тобой, я не оставлю тебя в этой ситуации, – ответил я.

–Спасибо, – проговорила Эвита, подошла и обняла меня.

Мы заказали билеты на самолет, собрались и вылетели в Москву. Через полтора часа мы уже стояли в аэропорту Москвы. Поймали такси.

–Я поеду прямиком в больницу, – произнесла Эвита, – благо вещей с собой не много.

–Хорошо, пиши мне обо всем и когда сможешь, позвони.

–Ладно.

Она приблизилась и мы поцеловались. Сладкий поцелуй долгожданной любви. Хотелось быть с ней, не отпускать одну, быть отныне всегда вместе. Защищать ее и оберегать от мира. Но сейчас она должна была поехать одна, это был ее отец.

Эвита уехала, я поймал еще одно такси и направился домой. По дороге набрал Мише.