Обнажая искренность

И я всецело был готов поддаться ее предложению.

Мы забрали багаж, поймали такси. Эвита назвала таксисту адрес и мы поехали. С любопытством ребенка я разглядывал красоты города, я был полностью погружен в это. Затем почувствовал, как Эвита наблюдает за мной и слегка улыбается. Я посмотрел на нее.

– Ты словно в первый раз в Питере, – произнесла она.

–Каждый раз, как в первый.

–Я покажу тебе то, что ты абсолютно точно еще не видел в этом городе.

–Вот как?! Тайная жизнь города? А ты непредсказуемая девушка!

–Ты многого обо мне не знаешь, Макс.

–Это да. У меня впереди есть вся жизнь, чтобы это узнать.

Она рассмеялась. Звонко и громко. Даже и не думая себя сдерживать, не взирая ни на что. Она просто смеялась, как смеется ребенок, наполняя сырой питерский воздух разрядами электрического смеха, способного излечивать души.

Мы приехали и поднялись в квартиру.

–Что это за квартира?– спросил я.

–Просто квартира, которую мне подарил мой папа.

–Здесь мило. И уютно.

–Выйди на балкон.

Я вышел на открытый балкон, и передо мной во всей своей красе предстал потрясающий вид города. Красота и гармоничность пейзажей дышала спокойным трепетом прошлого века.

–Как, кстати, поживают твои родители? – спросил я.

–Хорошо, только мы редко видимся.

–Почему?

–Папа постоянно работает, а мама вся в своих выставках – она дизайнер.

Спрашивать кем работает ее отец я не стал. Лишнее любопытство, как по мне. Да и не имеет это ни какого значения.

–Ты голоден? – воодушевленно спросила Эвита.

–Да. Я бы сейчас слона съел.

–Идем, тут прямо на первом этаже дома есть прекрасное кафе, в котором как раз угощают слоном.

–Ммм, хобот с собственном соку.

–Хахах, идем.

Мы спустились в кафе, что располагалось на первом этаже дома. Обеденное солнце озолачивало все вокруг. Людей было не много и от того звуки шагов каждого прохожего раздавались по улице эхом. Я наблюдал за всем происходящим, словно сам стал частью города. На столько глубоко я погрузился в него, что совсем забыл, что Эвита сидела рядом со мной.

–О чем ты задумался? – спросила она.

–Скорее, зачувствовался…

Фраза вызвала у неё улыбку. Я смотрел на неё, словно впитывал сок свежего фрукта. В её глазах светилось детское любопытство и чувство трепетной радости. Я понял, что радость эта была связана с этим самым моментом, с тем, что мы вместе вдвоём сидим прямо здесь и сейчас и более нам ничего не нужно.

–О том, как я безмерно счастлив вот так просто сидеть здесь вдвоём с тобой.

Она была рада это услышать, а я был рад это сказать. Официант принёс заказ, и мы принялись за еду. Вскоре с обедом было покончено.

–Мне нравиться, как ты пишешь, – произнесла она, смотря на меня.

–Спасибо! Из твоих уст это высокая похвала.

–Ты правда хорошо пишешь.

–Кстати, я тут кое-что для тебя написал.

Я запустил руку в карман и достал лист бумаги.

–Когда ты уснула в самолете, я набросал. Это стихотворение.

Я протянул листок Эвите. Она взяла его, сверкая глазами, полными интереса, и погрузилась в чтение. В этом была вся она. Делая что-либо – она делала это всецело, погружаясь в действо целиком, каждой клеткой своего тела.

Я наблюдал за ней. Смотрел, как пробегают по строчкам, с одной на другую, ее глаза. Как появляется крошечная, еле заметная эмоция и тут же исчезает, замененная следующей. Это было прекрасно. Пока она растворилась в стихотворении – я растворился в ней.

Она закончила. Еще несколько мгновений смотрела в пустоту и только потом подняла голову и посмотрела на меня. Лицо ее было наполнено чувствами.

–Это прекрасно,– произнесла она,– спасибо тебе.

Я улыбнулся и слегка кивнул.

– Спасибо тебе за эти строки.

Вита протянула руку и положила ее поверх моей. Не нужно было ничего говорить, ни одна мысль не имела смысла. Теперь нам было мало просто находиться рядом, нам хотелось прикасаться. Одно маленькое прикосновение и сердце больше не желает довольствоваться малым. Я чувствовал это. Мы оба это чувствовали. Я увидел это в ее глазах. Это был еще один маленький шаг на встречу друг другу. Но броситься в объятия друг друга было бы глупо и вульгарно. Это бы все разрушило. Любовь проживает себя через нас, смакуя каждое мгновение до последней капли, желая насладиться каждым мгновением до последней капли.

– Макс, почему ты не…,– она сделала обдумывающую паузу. Возможно, посчитав свой вопрос не совсем корректным, но потом, отбросив все предрассудки, просто проговорила то, что думала и чувствовала. – Почему ты не отверг Аллу, когда она на тебя вешалась, если ты не хотел иметь с ней близких отношений? То есть, почему твердо не дал ей понять, что между вами ничего не может быть?

– Ты на самом деле хочешь поговорить об этом?

– Я считаю нужным проговаривать все, что каким-либо образом касается меня и людей рядом со мной. Пусть даже это не важно, но оно есть. Это нужно проговорить, чтобы, если оно не часть меня, ушло. Иначе остаются недомолвки, из которых потом может вырасти нечто не хорошее, мешающее и отдаляющее, а не редко и разрушающее.

– В очередной раз поражаюсь твоей мудрости.

– Спасибо. Но вопрос сейчас не о моей мудрости.

–Дело в том, что у меня не было и нет никакого отношения к Алле. Будь оно, положительное ли или отрицательное, не важно, но оно бы было, и тогда я бы выразил его. Я бы ее обнял или оттолкнул. Принял или отвергнул. Но, так сложилось, и я этому рад, что я никак к ней не отношусь, и поэтому реакцией на ее действия было отсутствие любого отношения с моей стороны, то есть полное бездействие, равносильно безразличию. Когда ты каким-либо образом относишься к человеку – ты привязан. Как именно – не важно. Безразличие же позволяет тебе просто отметить, что наблюдаемое тобой имеет место быть и просто пройти мимо этого, приняв решение не включать это в свою жизнь.