Тринадцатая жертва

– Показалось… – хмуро ответил Евгений, машинально взяв Ральфа за поводок.

– Ничего подобного! – возразила женщина. – Вы смотрели на детскую площадку с таким видом… – она нахмурила брови, подбирая слово. – Подавленным и испуганным! – воскликнула, она явно довольная точным определением.

– Это не ваше дело! – грубо сказал Васильев. Он собрался уйти, и тут совершенно непредсказуемо повел себя Ральф. Недоверчивый к посторонним людям пес, радостно скалился незнакомке. Ральф к Косте Могиле привыкал достаточно долго, а бывший уголовник вел себя с овчаркой уважительно, постепенно завоевывая симпатию собаки. Женщина фамильярно потрепала пса по загривку. У нее были голубые глаза и черные брови.

– Та девочка, – женщина кивнула в сторону игровой площадки. – Такое впечатление, что она вызвала у вас паническую атаку.

– Вы психолог? – грубо спросил Васильев.

– Н-н-е-е… – рассмеялась она, протянув гласную. – Я живу в соседнем подъезде. Переехала три дня назад, и еще ни с кем не познакомилась.

Евгений удивленно на нее посмотрел. Люди живут в мегаполисах десятилетиями, и не зная имени соседа по лестничной площадке!

– Меня зовут Анджела, – сообщила женщина. – Я приехала из Сибири. Маленький город Абакан. Это в Красноярском крае. Не слыхали? – не дождавшись ответа, продолжила. – У нас в порядке вещей, здороваться с незнакомым человеком на улице. Знаете, как там говорят? Сибирские девчонки не сдаются! – она обезоруживающе улыбнулась. – А вас вижу каждое утро в одно и то же время, с вашим симпатичным псом.

Поняв, что речь зашла о нем, Ральф тихонько гавкнул.

– Евгений… – Он неожиданно смутился. – Возьмите вербу! Говорят, на прошлой неделе освятили.

– А у вас еще есть?

– Нет. Мне ее дал случайный знакомый.

– Значит, теперь это ваша веточка! – сказала Анджела. – Поставьте в воду. Освященные кустики вербы стоят до следующего года. Заходите в гости, Женя! Квартира тридцать семь. Легко запомнить, в таком возрасте умер Пушкин.

Она помахала Ральфу, и побежала по дорожке в сторону темнеющих деревьев парка. Спину при беге женщина держала ровно, подошвы кроссовок звонко отбивали дробь. На фоне ее свежести, Васильев показался себе больным, дурно пахнущим стариком. Он почесал Ральфа за ухом.

– Ведешь себя как дворняга, – пробурчал Евгений. – Лезешь ко всем подряд. А вообще, я тебя понимаю, мальчик… – он с тоской посмотрел вслед удаляющейся фигурке в синем костюме. – Классная девка!

Солнечный луч прорвался через завесу облаков, радостно урчали снующие в поисках пропитания по газону голуби.

То, что проделал в дальнейшем Евгений Васильев, удивило его самого. Повинуясь безотчетному импульсу, он достал из пакета бутылку водки, аккуратно поставил ее под скамейку. Туда же последовали пивные банки.

– Считаешь, мне будет плохо? – задумчиво спросил он у Ральфа. Евгений потрогал подушечкой указательного пальца пушистый бутон кустика вербы. – Прорвемся, мальчик!

***

Евгений наполнил пустую банку из пива водой, поставил туда вербу. Получился так себе натюрморт! Из жестяной дырки торчит красно-бурая ветка с нежно-белыми головками. Он покормил Ральфа фаршем, который обнаружил в холодильнике, сжевал половину сырой сосиски из великодушных даров Кости Могилы. Распахнул портьеры, зажмурился от потока света, хлынувшего в комнату. Про девочку в оранжевом платье следовало забыть. Мозг по собственной прихоти награждает своего хозяина разнообразными воспоминаниями, чаще неприятными. Сон – есть сон! Объяснял он себе, а пророческие сновидения известны с древних времен, и логическому анализу не подлежат! Все так, если бы не эти долбанные отражения в зеркалах, возникающие по неизвестному алгоритму, и исчезающие на долгие дни. У него всегда было чрезмерно богатое воображение. Свобода и талант, – дорогостоящие вещи, – за них приходиться платить страхом. Немного помогал массаж точки промеж бровей в совокупности с циклическим диафрагмальным дыханием. На пять счетов – вздох носом, на семь – выдох ртом. Смириться с видениями было трудно, но еще больше настораживали ночные провалы в памяти. Лунатизм. Он где-то прочел интересный исторический факт. В девятнадцатом веке людей, страдавших лунатизмом, считали одержимыми дьяволом. А еще жил какой-то господин то ли в Англии, то ли в Америке. Он ухитрился убить другого господина, пребывая сомнамбулическим трансе. Приехал к тому домой, тюкнул молотком по окаянной макушке. Присяжные того господина оправдали. У нас такой номер не пройдет, – логично считал Васильев. Оставалось надеяться на Ральфа; дважды пес будил хозяина яростным лаем. Однажды это произошло в двух кварталах от его дома. Евгений ввязался в драку с двумя молодыми парнями. Худыми и подвижными как молодые волки. По всему – наркоманы в поисках «закладки». Драка была краткой и жестокой, – он выбил зуб у одного из них, после чего почти два месяца гноилась рана на костяшке кулака. Значительная часть «солевых» наркоманов заражены СПИД и вирусом гепатита С. Спустя три месяца он сдал кровь на анализ в районной поликлинике. Обошлось. Ральф вцепился в руку парня, пока Евгений Васильев, не помня себя, крушил челюсть его товарищу. Был еще эпизод, о котором он дал себе слово не вспоминать. А всего таких историй насчитывалось не менее десяти. Были прямо героические случаи, – вытолкнул женщину из-под колес несущегося по трассе грузовика. В другой раз очнулся на пороге подпольной лаборатории. Группа неопрятных выходцев из Средней Азии фасовали в пакетики белый порошок. Тогда началось сотрудничество с ментами. Для «человека с прошлым» – как иногда называл себя Женя Васильев, – занятие, мягко говоря, непривычное! На том этапе Васильев был уверен, что его персональный роман с наркотиками завершен раз и навсегда. В правоохранительных органах работали и честные пацаны, – выражаясь босяцкой терминологией, один из таких – Андрей Федченко. Виски седые, а все еще капитан! Для Васильева это было косвенным признаком порядочности мента. Не лизоблюд, живет не зарплату. Сотрудничество не продлилось долго. И об этом Васильеву также не хотелось лишний раз вспоминать. В жизни и так хватает дерьма.

Он остановился в коридоре, коснулся края простыни, закрывающего зеркало, после чего направился в ванную. Шел туда, как на боксерский ринг, где предстояла схватка с заведомо более сильным противником. Сжав кулаки, и набычившись. Привычно нащупал точку между бровями. Старательно помассировал, продышался. После чего открыв дверь, зажмурился. Через сомкнутые веки искрились мерцающие желтые пятна. Такого же цвета, каким было платье девочки на качелях. Физиологи говорят, что в период время глубоко сна глаза разъезжаются в разные стороны. Если об этом думать, никогда не заснешь! Через распахнутую форточку с улицы донесся чей-то жалобный стон, словно плачь ветра, гуляющего по пустырю за домом. С зимы в двух кварталах от его дома шло строительство высотного здания, – ухал отбойный молот, вбивающий сваи в землю. Земли было много. Сырыми, ноздреватыми горками она возвышалась на краю котлована, а между рыхлых холмов, наружу простиралась длинная человеческая рука со снятой кожей; выступали тугие сухожилия, как в анатомическом музее, багровели мышцы.

Васильев нажал выключатель, и шагнул вовнутрь.

Ральф чутко навострил уши. Он видел, как человек скрылся в ванной комнате. Спустя минуту, зашумела пущенная из крана вода. Пес потоптался на месте, и улегся на полу в прихожей.

ЧАСТЬ 2.

1.

– Мы живем на восьмом этаже. Слышите? А в доме всего двенадцать этажей. Она… – женщина запнулась, но жадного взгляда от распростертого на капоте автомобиля тела мертвой девушки, не отвела. – Она пролетела мимо нашего окна, будто какая-то огромная птица!

Федченко глубокомысленно нахмурился. Симпатичная блондинка. Небесного цвета голубые глаза, и того же оттенка короткий халатик. Розовые кроссовки, одетые на голые ноги. Длинные ноги. Ее тянул за локоть мужчина, высокий с выпирающим животом и глубокими залысинами.

– Юля, ты мешаешь следствию… – он смущенно улыбался.

– Огромная птица! – с нажимом повторила женщина. Изуродованное обнаженное тело магнитило ее взор.

– Разберемся! – повторил Федченко. Дежурная фраза, которая ничего не значит.

Он посмотрел на разрезанную напополам тушку большой крысы, лежащую в полутора метрах от правого переднего колеса автомобиля. Все вокруг было усеяно разбитым стеклом, крысе не повезло, – осколок расчленил ее ровно напополам

В тридцати метрах от ограждения свирепо рычал на холостом ходу старый автомобиль, из выхлопной трубы вырвались сизые хлопья газа. Шестая модель «Жигулей», – определил капитан Федченко. Тачке больше тридцати лет, собаки столько не живут. «Шестерка» утратила первоначальный цвет «баклажан», пороги проела темно-коричневая ржавчина. Владелец машины, – хмурого вида мужик. Уныло свисали рыжие усы, руки он держал в карманах летней куртки, в уголке рта тлела сигарета. В каждом городе страны наверняка есть вот такой побитый жизнью человек, владелец древнего автомобиля.

– А нам то что теперь делать? – наседала на офицера грудью блондинка. Ворот ее халатика чуть распахнулся.

– Идите домой! – приказал капитан, глядя на мужчину, но обращаясь к его жене. В таких семьях мужья мало что решают. – Я пришлю нашего сотрудника.

– Точно пришлете? – недоверчиво спросила женщина. – Квартира сто сорок семь!

Федченко молча кивнул, приподнял желтую ленточку, опоясывающую место происшествия. В настоящий момент над трупом склонился грузный мужчина. Солнце скрылось за тучами, на улице похолодало, но блестящую лысину толстяка украшали бисеринки пота. Он приблизил мясистое лицо к пергаментно-белым губам лежащей на капоте кроссовера женщины, словно намереваясь ее поцеловать.

– Где хозяин машины? – спросил Федченко, протягивая руку для приветствия молоденькому лейтенанту.

– Увезли, товарищ капитан! – почему-то обрадованно сообщил лейтенант. У него были рубиновые оттопыренные уши и младенческий румянец на щеках.

– Куда?

– Федор Андреевич Смирнов, – сверившись с записью в смартфоне, доложил лейтенант. – Отвезли в Мариинскую больницу. Сердечный приступ.

– Номер дежурного врача взял?

– Так точно! – улыбался лейтенант. Он достал из планшета блокнот, открыл страничку. – Вот!

Федченко бегло глянул на цифры. Уникальная особенность; запоминать цифровую комбинацию с первого прочтения, не принесла ему ни славы, ни денег.

Усатый мужик докурил сигарету, метнул окурок на асфальт, забрался в салон своей «шестерки». Рычание стихло.

– Молодец, – сказал Федченко, лишь по той причине, молчать было глупо. Он поднял глаза на окна, мысленно прочертил траекторию полета. Андрей Федченко был симпатичным мужчиной, с густыми черными иссеченными сединой, и внимательным взглядом карих глаз. Сломанный нос мужскую внешность не портил, – результат многолетнего увлечения боксом. Вплоть до сорокалетнего юбилея он выступал на турнирах МВД по боксу. Пару лет назад бросил это увлекательное и небезопасное занятие.

– Хочу дожить до пенсии с целыми костями и ходить в унитаз, а не под себя! – сообщил он тренеру Якову Фролычу и друзьям по спортивному клубу, однако тренировки продолжал посещать, пару раз в неделю стучал по мешку, бил по «лапам».

Он подавил мимолетный приступ тошноты, подошел к эксперту.

– Гамарджоба, кацо! – Федченко хлопнул по мясистому плечу эксперта.

– И тебе не хворать, служивый! – толстяк обернул потное лицо. Он был черноглазым, с густыми, сросшимися у переносицы бровями, а лишний вес являлся следствием двух несовместимых причин; прекрасному пищеварению и диабету второго типа. Капитан Вахтанг Гучава носил с собой шприц в футляре, стилизованный под массивную авторучку, два раза в день делал укол инсулина. Болезнь не испортила характер добродушного грузина, он знал уйму анекдотов. Гучава воздел руки, облаченные в синие латексные перчатки, словно намереваясь помолиться.

– Хорошая история, что скажешь, Андрей? – он кивнул на распростертое тело.