Останки прошлого

Останки прошлого
Дмитрий Александрович Македонов

В 1986 году произошла не только Чернобыльская катастрофа. На севере страны, близ Уральских гор случилась ещё одна катастрофа, информация о которой была скрыта даже в правительственных учреждениях. Один из выживших в те апрельские дни сумел написать подобные воспоминания о постигшей закрытый город Леонидов трагедии. Но достоянием общественности эти воспоминания так и не стали…Рассказ о столкновении с хтоническом ужасом в духе Г.Ф. Лавкрафта.

Дмитрий Македонов

Останки прошлого

Совершенно секретно.

Комментарий для Петренко В.А.

Данные записи были обнаружены в квартире неизвестного мужчины, при котором не нашлось каких-либо документов. Также не были найдены друзья или родные этого человека. Исписанные тетради были конфискованы милицией и после тщательного изучения отправлены на рассмотрение в МВД. Совсем недавно я нашел эту информацию на запылённых полках архива и считаю их забытыми по преступной халатности. Дословная перепись представлена далее.

***

Если быть честным, я не писатель и не газетчик. Писать большие тексты не по мне, но я успел взять несколько уроков у моих образованных соседей, перед тем как обстоятельства не привели меня к затворничеству. Надеюсь, мой язык не будет слишком груб, чтобы его могли воспринимать люди куда умнее меня. Я начал писать этот текст в июне 1992 года, спустя полгода после развала гигантской страны, в которой был рожден, но в которой не был бы уверен в свободе распространения данного труда. Сейчас, шесть лет спустя после ужасающих событий, коснувшихся десятков тысяч человек, я могу с уверенностью браться за стопку тетрадей и горсть новых ручек, чтобы поведать о событиях, произошедших в конце апреля 1986 года в закрытом городе Леонидове, расположенном немногим дальше Салехарда, прямо у подножия Уральских гор. Его нет ни на одной карте, ни один бывший житель не расскажет о нём в здравом уме. Я бы тоже не стал упоминать о случившемся, если не обстоятельства, вынуждающие меня взяться за работу.

Начну повествование так же, как и начинают его многие авторы, которым крайне важно держать интригу читателя до конца текста. Что произошло в отдалённом, закрытом от посторонних глаз городе? Какая сила вынудила население сбежать оттуда и держать рот на замке? Важно рассказать об истории возникновения этого города, чтобы лучше понять обстоятельства, в пучине которых оказалось огромное количество судеб…

Леонидов был возведён, как можно было бы догадаться, в брежневскую эпоху в 1978 году. Причина была проста – поблизости возвели крупную атомную электростанцию, являвшейся даже больше знаменитой Чернобыльской АЭС. Тем не менее, сейчас о ней невозможно найти каких-либо сведений: станция была запечатана вместе с близлежайшим городом, а документация о ней попросту уничтожена. Если продолжать сравнение с Чернобылем, то следует сказать о размерах Леонидова – город превосходил Припять в размерах и населению, а его территорию рассекала небольшая река, благодаря чему он был разбит на два района: один, на левом берегу реки, примыкал к горам и был ближе к станции; второй, соответственно, наоборот. Именно жители правого берега по итогу и спаслись после апрельского ужаса, в том числе и я.

В Леонидове я жил с одиннадцати лет: моих родителей распределили работать именно на Леонидовскую АЭС в год её открытия. Город показался мне чересчур мрачным и неприятным, особенно по сравнению с моей малой родиной – деревенькой на севере Новосибирской области. Однако я быстро свыкся и даже неуютные полярные ночи не стали для меня проблемой. Мне даже казался невероятным сам факт того, что я живу в месте, где ночь или день могут длится тридцать и более суток. С новой школой тоже проблем не возникло, потому как новое здание из белого кирпича было всяко приятнее того жуткого сарая, в котором я учился всю начальную школу. Семь лет спустя, когда мне исполнилось восемнадцать, я закончил десятый класс и сразу же поступил в местный техникум, так как сильно был привязан к родителям и не мог уехать куда бы то ни было. Я не разделял страстей моих одноклассников до путешествий и новых мест – мне важен был именно этот город за полярным кругом. Как жаль, что обстоятельства куда более страшные вынудили меня покинуть его…

В бытность мою студентом я был идеальным гражданином советской действительности: меня совершенно не интересовали политические дела, я не читал самиздат и искренне верил, что где-то за океаном живут куда хуже нас. Мне незачем было думать о политике – я был поглощен геологией. Всё детство я только и делал, что собирал по улицам камни и стёкла различного происхождения и приносил их домой. Отец, завидя мои устремления, подарил мне книгу по геологии, и с тех пор я стал ярым адептом этой науки. Тем не менее, обитель камня и заурядных минералов – Уральские горы – мы посещали с родителями лишь дважды, да и то, скоротечно. Мы только и делали, что блуждали у подножий небольших холмов. Теперь же, будучи студентом, я записывался на разного рода экспедиции… В ходе одной из них и произошли те события, о которых я должен сообщить.

На излете апреля, двадцать второго числа, ровно в восемь утра мы, студенты первого курса, должны были собраться у ворот техникума для дальнейшего путешествия в горы. Здание находилось на левом берегу, так что мне приходилось вставать раньше других и идти через холодные темные улицы, через узкий мост к техникуму. В этот день я встал бодрее предыдущих: то была вторая моя крупная экспедиция, куда мне удалось пробиться, так что я и не думал медлить. Перед уходом меня встретил заспанный, но довольный отец. Я тут же заметил его глубокий шрам на щеке, полученный, как он рассказывал, «по дурости» на уроке химии ещё в школе. Почесав щетину, он уточнил сроки моего пребывания в горах. Вспомнив, что я пробуду там не меньше пяти дней, он посоветовал взять ключ, потому как они с матерью выйдут на суточную смену через четыре дня.

– Вдруг вернешься раньше, – пояснил он мне эти меры предосторожности.

Попрощавшись с отцом, я вышел из квартиры и, поправив тугой рюкзак, отправился к мосту. Быстро выбежав из дому, я пошел по пустынным, до рези в глазах родным улицам на противоположный берег.

В тот день ремонтные работы на нашем берегу начинались позже обычного из-за выходного дня, поэтому у меня была возможность заглянуть за провал в дороге, где и увидел новенькие канализационные трубы. По какой-то причине канализационная система была в удручающем состоянии, то ли в этом были виноваты строители города, то ли грунт привел их в плачевное состояние. Наконец, трубопровод начали менять, но пока что только на правом берегу. Вода шла прямиком из гор и проходила через несколько фильтрационных станций и, несмотря на то что работы только начались, воды у нас не было. Благо, обещали дать воду уже к концу следующей недели. Тогда я ещё не знал, что ремонт проводился и на одной из очистительных станций: сейчас, постфактум, я понимаю всю судьбоносную важность этих работ на жизнь города, но тогда я воспринимал их исключительно как бытовые неудобства.

Когда я очутился у ворот моей «старшей» школы, то оказался в одиночестве. Вскоре подошли мои сокурсники, и мы бодро принялись обсуждать предстоящее путешествие даже несмотря на наш заспанный вид. Автобус долго ждать не пришлось – он прибыл вовремя; вместе с ним был и наш куратор, Степан Алексеевич – мужчина лет сорока с пышными черными усами, которого всегда можно было узнать по его красной куртке с олимпиады 1980 года и чуть сгорбленной фигуре. Группа в двадцать человек уселась в автобус на пятидневную вылазку в горы, и через десять минут транспорт продолжил свой путь.

Я проезжал мимо знакомых улиц, где каждый домик я запомнил в подробностях благодаря моим длительным прогулкам. Всё это были пяти- и девятиэтажки, казавшиеся мне в детстве непоколебимыми исполинами. Тогда, смотря в окно, я и представить не мог, что вижу эти панельки в последний раз в их первозданном виде: в том виде, когда рассвет окрашивает их белый теплый свет, оставляя на стёклах редкий иней. Жаль, что я не могу вернутся в тот день и попрощаться, что с ними, что с друзьями, что с родителями… На полпути к горам мы заметили трубы атомной станции. Я знал, что родители выйдут на сутки примерно через четыре дня, поэтому вновь проверил в кармане ключ от дома. Затем, с полным спокойствием и лёгким трепетом от предстоящего приключения, я ненадолго прикорнул.

Проснулся я в тот миг, когда автобус остановился – мы были на месте. Мои одногруппники быстро выбежали на улицу, прямо к подножию горы. Уральские горы не высоки, но здесь, на севере, они казались таинственными снежными гигантами, сторожащими свои секреты. Я последовал за друзьями, которые уже готовились к подъему – нашей задачей было добраться до зимнего лагеря геологического факультета, обосноваться там и последовать к безымянному перевалу, находившегося к нам ближе остальных. Здесь, у подножия гор, было куда прохладнее, чем в городе, так что к свитерам и легким шапкам прибавились тулупы, утепленные горнолыжные «олимпийские» брюки, кожаные перчатки.

Не больше часа занимались мы подготовкой к подъёму, автобус уже уехал, а наш инструктор провёл маленькую разведку местности. Мы собирались в путь, и я хотел было пойти, как всегда, последним. Но моя сокурсница Марина Воронова – единственная девушка, улыбавшаяся мне тогда, протянула руку, пригласив взойти до лагеря вдвоём. Я тут же согласился, ступая на мягкий весенний снег, и мы вместе направились за нашими друзьями.

Километр ходьбы и мы уже разбирали места в деревянном лагере у горного хребта: то был ряд скромных домишек, за которыми постоянно ухаживал завхоз от факультета. Так мы начали наш первый день экспедиции.

Рабочий день шел быстро и размеренно. Мы ходили по окрестностям, собирали образцы породы и постоянно выслушивали обещания куратора показать нам нечто необычное завтрашним днём. Подогреваемый интригой, я и не заметил, как рабочий день кончился после похода вдоль небольшого ручейка, бодро стекавшего со скал.

Ночь не заставила себя ждать, хоть день заметно прибавил. Так получилось, что мне досталось место под окном с видом на перевал – я отчетливо видел в лунном свете мрачные, но столь любимые мной скалы. Свет играл на снегу, переливаясь по его бархатистому телу. Мне нравился вид и подолгу перед сном я любовался потрясающим зрелищем. Но было ещё одно преимущество моего пребывания на этом месте.

Когда я хотел уж ложиться, мне в окно тихо постучались: то была Марина. Увидев меня, она радостно помахала и знаком позвала на улицу. Я осмотрелся и, поняв, что все спят, кивнул и быстро оделся. Чуть скрипнув дверью, я скользнул на улицу.

Стояла погожая ночь. Холода практически не чувствовалось, но долго пробыть на ледяном снегу не получилось бы. Мы встретились и пошли куда-то наверх, к перевалу. Перед нами шла проторенная тропа. Прохладный воздух окутывал нас, заполнял лёгкие. По пути я подумал, что, согласно маршруту тропинки, мы повернем круто влево, но Марина пошла дальше по неглубокому снегу – к скале. Я затормозил, но она заверила меня, что впереди будет нечто крайне занимательное. Мы пошли дальше и вскоре под светом наших фонариков я заметил заваленный вход в недостроенную шахту. Вход находился в углублении за уступом одной из скал, скрывающей её от посторонних глаз, в том числе и моих. Однако от любопытства Марины шахта не скрылась. Мы осмотрели проход, но ничего интересного более обнаружить не смогли. Только когда мы захотели уходить, я вдруг мельком заметил углубление в породе, будто кем-то пробуренном. Дыра находилась чуть поодаль в глубине заваленного входа, и к ней будто специально расчистили проход…

Но я уже ничему не успел придать значения. Мы спустились обратно к лагерю и ещё долго беседовали под нежным лунным светом, пока я не начал откровенно засыпать. Разговор пролился бы и дольше, но, видя мой заспанный вид, Марина попрощалась. То было моё первое свидание в жизни, хотя тогда я его воспринимал как милую ночную прогулку. Жаль, я не придавал тем нескольким ночным встречам большего значения…

Вернусь к более насущной теме. На следующий день утро началось с зарядки и недолгой прогулки вдоль знакомого ручья (какое счастье, что никто не выпил из него воды!). Вскоре мы всей группой отобедали и, когда часы куратора возвестили о двенадцати часах, мы собрались для восхождения на перевал. С собой у меня были элементарные приспособления для полевых работ, как полевой дневник, компас и молоток, однако нужны они были сегодня постольку поскольку: наш инструктор хотел показать специальную технику подрыва небольших пластов породы. Беспокоится было не о чем: взрыв предполагался маломощный и, как оказалось, у входа в ту самую заваленную шахту, которую мы осматривали этой ночью. Я решил спросить тет-а-тет о причинах завала шахты, но куратор пожал плечами и ничего конкретного не объяснил. Было у него разрешение на взрыв или нет я не стал уточнять, но зная нашего инструктора как бывшего беспризорника и воспитанника детских домов, я сделал свои выводы.

Мы дошли до шахты и, каково же было моё облегчение, поняв, что куратор проигнорировал наши с Мариной следы – он был занят своими мыслями. Вся группа стояла и слушала его: распаковка динамита, организация безопасного подрыва, и прочее, и прочее. Наконец, он попросил отойти нас на полсотни метров и не двигаться. Мы выполнили его приказ и дождались, пока он даст новые указания. Степан Алексеевич вернулся со шнуром в руке и нажал на механизм подрыва. Произошел несильный взрыв – за пределы шахты вырвался только столп пыли, а вся энергия взрыва была направлена в глубину скалы. Ничего серьезного не произошло, чего и следовало ожидать. Через несколько минут мы последовали за инструктором, чтобы оценить результаты подрыва.

Инструктор остановился у образовавшегося прохода в скале и не сводил с него удивленного взгляда. Мы не могли понять его настороженности, как вдруг он приказал нам оставаться на месте. Затем он шагнул в темноту. Прошло минут десять, и нам всё труднее уставалось просто стоять и ждать – некоторые уже шагнули вперед, к шахте. Но не успели они пройти пару шагов, как наружу вышел обременённый новыми мыслями куратор. Он сообщил, что подрыв создал проход в породе: проход в небольшую пещеру без ответвлений. Мы сразу же попросили осмотреть её и, не видя к этому препятствий, куратор разрешил осмотреться вместе с ним.

Пещера сразу же показалась мне странной. Её размер на превышал двадцати метров в диаметре и десяти метров в высоту. Но что самое интересное: она не имела путей, ведущих дальше, в сердце горы. Вскоре ответ нашёлся: мы всей группой спустились по удобному спуску вниз и осмотрели стены. Стало очевидным, что это была карстовая пещера с двумя будто специально заваленными ходами. Зачем и когда это было сделано оставалось загадкой, однако мы нашли широкую расщелину над нашими головами, идеально подходившую по уровню с той запечатанной шахтой. Трепету открывателей не было предела, однако инструктор не разделял нашего исследовательского пыла и потому быстро вывел нас обратно. Я попросил задержаться на пять минут, чтобы отколоть кусок сталагмита причудливой формы. Куратор дал мне согласие и отвлекся на какое-то действо снаружи. С криками приказного тона он ушел из пещеры. Я остался один.

Дальше произошло то, что запустило вереницу страшных событий, изменивших мою жизнь. Пещера была обильно освещена полуденным светом из прохода, образованном взрывом. Я находился в низине и долго не мог управиться со сталагмитом, но вскоре мне это удалось. Преисполненный желанием показать этот кусок минерального образования родителям, я засобирался выходить, как вдруг между острых расщелин разглядел пустое пространство. То была щель диаметра в полметра. Приблизившись к ней, я крикнул в бездонное пространство перед собой: ко мне вернулось многократно повторяемое эхо. Очевидно, за этой влажной стеной находилось пространство куда большее по масштабу. Изливаясь в радости первооткрывателя, я крикнул ещё раз… Сначала это было наваждение, иллюзия, слуховая галлюцинация, как мне показалось. Мне послышалось, будто за эхом послышался ещё один звук, которого я не производил. Я крикнул ещё раз:

– А!

– А…а…а. – помчалось эхо. – а…а…а!

Я вздрогнул. Эхо оканчивалось не моим криком, а чужеродным, осознанным повторением моей интонации. Округлив глаза, я вгляделся в бездонную пустоту. Страх окутал меня и не давал шевелиться. Вдруг, совсем близко ко мне, послышался новый звук:

– А-у! – крикнуло нечто из глубины.

Не помня себя, я помчался к спасительному свету. Выбежав из пещеры, я чуть не столкнулся с вернувшимся куратором.

– Что это с тобой?! – похоже, он испугался не меньше моего.

Я рассказал ему небылицу о странном сталагмите, который испугал меня в темноте, но бывалый геолог, конечно, мне не поверил. Он усмехнулся и отправил меня обратно в лагерь. По мере удаления я всё чаще оборачивался к шахте, где остался инструктор. Он пару раз заглянул в пещеру, но ничего примечательного не обнаружил.

В течении всего оставшегося дня я не находил себе места, а взгляд то и дело касался злополучной шахты. Тревоги мне добавило ещё одно странное событие, которому не нашлось объяснения. Мы собрались для обеда на улице, желая отсидится под убывающим солнцем. Погода стояла ясная, безветренная, поэтому мы с радостью высыпали на улицу и уселись за длинный стол, построенный специально для таких посиделок. Разговор шел активно, смех лился по перевалу, и я даже забыл о случившемся в той странной пещере. Вдруг, где-то вдалеке, прозвучали массивные взрывы. Мы сразу же замолкли, ожидая повторения этих звуков. Через мгновения произошло ещё несколько утробных отголосков мощных взрывов. Мы перевели взгляд на инструктора, ожидая его слов – тот прислушивался к эху так же, как и мы. Наконец, он вынес вердикт: