Сыщик. Рассказы

В Казахстане, около Алматы, они сняли летний домик недалеко от рынка. Медербек устроился на рынок рубщиком мяса, по крайней мере, еда была всегда, чтобы не умереть с голоду – хватало.

Вот только холодно было, щитовой дом не мог согреть промерзающие стены, а печного отопления в доме не было… На другое жилье денег просто не хватало….

Да еще милиция….На рынке к Медербеку подошел местный участковый.

– Кто ты, откуда, документы есть?

У них с сестрой были только свидетельства о рождении еще советского периода…

– Либо плати, либо уходи,– сказал участковый…,– каждые две недели будешь платить…

Деваться некуда. Нужно было выживать…

Однажды под утро, придя после работы в домик, Медербек обнаружил сестру мертвой…Она замерзла, от холода… И вновь он хоронил самого близкого и родного человечка, последнего остававшегося у него…

Теперь он совсем один в свои 15 лет отроду…

Похоронив сестру и договорившись с водителями КАМАЗов, дальнобойщиками, заплатив им последние скопленные деньги, он двинулся дальше, куда глаза глядят.

Денег хватило до Новосибирска…

Книгу Медербек почти не выпускал из рук, хотя она уже не пахла мамой, она была уже грязной и затертой, части страниц уже не было, да ему это и не мешало…Он знал все, что там написано, до последней запятой…И теперь, стоя на морозе перед майором, испугавшись, что здоровый русский мужик, как когда то отец, снова начнет его бить…Он просто увидел в черном, зимнем небе, светлое лицо своей мамы…

Медербек не читал майору стихи Есенина…Он разговаривал с мамой…

Майор стоял молча, слушая рассказ пацана…Это была плохая примета, об этом знал весь отряд, если Гинев молчит, значит скоро будет гром…

– Карпович, ко мне, – тихо, как бы из подбородка сказал майор.

Молодой сержант подбежал к офицеру.

– Метнулся пулей, принес сюда плову и чаю горячего и побольше.

– Кузьмин, тащи сюда лидера диаспоры и кого-нибудь из администрации…

– Кривко, – также почти не заметно произнес майор, обращаясь к самому щуплому ОМОНовцу.

– Я, товарищ майор.

– Дай сюда свою куртку, а сам иди в автобус грейся.

Боец снял с себя форменное обмундирование и передал командиру. Гинев не спеша одел куртку на Медербека…

Когда все приглашенные были доставлены бойцами ОМОН, майор продолжил свой монолог.

– Значит так, – Гинев говорил все так же тихо, почти шёпотом, но этот шёпот был громче львиного рыка в пустой саванне, когда не просто его соплеменники или добыча прижимали уши, когда даже трава опускалась к земле после того как царь зверей издавал свой рык, – Есенин работает здесь и никому не платит, не платит никому и ни за что, ни администрации, ни диаспоре, ни «крыше»…теперь я его крыша…это еще не все… Если с головы Есенина упадет хоть одна волосинка, если на его лице появится хоть одна слезинка, я вернусь сюда и лично выебу весь ваш кишлак…душманы, вы меня услышали?

Несколько таджиков, как и представитель администрации рынка, замахали головами…, возразить что-то заместителю командира ОМОН тогда не мог никто…власть, сила и оружие решали в те годы многое…

– Теперь ты, – он обратился к стоявшему в киргизском колпаке и ОМОНовской куртке Медербеку, – запомни две вещи: первое – ничего не бойся, никто тебя не тронет ни на этом рынке, ни в этом городе, и второе – не стесняйся обращаться ко мне лично и по любому поводу. Даже если меня нет, мои бойцы меня найдут и все передадут… Ты меня понял?

– Да, товарищ майор, – тихо произнес Медербек.

– Дядя Витя, для тебя я дядя Витя…береги себя, сынок…

Слезы выступили на глазах мальчишки, не потому, что перед его глазами, как слайды мелькали поочередно четыре картинки: озлобленное лицо отца, разрубленное тело матери, трупик замерзшей сестренки и автомат дяди Вити…, а потому что впервые за последний год после смерти матери, кто то назвал его тихо и ласково – «Сынок»…

ХАММУРАПИ.

Данное произведение является полностью вымышленной историей, приснившейся мне под наступающий новый 2025 год.

Я стоял на кафедре перед студентами одного из самых крутых юридических вузов города Новосибирска.

Он располагается на улице Коммунистической, прямо в сердце сибирской столицы.

Меня завела и представила студентам 2-го курса бессменный директор института Наталья Николаевна Гамаюн.

– Так, господа студенты. Это ваш новый преподаватель по теории государства и права Карпович Дмитрий Николаевич, подполковник милиции в отставке, бывший сыщик. Прошу любить и жаловать.

– Надэюсь, он бить нас нэ будет!

С явным армянским акцентом произнес кто-то из середины аудитории.

Аудитория «легла» от хохота.

– Походу этот армянин будет моим «любимчиком», – подумал я….

– Абрамян, тебе нужно надеяться, что ты хотя бы второй курс закончишь, а не в армию пойдешь, – съязвила Наталья Николаевна.

– Сука, фамилия-то прямо как у Артура Абрамяна, моего сокурсника по школе милиции…ладно разберемся, – произнес я внутрь себя.

– Дмитрий Николаевич, приступайте, – промолвила госпожа директорша и вышла из аудитории.

Я встал за кафедрой. Это была моя первая лекция и мои первые слушатели.

35 лет назад, заканчивая омскую высшую школу милиции, меня, 21 летнего пацана оставляли преподавать сразу на двух дисциплинах в вузе: на кафедрах уголовного процесса и философии…

Ну как же, вдруг без меня в Новосибирске все преступления раскроют, какая нахрен философия…

Двое моих товарищей по школе милиции, по одному взводу уже были докторами наук, профессорами. Я же до 55 лет бегал как ищейка, работая то в милиции, то в частном сыске и, тем не менее, приполз-таки в преподаватели…угораздило же.

– Здравствуйте, товарищи студенты, – робко молвил я.

– Ми нэ товарищи, ми господа, Димитрий Никалаэвич! – как будто искусственно, коверкая язык, произнес Абрамян.

– А вы почему еще не в камуфляже, господин Абрамян, вам лично мой предмет очень затруднительно будет сдать, – огрызнулся я Абрамяну.

Я реально не собирался любезничать со студентами, однако и начинать новую работу со скандала или склок не хотелось. Я попытался тоже пошутить и расслабить аудиторию.