Принцип легкой руки

она видит грёзы и качает люльку с замёрзшим ребенком
у меня был русский подстрочник, но я слышал голос женщины
поющей йойки,
так моя дочь поёт свои песни на северных скалах,

когда-то я переводил стихотворение
о дочке шамана:
она смывает прошлое холодной струёй водопада,
она гладит пятнистых и белых оленей по жёсткой шерсти
и уходит на собачьих упряжках от полярной ночи…

А ещё есть особая песня на самый последний случай,
– говорит мне дочь, – но петь я её не стану,
лучше смотри на холмы, где оленей пасёт дочь шамана
и слушай…

«Зима уходит…»

Зима уходит,
по раскисшей дороге несёт ребенка,
он прямо на глазах тает.
– Ах, мой малыш,
сердце-сосулька,
глаза-угли, нос-ветка,—
плачет зима,
гладит снежную голову,
сорока летит впереди,
что на хвосте – сама не знает,
некуда деть пустые руки,
мокрые рукава к земле тянут,
– в колею пусть меня положат
там, где деревья в тумане.

«Жить в доме возле железной дороги…»

Жить в доме возле железной дороги
за стеной из густо посаженных ёлок,
которые почему-то называют пушистыми,
а на самом деле
они колючие,
в этом легко убедиться
спрыгнув с поезда.

Слушать, как поезд качает
почву под ногами,
как дышат рельсы, каждый вагон – вдох-выдох,
Вишну и Шива сидят у окна
в плацкартном купе
смотрят на зелёную стену,
где выйдут – сами не знают.

«Не говорите мне гадости…»

Не говорите мне гадости,
не пожимайте плечами,
я прокладываю трубы радости
в земле печали.

Радость под высоким давлением
очищенная от примесей
скоро поступит конечному потребителю —
осталось заварить пару швов.

Вдруг приходит представитель заказчика
в клетчатом пиджаке с нарукавниками
и требует установить
на выходе счётчик и вентиль.

Но я ставлю на выходе ветер,
ведь я не Газпром, и радость – не газ,
скоро она пойдет по планете
чтобы радовать вас.

Памяти Леонида Аронзона

Летит собака на пегасе сквозь облака,
поэт заснул, но свет не гаснет. В черновиках
гуляет птица, стальная цапля, чей клюв – ружьё,
и словно порох сгорают строки в глазах её.

Возьми волшебный выключатель, нажми рычаг,
тогда и счастье и несчастье уйдут во мрак,
где кто-то дышит часто-часто, дрожит рука,
летит собака на пегасе сквозь облака.

Ода шкафу

Тёмный хозяин, ты стоял, перегораживая комнату,
глазами резных фигур наблюдал за моими играми,
в тебе тикали личинки жуков, отсчитывая время,
а жуки летели на свет лампы и падали на пол семенами будущего,

я гладил львиные морды на твоих дверцах,
смотревшие на меня из переплета волшебных растений,
я стирал ладошкой их блестящие лаковые слезы
львы плакали о пустыне: так я полюбил пустыню.

Я прятался в твоем чреве вместо старых альбомов,
надо мной сидели Тартарен из Тараскона и Рип Ван Винкль,
в тебе работала волшебная мельница Сампо,