Дед Мороз умер, рассчитывай на себя

Тайбо как будто плюнул ему в лицо и, дав по газам скрылся за поворотом, наверняка поспешил к еще одному человечку в тупике дум.

Игорь поставил мелодию на репит[6 - Репит – Повтор (англ. repeat)] и собрался ехать в больницу. Дав по газам, оставил охранника у ресторана недовольно смотреть ему в след. Музыка вводила в состояние полного выявления, когда на секунду скрытая властями и бизнесом открывается правда о том, что ценность бытия состоит в том, чтобы искать ценность, а не лежать на диване, закрываясь от нее надуманными проблемами и игнорируя саму возможность вобрать в себя то окружающее, что по-настоящему волнует. А не то, что сделала публика модным и перспективным и, убивая драгоценные часы, смотреть сериалы, морально разлагаясь.

Он вспомнил давно забытое. Красота спрятана от нас теми приспешниками, что каждый день под разными масками проповедают любовь, забывая, как её надо правильно подавать, чтобы она воспаляла. Они упрощают. Поломалась некачественная вещица, что собрана в Азии, купи себе новую. Это же как паста болоньезе, стоит тебе передержать в кипящей воде спагетти и блюдо не зацепит. Прогуляешься в соседний ресторан, там, где блюдо можно попробовать. А кто заставляет делать некачественные вещицы? кто открывает рестораны, заполненные некачественными блюдами? кто толком ничему не учиться, потому что всегда найдет себе работу в некачественных ресторанах или на заводах и фабриках, что производят некачественную продукцию? Тот, кто некачественный.

Качество жизни понизили. Игорь, как и многие, в след за дешевыми товарами и блюдами понизил себя в качестве. Любовь пробовать с другим человеком не красиво, но тут как с товаром, быстро выбрал, зная, что заменить – не проблема. Он не другой ресторан! Если ты не понял человека, решившись на серьезную связь, то ты ошибка. Ты, тот, кто плохо учил, как готовится спагетти, ты плохой ресторан, ты…

Эти мысли, поток разума, накрывали его все чаще. Олег предупреждал его о том, что владеть продолжительное время нимбом не легко. Нимб испытывает на прочность. Вот нимба как минуту нет, а депрессии не отступает.

Вжался в руль. Пропустил Кашкай[7 - Кашкай – автомобиль Nissan Qashqai]. Водитель помахал ладонью благодаря. Простой жест, заставляющий пропускать против правил. Кто из нахальных водителей придумал эту дичь? Скорее незарегистрированный официально «Клуб нахальных водителей». Игорь только что повстречался с его членом, что регулярно списывается с другими участниками на форуме и удачно обменивается опытом по использованию тайных приемов на дорогах.

«Подрезал? Боишься получить пиздюлей?»

«Включи аварийку благодаря подрезанного!»

«Ура! форум помогает. Пишите еще.»

«Редко кто, получив извинение в благодарность за терпение, разъяренно догонит нахального водителя. Этот маленький жест позволяет ездить, как хочется. Разве стирая указательный палец о кнопку аварийки».

Так нахалы за рулем, извиняясь, едут к целям и снова и снова извиняются. До тех пор, пока, опомнившись «не много ли извинений», перестают извинятся и редко образуется ДТП, парализующее МСК пробками. Потому что некачественный водитель (потребитель некачественной товаров и услуг) даже при наличии КАСКО[8 - Каско (от исп. casco шлем или нидерл. casco корпус) – страхование средств транспорта (автомобилей, судов, самолётов, вагонов) от ущерба, хищения или угона.] готов чаще прощать, чем признавать, что его послали в жопу.

Игорь еще раз пожалел о забитой шлаками голове. Под такой призмой мир смотрелся как ад.

Предъявив охране направление на госпитализацию, попал на парковку при больнице. Захватив сумку с личными вещами зашагал в приёмное отделение. Считая каждый шаг, словно в детстве, восторгался днем. Два дня ранее он провёл с теми, кому умел готовить пасту: с младшей дочерью и любовницей, матерью его будущей четвертой дочери.

Как волнует небо в солнечный день, как душа благодарит тебя, что ты, выбрав смерть, оставил позади сомнения.

Перемены настроения его не пугали: Игорь допускал, что это побочные эффекты испускаемым нимбом. И снова в голове появилась муть. Хотя дури хватало и до обладания нимба.

Он мысленно благодарил родителей. Будучи сам отцом, понимал сложность их выбора. Они посчитали надобным завести сына, как экскурсоводы по экстремальным местам, с его нравами заманили в самое подходящее, в мужское тело, и приняли на себя ответственность достойно вырастить здесь. Вырастить необъяснимый сгусток противоречий, что выпросили у вселенной. Поддержать взрослым в череде семейных неудач.

Он оправдывал их ожидания той непостоянной поддержкой, что оказывал дочерям при сложности взаимоотношений с их матерями. Для ответственного и совестного стороннего наблюдателю ни разу ни канало. Хотя дети избегали домашних сцен, ругани между мамой и папой, что корежит. Что ценнее для детей: не наблюдать ругань или не наблюдать отца? Ответ знал: не наблюдать ругань. Дети ценят спокойствие и это позволяет не так сильно боятся нового. По крайней мере, применимо к его детям.

Что же он ценил в последние два дня?

Как-то в интернете проскочило: «Когда ты сам не прост, то непременно высматриваешь себе такую же пару для непроизвольных игр разума… В надежде что этот человек сумеет разогреть тебя, придержит внимание, восполняя интригу видимой дистанцией, при очевидной близости…» Это жанр искусства отношений обеспечивала Вероника. А дочерям достаточно расти и радовать любыми простыми достижениями.

Слезы стекали по его щекам. Он привык плакать и не стыдился, вспоминая как лет семь не плакал. После них полгода наплакал на тридцатилитровый аквариум, осталось заполнить его рыбками и декоративными водорослями. Явно не успевал к завтра заселить жителями, оставлял воду помутнеть.

Последний о ком подумал, это был Олег. Как же ему захотелось перемотать пленку назад, чтобы не встречаться с ним, не получать разрушающий изнутри нимб, чтобы теперь быть взвешенным, чем размазней. Тогда он хотел бы остаться здесь, с теми добрыми людьми, как отец, мать, родные сестры, дочери и любовница. Даже бывшие жены предстали как друзья, с которыми посчастливилось прожить несколько приятных лет. Остальные размазались на плакате с названием «это те, кого бы я не взял с собой». Поступки имели второстепенное значение, спутывались, не давая их рассмотреть и тем более дать повторную оценку, а хотелось четкого заключения.

Подумалось, что жизнь – это отпуск, в котором вышеупомянутые проводили дни в одном и том же отеле, на одном и том же лазурном берегу со временем сбиваясь в кучку, а разбившись по интересам, принимались заниматься каждый своим делом, устремляясь к своему счастью. Осознать под этаким углом отношения между людьми в последние часы делом было не привычным. Воздухом, казалось, нельзя было насладиться сполна.

Шаги, отмечающие твердость земли, успокаивали. Голова остывала. Запоздало вспыхивала трусость. Появлялись знающие природу мысли, подталкивали отказаться от операции и избежать гибели. Мысли не совершать задуманное боролись дольше всех, призывая вспомнить детство, когда обстановка дарит самые яркие впечатления. Когда зима, лето, осень и весна – это калейдоскоп, одаривающий красочными картинками, быстрой сменой явлений, лиц, событий. Но власть нимба необыкновенна. Добрым впечатлениям на смену подоспело разочарование с тем посылом, что все приедается, сереет и обесценивается.

Игорь привел мысли к печальной гавани, отмерив «жизнь явление непостоянное и я не исключение».

«Я рад был здесь находится, мое сердце полно эмоций, я познал любовь, преданность, был изменой, был безобразным и прекрасным, умел обманывать и сам становился жертвой. Помогал в трудную минуту родственникам, друзьям и незнакомым людям. Меня поддерживали родственники, друзья и незнакомые. Я продавал, покупал. Я пробовал многое и многое не пробовал. Я волновался, боялся, страшился и поигрывал. Я не верно истолковывал, недопонимал и выигрывал. Я не верю в то, что есть правильные поступки. Остались поступки. Те, кто дает им оценку, неверно истолковывает жизнь. Теперь, когда мне осталось максимум пятнадцать часов, я прижал мысли, оседлал их и пустил галопом по им понятной дороге, наблюдая за их смехотворностью. Они, понимая, что времени обсуждать ерунду не осталось, на основании полученного опыта, предельно напрягаясь, выдают мне истины, мои истины».

Территория при больнице пустовала, Игорь стер слёзы и дошел до обклеенного объявлениями входа «Приемное отделение».

«Добрый день, Подскажите в какой кабинет, мне назначили операцию» – не связанно спросил Игорь, прикрывая двери больницы и прощаясь с зеленью лета.

«Шестой кабинет» – устало ответил охранник и указал направо.

Игорь не благодарил, потому что когда всю жизнь благодаришь, то надоедает.

Чистота и светлые тона говорили сами за себя. В корпусе стояла медицинская дисциплина, чего он не видал в те детские годы, когда подлечивал почки. В кабинете медсестра ознакомилась с бланком направления на госпитализацию, выслушала жалобы пациента, заполнила паспортную часть «Медицинской карты стационарного больного», провела первичный осмотр.

«Вас будут оперировать завтра, 12 августа. Из кабинета направо, далее по коридору лифт. Третий этаж, из лифта направо до двери». Забрал медицинскую карты и добрался до отделения. Мысли, раздумье и пустое осталось позади.

Медсестра на посту забрала карту и озвучила какие услуги Игорю полагались: отдельная палата с ванной, туалетом и телевизором. Он отказался, понимая, что до операции не хотел бы находится одинешенек со своим искаженным психологическим состоянием. Приятное впечатление улетучилось как вошел в палату. Его встретило храпящее чудовище – заплывший жиром двухметровый дядька областной внешности.

Прилег, но не заснул под канонады носоглотки мужика.

Вечер воскресенья перенес в брожении по убивающим часы приложениям в смартфоне. Ум не выдавал ценностей, так запрограммировало общество, скатывая к убиванию времени. Игорь в душе надеялся, что в состоянии противостоять этому буму электроники и оправдывал себя тем, что его погруженность в перелистывание браузера есть легкая самозанятость, некая защита от навалившейся за последнюю неделю усталости.

Ужин перед днем операции не полагался. Жидкость запретили пить после шести вечера мотивируя, что завтра это будет дополнительная тяжесть для желудка: от глотка воды в килограмм. Пациент поверил на слово и воздержался от питья.

В восемь вечера подошла анестезиолог с букетом расспросов, чтобы по итогам определить дозу того, что завтра на хирургическом столе в операционной ни даст проснутся. Игорь познакомился с властителем вибрации Фёдором (храпящий дядька, услышав женский голос проснулся) и, отвечая врачу, не понял, как эта сухая пятидесятилетняя женщина, по информации от медсестры до вредности крайне серьезная, на слово верит ему относительно веса. На основании этого параметра в том числе рассчитывается доза наркоза. От определившийся дозы зависит как тебя вырубит и какой отходняк встретит после операции в реанимационной. Он назвал, как и в приемной, вес как помнил, прибавив пару килограммов – 80. Он не боялся ошибиться, не надеялся выйти из наркоза. Ну, а как она работала с пациентами-женщинам, значительно преуменьшающим параметры одежды, а тем более собственного веса. В детстве его бы взвесили тройку раз, а в этой показной чистоте не особо парились.

Анестезиолог ушла, а его звала медсестра на сдачу крови на группу и резус фактор. Игорь, не любивший вскрывать вены без причины, поинтересовался чем ни устраивает тот анализ, что среди многих других, что предъявил при поступлении.

«У нас такие правила» – кратко та ответила, и Игорь сделал вывод, что государственная больница не принимает в серьез не формальных анализов, сделанных в частных клиниках. Хотя заключение разрешающее операцию от терапевта частной клиники приняла.

На следующий день, спавший пару часов из-за неумолимого храпа Федора, чувствовал утомление. Зато мысли не донимали его. СХУЯЛИ усиливалось.

Оперируемых сегодня было четверо. С первым начали в одиннадцать. Игоря поставили в очередь на хирургический стол последним как самого здорового, с остальными ожидались осложнения. Игорь в ожидании, уснул в палате. Разбудила его медсестра, вколов два укола в правое бедро и приказала готовится – натягивать компрессионные чулки.

Спустя полчаса за ним приехала каталка, управляемая двумя медсестрами. «Перелезай» – вытолкнула из себя глагол медсестра.

Он послушался. Потолок пролетал, напоминая декорации для съемки звездного боя Тысячелетнего Сокола, управляемого Хан Соло, с Имперским флотом. Остановились в лифте и, спустившись, снова забегал потолок. Въехали в хирургическое отделение и остановились.

Ему приказали слезть, раздеться до трусов, одежду сложить в корзину под каталкой и снова забираться на каталку. Исполнил.

Минута истерзанного и постаревшего от пытливых взглядов пациентов пролетающего потолка, и его ввезли в операционную. Лампы выжидающе смотрели на него мечтая, чтобы их зажгли и не исключено, что в этот раз повезет и несколько капель крови перепадут и им, а не бинтам и марлям.

К нему обратились:

– Были ли операции до этой?

– Были. – голос предательски дрожал.

Инстинктивно трясло. Это мозг разбрасывал панику, подталкивая нервы напрячься и тело сбежать из стерильного кабинета. Его состояния почувствовали работники больницы.

– Имею в виду операцию под наркозом?

– Нет.