Что нет того, что хочется прочесть,
Что я [и всё при мне] совсем ничья,
Что быстро растекается по дню
Обугленное лето, как пломбир…
Тебе я никогда не позвоню,
Но ты меня как будто бы люби.
Про папу
Лет дцать назад был город там и тот,
И жизнь текла до времени по маслу.
Родители подали на развод,
Меня подали в бабушкины ясли.
Шипела недовольная она
На папины во мне черты от чёрта –
Раскоса, не по-здешнему бледна,
Как тур, крепкоголова и упёрта.
Сажала на «до школы и домой»,
Сажала я в настенный алебастр
На кнопки Бритни Спирс и Бэкстрит Бойз,
Тайком бежала к папе на балластер.
Кричала ему с первого пути:
«Эй, папа, я внизу, лови воздушный!
А хочешь, почитаю новый стих
Про самую-пресамую предружбу?».
А после елось вкусное чуду
Из мяты и халты на тонком тесте,
Мы слушали на площади пандур,
Прожить мечтали лет на пару двести.
И так вот жили-были – я и он –
На Мира и Калинина, в субботу
Гоняли на футбольный стадион –
Анжи громил противника с налету.
Не дался только Шинник… Был июль
Без бабушки. Ходила мама в черном,
Спасала безголовую семью,
Закрашивала жизненное сторно
То в ЗАГСе, то в салонах красоты.
Шел месяц незапамятного года,
И папа на балластере простыл,
Дурацкая приморская погода.
Лечили аспирином с чесноком,
Три тетки – коренные дагестанки,
Поили трехпроцентным молоком,
Горячие раскладывали банки.
Я бегала на пары в институт,
А вечером носила апельсины,
Но только не сдавалась термортуть,
И да не пребывала с папой сила.
Был август. Без отца и без конца,
Потом еще один, второй и третий.
Я выросла в нелучшего чтеца,