Иегуда Галеви – об изгнании и о себе

Как душу от тоски смогу отвлечь я?
Уйдя, ты сердце взял моё далече,
Хотел бы умереть я в день разлуки, коль
Не чаял бы с тобою новой встречи.
Расколы скал расскажут: чем дожди небес,
Очей моих весьма обильней течи.
О запада свеча, вернись на запад, будь
Печатью у всех на сердце и предплечьи,
Гильбоа ль поливать хермонскою росой?
Что до косноязычных ясные речи?[56 - Пер. Ш. Кроля.]

С тоской покидаю Гранаду. При новом правлении евреям здесь нет места. С каким восторгом всего лишь год назад я восхищался городом дворцов и мечетей, радовался богатым библиотекам, старинным учебным заведениям. Сколькому научился в широко открытом для поэтов и учёных доме моего друга, где не прекращались споры о стихах, политике, культуре. Моше помог мне поверить в себя, говорил, что «нельзя научить искусству стихосложения, если дух поэзии не владеет человеком и нет поэзии в его душе…». Хожу по улицам города и мысленно прощаюсь с полюбившимися местами, снова оглядываю холм Ла-Сабика, который был заселён задолго до римских времён. Первую крепость здесь построили арабы, она называлась Ильбира. В одиннадцатом веке полуразрушенную крепость отстроил Шмуэль ха-Нагид, визирь эмира Гранады Бадиса ибн Хабуса. У того правителя было представление о справедливости, его не смущало недовольство толпы по поводу приближённого-еврея. Удивительно разнообразие талантов Шмуэля ха-Нагида: поэт, грамматик еврейского языка, дипломат и, что особенно важно для эмира, – прекрасный полководец. Чтобы управлять гвардией, собранной в основном из рабов-славян, рост влияния которых становился опасным, требовался особый талант.

Я отправляюсь в Севилью, на юго-запад Андалузии – в богатый портовый город на берегу реки Гвадалквивир. Моше уже там не было, но я надеялся, что в этом городе сгодится моё ремесло: ведь, будучи врачом, я при любом режиме смогу заработать не только на безбедный быт, но и посылать деньги своему другу. Давать – большая радость, чем брать, и поэтому я буду должен благодарить его, а не он меня. И конечно, смогу помогать родителям, они молятся за меня, и как бы я хотел порадовать их своей устроенной жизнью. Начал с того, что истратил почти все имеющиеся у меня деньги на необходимое оборудование врачебного кабинета. Однако время идёт, но никто не спешит ко мне на приём. И никому нет дела до моих стихов. А так хочется быть нужным людям! Сказали бы, где требуется врач, поехал бы в самое захудалое место. И пусть бы стучались ко мне в окно и днём и ночью – в любое время спешил бы к больному. Напрасные ожидания… Не знаю, что предпринять. Растерянность сменяется отчаяньем. Я вижу себя со стороны, вижу отрешённый взгляд человека, утратившего надежду. Все мои старания ни к чему не привели. Всё складывается само собой, независимо от моих усилий. Пытаюсь встретить понимание у богатых людей города, но они оказались такими же невежественными, как бедняки, к тому же самодовольными. Смотрят на меня и не видят, слушают мои стихи и не слышат. О чём я и написал в стихотворении «Среди евреев Севильи»:

Не верит тот, кто облачён в виссон,
Что в гниль и прах он будет превращён.

Судьба, иным свой кубок благ налив,
От них таится, мне свой лик открыв.

«Чистейший мёд», – они мне говорят.
Отведал я – и говорю им: «Яд!»

Кто древом жизни деньги признаёт,
Познанья древо в страхе оплюёт…

Клянётесь Богом – лжёте вы Ему,
Клянётесь тем, что вам не по уму.

Сказали Богу: «Отойди», – ничуть
Его законов не постигнув суть.

Непостижима для таких людей
Таинственная цель Его путей!

Среди безумцев что приобретёшь?
Сам в их кругу легко с ума сойдёшь!

Ваш круг немало горя мне принёс –
Так предо мной вы задирали нос.[57 - Пер. В. Кроля.]

Казалось бы, люди ходят в синагогу, молятся Предвечному, но помыслы их не поднимаются выше материальных приобретений; знания для них подобны горящим углям, от которых одни беды. Опять же слишком «ленивы сердцем», чтобы желать приобщиться к духовной культуре; бегут от неё как от греха. Конечно, достаток в доме необходим, однако деньги не могут стать главной ценностью в жизни.

Такова реальность в Севилье, а в городе Туделе, где я родился, даже простые ремесленники были философами и мудрецами, а знатоки Торы разбирались и в светских науках. Утешаю себя мыслями о том, что много почитаемых учёных и поэтов обходились минимумом жизненных благ. Однако даже самую малость трудно приобрести, не имея работы. Одним словом, жизнь в Севилье не испытывает меня ни богатством, ни славой. Спасает сознание, что стою перед лицом Создателя и только перед Ним должен держать ответ. Помогает чтение книг и писание стихов; слава небесам – вдохновение не оставляет меня:

Что бояться мне людей, когда
Дух мой львов свирепых устрашает?
Не беда – жестокая нужда,
Все невзгоды мудрость украшает.
Пусть крута её вершин гряда,
Я взойду и, не щадя труда,
Много в ней алмазов я отрою.
В ней всегда готова мне еда,
Для меня её ключей вода.
Затоскую – лютню я настрою
И печаль развею без следа.
С другом как беседовать я буду,
Не вкушая мудрости плода?
Я волью в перо тех звуков чудо.
Книги – сад мой. Там душа горда![58 - Пер. Л. Пеньковского.]

Стихи – моё спасение, вот только не нужны они невежественным людям Севильи. Ну да я сам по себе, сам по установленным правилам выстраиваю свою жизнь:

Голове твоей пусть разум шлемом станет,
Благородство пусть, как пояс, чресла стянет,

Сердце ты в колчан острословья прячь –
Пусть врагов твои слова, как стрелы, ранят.

Стоек будь в борьбе со злом и тунеядством,
Нравственность и честь считай своим богатством…

В трудное время безденежья и одиночества не изменяю наставлениям, полученным в детстве: хранить верность нашим заветам, не гневаться, быть терпеливым, справедливым, милосердным. Главное – независимым.

Долга своего будь ревностный блюститель.
Твоему уму – властитель не учитель.

И конечно, следует противиться искушению плоти. Не в разгульной жизни, накопительстве и славе, а в учении можно обрести «сокровищ клад».

Разум сделай жизни действенным законом,
Помни о своём Создателе исконном.
К свету вечной жизни приготовь себя,
И Господь тебя сподобит светом оным…[59 - Пер. Л. Пеньковского.]

Мне ли не знать, что чистота души и готовность мириться с тяготами жизни – источник вдохновения и надежды, что «Всевышний ниспошлёт то, о чём мечтал в тиши».

Не пугает меня бедность и скудность,
Ведь двери свои мне открыла мудрость,
Голоден буду – стол мне накроет,
Жажду – водою своей напоит.
Сяду в тоске – её лютня звенит,
Песней своею меня веселит.
Буду ль кого для беседы искать,
Если могу я самой ей внимать?[60 - Пер. Г. Галкина.]

Вот только исповедуемые мной правила жизни не в чести у жителей Севильи. Отсутствие даже необходимых средств существования усугубляет ощущение потерянности, одиночества. Пропал бы среди людей, почитавших всего лишь деньги и власть имущих, если бы не пришёл на помощь известный меценат – визирь Абу Альхасан (Меир) ибн Каманиэль:

Единственный нашёлся среди вас,