Я умерла в четверг

– Ну что ж.

– Я вижу твой скептицизм. Видимо, у тебя к местному психологу есть определенная неприязнь.

Уже и не только к местному. Все вы из одного теста, как оказалось.

– И после проведенной работы с тобой, к моему глубокому сожалению, могу констатировать, что эта неприязнь двусторонняя. Ибо почти все написанное здесь – субъективная чушь.

Да ладно! А вот это интересно.

– Печально, что таких людей допускают к работе с детьми, тем более с «трудными» детьми, коими вы все здесь окрещены. И совершенно недопустимо, чтобы такой человек, как составитель этих перлов, работал с вашей психикой. И я говорю это не для красного словца, Анна. Меня действительно возмутила эта ситуация, и я решила размотать этот клубок до конца. Я провела исследование работы этого человека и обратилась в нужные инстанции. И смею прогнозировать, что до конца этого месяца он освободит занимаемую им должность.

Эх, рассказать бы ей все-все. Может, клубок-то бы и правда размотался до конца, и мы помахали бы ручкой не только злыдню психологу, но и директрисе, и половине преподов вдобавок. Но нельзя. Слишком рискованно и непредсказуемо. Я и так уже лишилась своей комнаты. К чему приведет меня ТАКАЯ откровенность, и представить страшно.

– Но каким бы плохим человеком не был ваш психолог, он все-таки психолог. И не все его диагнозы были притянуты за уши. В одном я, к сожалению, убедилась сама. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю, Аня, не так ли?

– Моя асоциальность. – Опустила глаза я.

– Ну вот, значит, ты сама все понимаешь.

Ну и что тут ответишь?

– Значит, поступим так. Хочешь вернуться в свою комнату на чердаке?

– Да! – Чуть не обрадовалась я.

– В таком случае я обещаю тебе, что ты вернешься в свою комнату, только с нормальным окном и батареей, естественно, если выполнишь всего одно условие.

– И какое?

– Найдешь себе хоть одну подружку.

– Серьезно? Вы издеваетесь?

– Нет. Я пытаюсь тебе помочь.

– Да это нереально!

– И я даже облегчу тебе условия. Ты говоришь, что эти девочки тебе неприятны, и ты не хочешь с ними дружить? Так вот, я разрешаю тебе притворяться.

– Что это значит?

– Значит, что я не прошу тебя, чтобы твоя новая приятельница стала для тебя по-настоящему важна. Ты можешь просто притвориться дружелюбной по отношению к кому-либо. А после того, как получишь желаемое, можешь даже не общаться с этой девочкой. Условие одно: чтобы эта девочка сама поверила, что вы настоящие подруги.

– Но это же подло?

– Правда? Ты заботишься о чувствах этих, как ты выразилась: «девок»?

– А я поняла, к чему Вы ведете. Вы думаете, что я начну притворяться кому-то подружкой, а потом пойму, что мне это правда нравится? Стану такой социальной-пресоциальной, и все будут счастливы? Не выйдет!

– Выйдет – не выйдет. Не знаю, что ты там додумала, но я огласила условие и большего от тебя не прошу. Ты, кстати, и этого можешь не делать, если тебе не нужна твоя комната. А время нашего сеанса, к сожалению, подошло к концу.

Нет, ну вы представляете? Это же издевательство чистой воды! Они только представляются хорошенькими, эти мозгоправы. Такие понимающие, видите ли. И все-то они знают, и все-то понимают. И лучше тебя самого знают, что тебе нужно. А вот и нет! Ничего они не знают и ничегошеньки не понимают! Откуда вообще эта чистенькая дамочка с белым воротничком может знать что-то про меня? Ах да, я же сама ей почти все рассказала. И все равно это бред сивой кобылы! Не буду я этого делать! Не-а!

После сеанса с психологиней, который окончательно расшатал мою бедную психику, я устало рухнула на свою скрипучую кровать у батареи. Тепло. В нем так приятно засыпать. Вот бы уснуть и никогда не просыпаться. Нет, вы, наверное, неправильно подумали. Я не о суициде. Не о смерти я, а о снах. Теплых, вязких снах. Мне ведь снятся волшебные сны. Правда, я почти всегда их забываю. Но помню, что они были прекрасны, и что я была счастлива в них. Вот бы остаться там. Залезть головой под подушку и провалиться в кроличью нору. Интересно, люди в коме видят сны. Только представьте: прожить пять-десять лет в прекрасном сне, где все возможно, даже летать, и где ты и только ты – главный герой. Где нет холода, голода и ненависти. Хм, а как люди впадают в кому? Ну да сейчас, размечталась. Будет кто-то поддерживать твою жизнь на аппаратах в течение нескольких лет. Это же куча денег! А тебе даже паршивую каморку, батарею да целую стеклину зажали.

Блин, вот и даже сон не идет. Все как раз свалили на прогулку. А я не пошла. Там холодно: зима на носу как-никак, а тут тепло. Думала хоть поспать в одиночестве. Но даже когда я тут одна, мне все равно некомфортно. Весь воздух тут буквально пропитан этими девками. И я каждой своей клеткой чувствую, что это их место, не мое. И все чешется от этого. А как представлю, что я здесь застряла, так вообще кожу с себя содрать хочется.

Я свесила голову с кровати. На полу появилась тень моей черепушки.

Ну, вот и с кем мне, скажите, здесь подружиться? Даже не взаправду? Единственный человек, к которому я здесь испытываю хоть какое-то подобие уважения – это, как ни странно, Миланка. Но об этом и речи быть не может. Она мерзкая и тупая. Но настоящая: такая, какая есть, без притворства. А все остальные – бледные тени, боящиеся слова лишнего сказать и смеющиеся по сигналу.

– Эх, Танька, вот стала бы ты настоящей хоть ненадолго. Мы б с тобой зажили, – обратилась я к тени своей головы.