– Он нас такими и сотворил. Сотворил совершенными, но потом мы согрешили и впали в немилость.
– Но как мы могли согрешить, будучи совершенны?
– Могли, потому что Он даровал нам свободу воли.
– Я не понимаю.
Отец Гиэри нахмурился:
– Меня не назовешь искушенным в богословии. Я обычный священник. Могу лишь сказать, что это божественная тайна. Мы лишились милости Божьей и теперь должны ее заслужить.
– Мне надо помочиться.
– Хорошо.
– Только в этот раз без судна. Думаю, с вашей помощью доберусь до туалета.
– Я тоже так думаю. Вам заметно лучше, слава Богу.
– Свобода воли, – заметил Джим.
Священник нахмурился.
Ближе к вечеру, через двадцать четыре часа после того, как Джим, едва держась на ногах, вошел в церковь, температура у него спала на три градуса, мышцы перестала сводить судорога, прошла ломота в суставах, в голове прояснилось, а грудь уже не болела при каждом вдохе. Но с лицом дела еще были плохи. При разговоре Джим старался не напрягать мимические мышцы, потому что, несмотря на кортизоновый крем, которым отец Гиэри смазывал ему лицо каждые несколько часов, губы и уголки рта постоянно трескались.
Теперь он мог самостоятельно садиться на кровати и передвигался по комнате, только слегка опираясь на руку священника. Когда вернулся аппетит, отец Гиэри накормил его куриным супом, а потом дал ванильного мороженого. Джим помнил о трещинах на губах, поэтому ел аккуратно, чтобы не приправлять еду собственной кровью.
– Я бы еще чего-нибудь съел, – признался Джим, покончив с порцией.
– Давайте сначала убедимся, что ваш организм готов усвоить суп с мороженым.
– Я в порядке. У меня всего-то был солнечный удар и обезвоживание.
– Солнечный удар может убить, сын мой. Вам нужен отдых.
Спустя некоторое время священник смягчился и принес еще немного мороженого.
– Почему люди убивают? – спросил Джим, почти не разжимая похолодевшие от мороженого губы. – Я не про копов. И не про солдат. И не про тех, кто убивает ради самозащиты. Я про других. Про отморозков. Почему они убивают?
Отец Гиэри устроился в кресле-качалке с прямой спинкой возле кровати и, приподняв одну бровь, посмотрел на Джима.
– Это очень непростой вопрос.
– Думаете? Возможно. У вас есть ответ?
– Могу ответить просто: они убивают, потому что в них поселилось зло.
С минуту они сидели молча. Джим ел мороженое, а священник покачивался в кресле. За окнами спускались сумерки.
Джим первым нарушил молчание:
– Убийства, несчастные случаи, болезни, старость… Почему господь вообще создал нас смертными? Почему мы должны умирать?
– Смерть – это не конец. По крайней мере, я в это верю. Смерть – это только переход, поезд, который доставит нас к воздаянию.
– Вы хотите сказать – на небеса?
– Или куда похуже, – немного поколебавшись, ответил священник.
Джим проспал еще два часа, а когда проснулся, увидел, что отец Гиэри стоит в ногах кровати и очень внимательно на него смотрит.
– Вы говорили во сне, – произнес священник.
Джим сел.
– Да? И что я говорил?
– Говорили, что враг близко.
– И все?
– Потом вы сказали, что он идет и скоро убьет всех нас.
Джима бросило в дрожь, но не оттого, что в словах священника была заключена некая сила, а потому, что подсознательно очень хорошо понимал, что они значат.
– Это все сон, – сказал Джим. – Просто дурной сон.
Внезапно проснувшись в три часа ночи в доме приходского священника, Джим резко сел на постели и услышал собственный голос:
– Он всех нас убьет.
В комнате было темно.
Джим на ощупь включил прикроватную лампу.
Никого. За окнами темнота.
Его охватило странное, но неотступное чувство, что где-то совсем рядом притаилось нечто гораздо чудовищнее того, с чем когда-либо приходилось сталкиваться простым смертным, или того, о чем когда-нибудь упоминала история.
У Джима мурашки побежали по коже. Он встал с кровати, надел пижаму священника, которая явно была ему не по размеру, и замер, не понимая, что делать дальше. Потом выключил лампу и босиком прошел к одному окну, а затем ко второму. Комната помещалась на втором этаже. Ночь стояла темная и тихая. Если там что-то и было, оно уже ушло.
5
На следующее утро Джим уже в своей одежде, выстиранной для него отцом Гиэри, вышел в гостиную и провел там большую часть дня, сидя в кресле и положив ноги на пуфик. Обветренное и обожженное солнцем лицо ощущалось как маска. Он читал журналы и дремал, а священник тем временем занимался делами прихода.
В тот вечер они решили поужинать вместе. Отец Гиэри мыл в раковине на кухне латук, сельдерей и томаты для салата. Джим, сидя за столом, открыл бутылку «Кьянти» и дал вину подышать, а потом нарезал тонкими ломтиками консервированные грибы для соуса к спагетти.
Они не разговаривали, но молчание не напрягало. Джим удивлялся странной связи, установившейся между ним и священником. Последние два дня он провел, словно во сне, как будто нашел убежище не просто в маленьком городке, а где-то за пределами реального мира, в сумеречной зоне. Священник перестал задавать вопросы, да и вообще не проявлял и половины того любопытства, какого требовала ситуация. Джим подозревал, что обычно христианское гостеприимство отца Гиэри не распространяется на разных подозрительных типов, пострадавших при подозрительных обстоятельствах. Почему святой отец выхаживал его с такой заботой, оставалось для Джима загадкой. Но каков бы ни оказался ответ, он был ему благодарен.