– Николаич!
– Давай, сучёнок! Не то…
Фельдшер с силой толкнул бомжа, и тот, потеряв равновесие, упал на каталку, больно ударившись коленом о станину. Боль перекосила лицо бомжа, и тот до крови закусил нижнюю губу.
Фельдшер придавил Славку и из ануса выдернул какой-то предмет.
– Ох, ты! – выдохнул Николаич. – Здорово!
Он развернул предмет. Это был тугой рулон купюр, упакованный в презерватив. Не снимая перчаток, фельдшер развернул «торпеду», бросив презерватив на подножку двери.
– Нехило! А говоришь, нету. Вот за нету у тя ничё и нету! – смачно заржав, Николаич сунул деньги в карман.
Славик повернулся к фельдшеру.
– Деньги верни!
– Чего? – в недоумении посмотрел Николаич.
– Деньги верни! Это мне домой! Ехать нужно! Хоть с чем-то. Сколько же я тебе раз да ментам давал? Я уехать хочу, жить нормально хочу! Верни!
Славка вдруг окреп изнутри и пошёл прямо на фельдшера.
Тот в свою очередь набычился и пошёл на Славку.
– Ты! Чуха!
Николаич прямым в голову двинул Славку так, что тот завалился между каталкой и боковым сидением. Фельдшер насел сверху и колотил по голове Славку пудовыми кулаками, приговаривая: «Чмо! Ты на кого! Я тебе! Ты, падаль подзаборная! Вонюха вокзальная, отрепье…».
В голове у Славки всё поплыло. Удары сыпались один за другим, Славка уже не чувствовал боли.
Он видел себя 10-летним пацаном, бегущим по лесу с огромным грибом в руках, задыхающимся от счастья, что он нашёл самый большой боровик, абсолютно не червивый.
Он видел себя за рулём 133 ЗИЛа в автошколе перед службой в армии.
Огромное чрево военного транспортного Ил-76, жара Кандагара.
Родной завод. Родильный дом. Сонную медсестру в роддоме со словами: «Ну что Вы, у Вас мальчик! 3 700!».
И последний взрыв в голове, вспышка!
Славка провалился в темноту…
– Тварь! Тварь! Тварь! – водитель схватил фельдшера и оттащил от обмякшего бездыханного тела.
– Николаич! Ты же того! Мёртвый он… – водитель был бел как мел, в испуге глядя на фельдшера неестественно расширенными зрачками.
– Дверь закрой! – выдохнул Николаич.
– От же скот! Подох!
Водитель продолжал смотреть на тело бомжа.
Между каталкой и сидением всё было залито-забрызгано кровью.
– Не бойся! Кто бомжа искать станет… – глухо произнёс фельдшер. – Да и вызов у нас левый. Я сам вызывал, хорошо, что не со стационарного, а с телефона-автомата.
Водитель молчал.
– А я тебе, Иваныч, денег дам. Нормально дам. Да и сам ты видел, бросился он на меня с ножом.
– Не было у него ножа, Николаич! – водитель посмотрел на фельдшера.
– Чего? Чё ты сказал? Как не было? А долг ты мне в 5 000 «бакинских» когда отдашь? Игрок хренов! Или, хочешь, я Ленке всё расскажу, как ты по игровым автоматам… Как у меня под 30 % тыщу зелени взял на месяц?
– Да ты успокойся, успокойся, Николаич! Ты чего? – испуганно зашептал водитель. Не знаю я ничё! Чего скажешь, я подтвержу!
– Смотри мне! Тыщу, короче, мне отдашь, и в расчёте мы. Давай к прудам на 5-й Лучевой просек.
Автомобиль двигался по парку от пруда. В салоне было влажно и чисто.
– Грот! Грот! 20-я! Мы свободны! На Корнейчука!
– 20-я, принимай вызов, Цветочная! Дом 17, подъезд третий, этаж 7, кв…
– Принял вызов 20-й! Плохо с сердцем! Поехали!
Автомобиль медленно вырулил на шоссе.
У бригады вызов «плохо с сердцем».
Истории страны 03. Карма
Рабочие будни станции скорой помощи не прекращаются в течение 24 часов в сутки. Оно и понятно! Болезнь не спрашивает разрешения войти, а травма и подавно.
В сей ипостаси работают обычные люди. С их весельем и разочарованием. С банальными бытовыми радостями и трагедиями. Они не плохие и не хорошие! Они – люди! Хотя и исполняют свою трудовую повинность на очень серьёзном посту – сохранение жизни и здоровья обывателей, то бишь нас с вами.
Татьяна пришла на станцию в апреле просто поработать, пока не сыщется «место под солнцем» в более приемлемом для неё качестве.
Впрочем, работа ей нравилась, и уровень теоретических знаний, полученных в alma mater, позволял ей получить признание у коллег по цеху, администрации, хронических больных, которые обоснованно были основными экспертами в номинации «молоденькая медсестричка».
Обычный человек, не замеченный в «выездном распутстве», «послерабочем алкоголизме», сплетнях диспетчерского «особого отдела». Да и по линии «административного стукачества» не была скомпрометирована, а это весомый аргумент! В общем, Татьяна была из тех, кто работает, не напрягая своим присутствием сложный механизм коллектива.
Для коллектива суточной смены было приятным шоком, когда через три года работы в смене Татьяна появилась на смене с золотым обручальным колечком на пальчике правой руки, которое изменяет статус девушки. А поутру в комнате отдыха был накрыт лёгкий фуршет, где и поднимали тосты за её семейное благополучие.
– Проглядели мы тебя! Всё на после оставляли! – балагурили особи мужского пола, за которыми ходила слава «рабочего донжуанства».
– И верно, что не испортили девчонке жизнь! – вспыхнула краской на лице старший врач смены Маргарита. Женщина правильная во всех отношениях, но злоязыкие «кумушки» из диспетчерской уже недвусмысленно переглядывались меж собою. В этих взглядах был отточен язык, и Верка с Катькой, диспетчеры смены, предвкушали разговор tet-a-tet ввиду открывшегося обстоятельства.