Когда я зашёл в аудиторию и сел рядом с Линой, меня ждала ужасная новость: Надю не смогли спасти. У неё остановилось сердце. И после услышанного у меня, по ощущениям, тоже. Хотелось бежать. Бежать куда угодно, лишь бы не чувствовать этой боли. Такой горькой и мучительной, разрывающей моё сердце на тысячи мелких кусочков. Что я чувствовал?! Не знаю. Боль, грусть… может быть, даже отчаяние- но на грудь давило ощущение одиночества. Я чувствовал себя одним во всём мире. Тяжесть, боль от потери, убивала меня, не давая вздохнуть. Этот ком появился совсем недавно и продолжал расти, занимая в сердце все больше места, так что теперь даже малейший вдох причинял мне страшную боль. В голове была пустота. Я не мог ни о чём думать. Мне было больно и безумно одиноко. Эти гнетущие чувства словно сжирали меня изнутри. И я не знал, что делать дальше.
По моим щекам потекли слёзы. Лина обняла меня, но я не чувствовал этих объятий. Сейчас я хотел, чтобы меня обняла лишь Надька. Моя Надя. Девушка, которую я очень сильно люблю… больше, чем кого- либо ещё. Этот горький вкус потери комом застрял в моём горле, не давая мне шанса закричать. Я бы не хотел, чтобы Лина ощущала его… но я так же не мог сдерживать свои слёзы. Казалось, что потеряв Надьку, я потерял всё, что когда- либо у меня было. Словно прямо сейчас я шёл ко дну, и у меня уже не было шанса выжить. Постепенно я чувствовал, как впадаю в безумное отчаяние, и это я не мог контролировать.
Глава 5 Самая жуткая ночь, или выживание
Я сидел на первой лекции, но никого не слушал. Зимние птицы резвились на ветках, но меня не интересовала зимняя красота. Я думал лишь о Надьке, о девушке, за которую готов был отдать жизнь… но я потерял её. Я не успел помочь ей. Можно считать, что её смерть- моя вина. Но у неё был шанс выжить, и из состояния радости я медленно перешёл в отчаяние и грусть. Это падение было болезненным, но ещё более ранящей меня была вина. Вина и стыд из- за того, что я не спас Надю…
– Эй, ты её слушаешь?!
Лина толкнула меня локтём.
– А? Да, конечно… ты тоже слушай. Я с тобой заниматься потом не буду, это я тебе точно говорю.– произнёс я и улыбнулся.
– Не притворяйся. Я знаю, что тебе больно.
– Нет, что ты. Мы с Надей в близких отношениях никогда не были. Так… просто друзья…. Родственники, которым нужно жить вместе. Но поверь- мы никогда не были близки. Я серьёзно. Ни-ког-да.
– Ты… ты меня разочаровал. Ты бесчувственен.
– Возможно. Но я не буду убиваться из-за неё, понимаешь…?
– Я по твоим глазам вижу, что ты… что тебе больно.
– А тебе бы не было больно, если… если бы у тебя умер самый близкий человек в твоей жизни…? У тебя умерли родители, которых ты любила. Разве ты не можешь понять меня?! Я думаю, что мы отлично понимаем друг друга…
– Да, но почему ты мне солгал?!
– Я бы не хотел думать о смерти Нади…
– ТАК, ВЫ О ЧЁМ РАЗГОВАРИВАЕТЕ?– послышался позади нас голос лекторши.
Повисла гробовая тишина, в которой я мог различить лишь стуки собственного сердца. По телу пробежали мурашки. Меня словно ударило током, и эти электрические разряды пробежали по телу. Мне стало очень страшно, но вместе с тем в голову почему- то ударил адреналин, и я решил заступиться за Лину:
– Извините, но это я заставил её поговорить со мной. Лина достаточно сильно любит Ваши лекции, поэтому не стала бы общаться со мной. А вообще… мы уже взрослые люди, и можем обмолвиться парой слов.
– Лёня… значит так: если ты начал разговор, то ничего страшного. Но если Лина- то… это… это для тебя, моя дорогая, закончится плохо.– произнесла лекторша.
– Нет, разговор начал точно я.
– Тогда… Лина, ты избегаешь наказания. Всё, продолжаем лекцию!
Теперь я уже сосредоточенно писал всё, что говорила и писала лекторша. Не хватало ещё вылететь из института. Впрочем, из- за происходящего в моей жизни мне совершенно не хотелось учиться и я, не думая, о чём пишу, строчил что- то в своей тетради для записи лекций. Неимоверно хотелось прийти домой и уснуть, не думая ни о чём. Ком в горле с каждой секундой рос всё сильнее и сильнее, и я чувствовал, как воздух становился всё тяжелее и тяжелее. Что- то яростно давило на грудь, не давая вздохнуть. Но мне нельзя было подавать виду, что я чувствую себя плохо. Мне бы не хотелось, чтобы остальные думали, что я слаб. Но моя бледность и трясущиеся руки выдавали то, что боль медленно убивала меня.
– Ты в порядке?– спросила у меня лекторша.
Я кивнул. На то, чтобы что- то отвечать ей, у меня не было сил. Казалось, что я скоро потеряю сознание.
– Ты точно нормально себя чувствуешь?!– произнесла Лина.
– Да… слушай, не бери в голову. Это всё тебя не касается. Совершенно ничего тут от тебя не зависит, и я не шучу.– сказал я и приобнял девушку, желая её хотя бы немного отвлечь от дурных мыслей.– Давай так продолжать писать?!
– Давай.
У меня, с моим гигантским почерком, за половину урока было исписано десять тетрадных листов. Моя рука устала, но по- другому не мог никто из нас. Эта игра была жестокой, но раз я уже решился на неё, значит нужно было идти до конца.
И вот, прозвенел звонок. Лина вновь встретилась со своими подружками. Я слышал, что они разговаривают про то, что пойдут гулять вместе. Я вновь почувствовал сильное одиночество от того, что девчонки идут гулять… а меня ни разу никто не звал на прогулку. Пару раз я проявлял инициативу, но подстилаться ковриком под кого- то мне не особо нравилось. А так, никто, никогда, не приглашал меня погулять. И от этих мыслей на мои глаза навернулись слёзы, и я инстинктивно отвернулся от Лины и её четырёх подружек.
Вдруг всё стихло. Эта тишина пугала меня. Я готов был слышать разговоры девчонок про их прогулку, лишь бы не слышать эту мёртвую тишину, которая резала мои уши. Молчание, казалось, в тот момент было гораздо страшнее, чем крик. Было ощущение, что в этой тишине кто- то притаился и смотрел на меня. А все просто глядели на этого «кого- то», не в силах произнести что- либо.
Но Даша, лучшая подруга Лины, вдруг, неожиданно, прервала молчание своим звонким, приятным голосом:
– Девчонки, ему плохо!
– Глупости!– отмахнулась Лина.– Он мне сегодня говорил, что всё хорошо… и не стоит вообще волноваться.
– Лина… ты не понимаешь. Вряд ли он сказал бы тебе о своём самочувствии… вот ты, например, сказала бы, что тебе плохо?
– Не знаю.
– ВРЁШЬ, НЕ СКАЗАЛА БЫ!
– Девчонки…– проговорил я.– Всё нормально, я серьёзно. И я бы сказал Лине, что мне плохо, если бы так всё и было…
Даша негромко засмеялась, а после подошла ко мне и шёпотом сказала:
– Они все мертвы.
От её слов холодок пробежал по моему телу. На лбу выступил холодный пот. В груди образовался комок от животного ужаса. Страх не позволял мне ничего делать. И я почувствовал, как мои руки опускаются, и я, словно парализованный, сидел и удивлённо глядел на Дашу.
Через очень короткий промежуток времени Дашка всё же начала что- то делать. Для начала осмотревшись, девушка потащила меня куда- то, пока я пытался вырваться. И откуда у восемнадцатилетней девушки была такая сила, я не знал, да и меня особо это не волновало. Гораздо большее внимание я уделял тому, куда именно мы идём. А шли мы… к выходу из института. Девушка быстро выпрыгнула на улицу, а я побежал за ней.
– НУ И ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА?– спросил я, отдышавшись.
– Эй, не расстраивайся и не волнуйся. Я просто хочу помочь тебе.– сказала девушка и схватила меня за руку.– Просто выслушай меня и не… и не… посчитай меня сумасшедшей, ладно? Я не хочу тебе зла. Мне ты не нужен.
– Ну и что? Что тебе от меня нужно?
– Я хочу предупредить тебя. ИХ можно определить по трём признакам: речь, движение, цвет кожи… это основные. Если не побоишься, то четвёртым будет… стук сердца. Но они могут не дать тебе этого сделать.
– ТЫ О ЧЁМ, ДУРА?
Даша улыбнулась.
– О тех, кто живёт в твоём доме. Уверена, ты всё знаешь. Лина мертва. Её убили собственные родители. Но они убили её рядом с выцарапанной на полу буквой «Т». Да, такая форма и у коридорного пространства, но… но на одной из стен есть эта буква. Если ты умрёшь, прислонившись к ней, то обретёшь бессмертие.
– БЕССМЕРТИЕ?
– Вот только… ты будешь убивать живых. А, точнее, людей от пяти до девятнадцати лет. Ты вполне можешь быть убитым одним из них. Стариков и старушек они не трогают. Они питаются жизненной энергией.