Так и есть! Он выспится перед дорогой и вскоре встретится со своей любимой.
Путник ускорил шаг.
Могучие дубы вставали перед ним, словно грозные лесные стражи. Но он их не боялся. Он боялся лишь того, что может потерять огоньки из виду. Но разве слух и зрение обманывают его? Разве они когда-нибудь подводили?
Но тут какая-то странная мысль пронеслась у него.
Он стремится к этим огонькам точно так же, как те бабочки, летевшие на пламя костра. Внезапный озноб охватил его целиком, и он чуть не застонал. Месяц на чернильном небе светил уже не чистым блеском. Его серебристый рог подернулся сизой дымкой, отчего сияние стало меркнуть. Темнота сгущалась, а лес становился все более дремучим. Будто деревья вставали рядами перед ним, чтобы помешать ему. В лесной тиши раздавались лишь звуки шагов и сбивчивое дыхание. Никакого лая собак или человеческих голосов уже не слышалось.
Хотя нет. Еще один звук он слышал отчетливо.
Это было неистовое биение его сердца.
Огоньки, горевшие, словно один факел, вспыхнули и исчезли, будто их никогда и не было.
Он остановился, пораженный этим нежданным коварством, всматриваясь в черноту ночи. Какое-то время путник стоял на одном месте, щурясь и неотрывно глядя туда, где только что ровным светом сияли желанные огоньки. Он так пристально и яростно вглядывался в ту сторону, что глаза заболели от напряжения.
Итак, он один посреди дремучего леса. Куда он забрался? Что за огни вели его сюда?
Страх, что сидел в нем глубоко маленьким комочком, стал разрастаться, заполняя его всего. Бабушкины сказки всплывали в воспаленном сознании и каждая легенда уже не казалась вымыслом. Ему нужно скорее вернуться назад!
Проклятые тучи будто издевались над ним и теперь наползали на месяц, желая спрятать его в своем прожорливом брюхе. Он сердился и на себя, что не взял дорожный мешок, где лежали драгоценные спички.
О, как он сожалел теперь о покинутом им ночлеге у костра! Не переставая себя корить, брел все дальше, натыкаясь на шершавые стволы или получая удар за ударом от низко нависающих ветвей.
Долго ли блуждать здесь, в темноте и как скоро наступит долгожданный спасительный рассвет? Холод и страх гнали его вперед, несмотря на усталость.
Путник снова вспомнил о прощальном подарке его возлюбленной. Он выхватил его, чтобы произнести слова молитвы, и осыпал горячими поцелуями. И когда казалось, что надежда исчезла, месяц вновь вернулся на свое место и засиял пуще прежнего ровным белым блеском.
Путник возликовал и увидел перед собой за деревьями знакомую лужайку с крестами. Значит, он шел верно! Видно, само провидение бережет его!
Это придало ему сил.
Он выбрался из леса, но тут же замер как вкопанный.
Посреди лужайки, рядом с одной из поросших травой могил, застыла белая фигура.
Молочный свет от месяца потоком изливался на нее, образуя светящийся голубоватый отблеск. Неясный силуэт фигуры чуть дрожал, словно ее с ног до головы покрывала белая вуаль. Судя по изящным очертаниям, это была женская фигура.
Путник пришел в себя и тихонько окликнул неизвестную.
Как она оказалась здесь, в ночной тиши, на кладбище? Может, это родственница усопшего? И сейчас она скорбит здесь в одиночестве и вовсе не желает присутствия постороннего?
Видимо, девушка не услышала ничего, задумчиво и молчаливо созерцая могилу. Незнакомка стояла спиной к нему и никак не давала знать, что желает разговаривать. Она целиком погрузилась в свое горе, и весь ее печальный вид свидетельствовал об этом.
Он не знал, как поступить. Было бы довольно учтиво посочувствовать бедняжке, но он никак не мог отыскать нужных слов. Наконец он решил пройти мимо, но оказать ей помощь, если она об этом попросит.
Девушка стояла, не шелохнувшись.
Подойдя ближе, он рассмотрел букет с цветами у нее в тоненьких хрупких руках, и удивился, настолько они показались ему прозрачными. Или это воображение и падающий искрящийся свет играют с ним дурную шутку? Маленькую голову украшал венок из белых роз. Он снова тихонько позвал ее, но девушка по-прежнему стояла, отвернувшись.
Незнакомка была одета в легкое подвенечное платье, и темные волосы струились у нее под фатой. И было еще что-то, вызывающее смущение у путника. Он увидел это, только когда оказался совсем рядом.
На ней не оказалось атласных туфелек или другие башмачков. Вместо этого там зияла пустота. Девушка будто парила над землей, касаясь платьем и фатой травы. Лиловый туман разливался тонкими струйками, оттеняя платье, делая его еще более невесомым.
Страшное открытие настигло путника в тот же час, и он осторожно попятился, не сводя напряженного взгляда с неподвижной фигуры.
Как он мог быть таким глупцом! И теперь отступал шаг за шагом, боясь потревожить стоявшую у могилы. Сине-фиолетовый свет сгущался вокруг, наполняясь вспышками белых искр.
Девушка пришла в движение и медленно обернулась, словно насмехаясь над его испугом. Ее тонкая рука с указательным пальцем неспешно поднялась и замерла.
Рука призрака показывала на него.
Ее пустой взгляд буравил его, а лицо казалось безжизненным. Он плохо разглядел черты лица, скрытого под фатой, но ему этого и не хотелось.
Путник ринулся в густые заросли, продираясь сквозь них. Нужно как можно скорее выбраться к тому клену, под которым нашел себе убежище и столь безрассудно его покинул. Лесная стена расступилась перед ним, когда он, весь исцарапанный, задыхающийся, выбрался на берег озера. Оно оставалось таким же прекрасным и переливалось серебром. Но эта природная красота уже не восхищала его. Первобытный животный ужас гнал его бежать отсюда со всех ног.
Скорее! Прочь от старого кладбища и его призрака!
За рощей ждет спасительный клен, и пламя, возможно, еще теплится в костре. Так хотелось согреть озябшие руки и ноги! Страх снова встрепенулся в нем. Что, если призрак найдет его и там?
Нет! Нужно поскорее выбираться из этого леса назад, на тропинку, где случается ходить простым людям вроде него. Быть может, там проедет повозка, и какой-нибудь добрый фермер позволит проделать остаток пути вместе с ним!
Впопыхах он не заметил в полумраке норку крота.
Ступня подвернулась, и путник услышал не то легкий щелчок, не то хруст. С его губ сорвался сдавленный крик, и он свалился на землю, как подкошенный от вспыхнувшей резкой боли. Она отдалась во всем теле, словно в оголенный нерв ткнули острым ножом. Нога сразу стала тяжелой и неповоротливой.
Путник попытался пошевелиться и тут же застонал от новой вспышки боли. Она пригвоздила его к земле, заставляя лежать на холодных и чуть влажных листьях. От них шел едва слышный запах гнили.
Высоко среди верхушек деревьев расположился бледный месяц. Он улыбался лежавшему на земле человеку половинкой своего лица, рассматривая его, будто перед ним оказалось необычное существо. Черные кроны качались из стороны в сторону. Казалось, что лес дремлет и ему вовсе не до человеческих бед.
Путник приподнялся на локтях.
Если он не может идти, он доползет до дороги. Тут осталось не так и далеко, чтобы сдаться на милость природы. Сейчас она не радовала его, а лишь угнетала и отталкивала своим холодным безразличием.
Листья шуршали под ним, и тонкая куртка вскоре стала мокрой. Плащ он откинул назад, чтобы тот не мешал ему ползти навстречу своему спасению. Он полз, стараясь не обращать внимания на боль в ноге, сетуя на свою глупость и беспечность, пока перед ним не возникло что-то белое, воздушное и невесомое. Но от него повеяло такой ненавистью и непреодолимым ужасом, что путник закричал.
Мелкая дрожь сотрясла все тело, отчего он так и выгнулся дугой. Он приподнялся на дрожащих руках, чтобы лучше рассмотреть то, чего ему видеть вовсе не хотелось.
Вокруг над землей плавно покачивались белые тени.
Прямо на глазах они обретали плоть и кровь, превращаясь в прекрасных девушек. Свет, струившийся сверху, проникал сквозь них, отчего они казались объяты аурой голубого и сиреневого цвета. На каждой было подвенечное платье, веночек из роз и легкая фата. Они смотрели на него, чуть склонив головы на тонких и длинных шеях, показывая на него прозрачными, как фарфор, пальчиками.
Он протягивал к ним руки и молил о помощи, показывая на сломанную ногу. Девушки безмолвно взирали на него, словно не понимая, чего он хочет. На их лицах так и не мелькнула ни одна улыбка, ни отблеск сочувствия. И тогда он понял, что они наблюдают за ним со странным чувством жадного любопытства и отвращения.
На их лицах, прежде таких красивых, стали проявляться другие черты. Вместо чудесных глаз виднелись пустые глазницы, а вместо носов – черные провалы. Точеные скулы и розовые губы исчезли. Остались лишь черепа с оголенными зубами, которые скалились жестокой беспощадной ухмылкой. Фарфоровые пальчики и покатые плечи тоже пропали, явив торчащие кости.
Пот так и прошиб путника.