Русский Амстердам (сборник)

– Where from?

– Russia.

– You’ve got a residence permit of course?

– No, sir.

– Sorry. Try to get your papers first. Bye[36 - – Добрый день, сэр. Вам нужен рабочий?– Вы иностранец?– Да, сэр.– Откуда?– Из России.– У вас, конечно, есть вид на жительство?– Нет, сэр.– Извините. Постарайтесь сперва его получить. Пока (англ.).].

Аудиенция была окончена.

В этот день ему предстояло несколько подобных диалогов. Иногда они оканчивались уже на уровне официанта, иногда он добирался до менеджера, но либо не было вакансий, либо проявлялся слишком оживленный интерес к его праву работать в границах Европейского сообщества.

За ужином он сказал Ингрид как можно безразличнее (иногда все-таки здорово быть актером!):

– I think I leave you in a week. Thanks for hospitality.

– Oh! Do you fly home?

– Yea, that’s what I plan.

– Well. T’was a marvelous time, wasn’t it?

– Sure[37 - – Пожалуй, я через недельку съеду. Спасибо за все.– А, летишь домой?– Да, собираюсь.– Понятно. Хорошо время провели, правда?– Конечно (англ.).].

Разговор прошел чисто по-европейски – или по-голливудски? Саша оказался талантливым учеником.

Их было много, этих ресторанчиков и кафе. Потом Саша стал пробовать еще и магазины. В одном супермаркете его даже отвели в подсобку и дали перетаскать какие-то нетяжелые коробки, а потом сунули десятку, но о постоянной работе разговаривать не захотели.

Впрочем, обнадеживало уже и это. Десятка за час – неплохо! И все же…

Может, не такое у него выражение лица? Слишком просительное и неуверенное? Ну, Саня, ты же актер, давай, надень другую маску! Хороший парень с временными затруднениями рассмотрит деловые предложения…

Наконец, примерно в двадцатом кафе, ему повезло. Хозяином был пожилой индонезиец с тонким молочно-шоколадным лицом и короткими седыми волосами. Он сразу отвел его на мойку и, даже не задавая бессмысленных вопросов о происхождении и официальном статусе, объяснил, что через день надо приходить в восемь вечера и мыть посуду примерно до половины двенадцатого. В кафе в это время наплыв, штатный посудомой не успевает. Плата – пятнадцать гульденов за вечер, плюс покормят.

Это было совсем негусто – буквально на прожитие, и все. При самом идеальном раскладе – чуть больше двух сотен в месяц. Но это было начало. Да и работа хоть не особо приятная, но и не слишком утомительная. И ужин бесплатный на дороге не валяется.

Гораздо проще решилось с жильем. Он наведался в родную общагу, и койка, которая стоила как раз пятнадцать гульденов за ночь, была ему предоставлена без денег – за ежеутреннюю мойку посуды в буфете. Таким образом, середина дня оставалась свободной для поисков настоящей работы.

Новый, 1992 год оказывался не таким уж и плохим.

Близилось расставание с Ингрид. После того новогоднего разговора Саша старался общаться с ней как можно меньше, и Ингрид была этим удивлена. Доброй дружбы не получалось. Пару раз она пыталась вернуться к разговору об их отношениях и, кажется, пыталась по-своему извиниться, даже делала ему комплименты – мол, русские гораздо сексуальнее голландцев и вообще они богатыри из сказочной страны. Но Саша вежливо уходил от этой темы. Теперь-то что? Разве он матрешка сувенирная?

Он мог бы простить измену, но у него просто не укладывалось в голове, как можно было с одинаковым равнодушием затащить его в койку и по прошествии некоторого времени из нее выпихнуть. Он уже успел убедить себя, что это Ингрид заставила его остаться и, следовательно, что это она сломала ему и театральную карьеру, и личную жизнь, да еще и с билетом раскрутила. Бедная Ингрид, вероятно, и представить не могла, как беззвучно материл ее Саша после очередной неудачи с трудоустройством. Все-таки надсадные российские нотки в их расставании прозвучали – не с ее, так с его стороны.

Так что днем 7 января он покинул ее квартиру с набитой сумкой и сказал, что провожать до аэропорта не надо. Ингрид, в свою очередь, предпочла не говорить, что в справочной ей сообщили – в этот день рейсов на Москву нет, да и в любом случае провожать его она бы не стала.

Саша перебрался в общагу. За всеми хлопотами он чуть было не забыл, что Ян пригласил его на празднование русского Рождества. Он был бы не прочь зайти в церковь, но мытье посуды в буфете явно не оставляло такой возможности. Зато днем ожидался праздник в некоем «приходском доме» в центре города.

Он довольно легко нашел этот дом, расположенный на живописной улице, идущей вдоль канала. Пришел он чуть позже назначенного времени, но, по русскому обычаю, народ еще только начал собираться. Оказалось, на входе продают билеты, и пришлось собирать по карманам последнюю десятку. Если бы не перспектива работы, он бы просто плюнул и ушел.

«Приходским домом» оказались несколько комнат на первом этаже старинного роскошного здания. Обставлены они были довольно просто, по стенам висели картины на какие-то религиозно-фольклорные темы и репродукции икон. Посреди главной комнаты стояла со вкусом украшенная елка.

В углу были накрыты столы, и это оказалось как нельзя кстати, да и потеря десятки оправдалась. Впрочем, к столам пока не приглашали. Помещение постепенно наполнялось самыми разнообразными людьми, говорившими вперемешку на русском и голландском, а местами и на английском. Довольно обычное сочетание для такого рода тусовок, отметил про себя Саша. Среди этих людей оказался и Ян, и еще несколько знакомых по прежним вечеринкам парней и девушек, но поговорить было просто невозможно – вокруг Яна сразу закипела не слишком бурная, но суетливая деятельность по окончательному приведению столов в праздничный вид, и было не до разговоров. Саша сам оказался затянут в водоворот праздничной суеты и резал на кухне французские батоны, еле удерживаясь, чтобы не начать их поедать прямо на месте.

Но хлопоты стали потихоньку стихать, и Саша успел перебраться в комнату как раз к началу торжественной части. К елке вышел старенький священник, прочитал какие-то молитвы на славянском и на голландском, в ответ ему неожиданно громко грянул хор, стоявший тут же, сбоку от елки. Священник был похож на Деда Мороза, и стало быть, на долю регента, молодой женщины, выпадала роль Снегурочки. Саша даже явственно представил себе, как сейчас этот священник взмахнет чем-нибудь подобающим и скажет: «Ну-ка, елочка, зажгись!» А потом они с регентом будут загадывать загадки и раздавать подарки.

Собственно, почти так оно и получилось. После молитвы хор стал петь рождественские колядки. Пели здорово, хотя, пожалуй, слишком громко. Звучало что-то вроде бы и русское, может, даже из дореволюционного, а вроде бы и неживое.

Ликуй ныне,
и радуйся, земле,
Сын Божий
народився!

Или это по-украински? Похоже.

Придут к тебе, земле,
три праздники в гости.
Ото перший праздник
Святого Василя…

Но едва они кончили петь, как к регенту полез некий выходец с Украины и стал горячо доказывать, что текст они переврали, а потом полез в ноты и стал править прямо там. На робкие возражения регента, что это из сборника начала века и что это мог быть какой-то особенный диалект украинского языка, поборник самостийности страшно обиделся и стал кричать, что украинский – не диалект, а самостоятельный язык и что вот московский говор – это точно испорченный украинский диалект.

Словом, праздник начался.

Скоро позвали и к фуршетным столам, но вот до деловых разговоров все как-то не доходило. И как раз в то время, когда фуршетиться стало уже особенно нечем, Ян вдруг сам подошел к Саше и представил невзрачного паренька, их ровесника.

– Знакомьтесь: Дмитрий, Александр.

Они молча пожали друг другу руки. Дмитрий, видимо, был в курсе ситуации.

– Живешь где? – с ходу спросил он.

– Тут, недалеко, в хостеле.

– Нормально?

– Нормально.

– С работой, сам знаешь, тяжело. Пока нет ничего на горизонте. А будет – скажу Ване, о’кей? С ним-то контачишь?

– Бывает.

– Ну и ладно. Сам с Москвы?

– Точно.

– А я с Днепропетровска. Ну, как там столица?