Пустые сказки Николаса Кацлера. Все пустое, потому и наполняется

Пчелиная байка

Ни один человек в мире не знает, как надо. Что это вообще значит? Как надо кому? Ни один человек в мире ничему вас не научит – он не может вместо вас сесть на седло велосипеда, вы пробуете сами, открывая свои «входящие» для его «исходящих», или блокируете такую возможность.

Представим на мгновение мир в предметной картинке: вокруг космос, и никто не знает, что это. Вокруг люди, и никто наверняка не знает, как мы здесь оказались и зачем. Смотрим на картину в целом, не затрагивая эволюцию и прочие моменты внешнего пространства, о которых мы хоть что-то узнали…

Что-то после Большого взрыва или акта Божьего творенья… А что было до взрыва? В чем смысл? А если Бог, то он откуда и как? Миллионы любопытнейших вопросов остаются без ответов… Если уходить в жесткую науку, мы наткнемся на какие-то ответы, но также и увидим перед собой огромный забор. С точки зрения религий – та же история. Наверняка я что-то здесь точно упущу – это свободные записи на коленке, но удивительно было наблюдать, что, читая гениальные научные труды по разным дисциплинам, восточные просветляющие учения и практики, высоконравственные религиозные трактаты и т. д, я обнаруживал одно и то же – попытки человеческих исканий, которые при верной кропотливой интерпретации текстов сообщают нам одни и те же вещи, просто о делают это на разных языках… Вместо того чтобы объединить усилия в исканиях, мы уже какую тысячу лет бьемся на границах недопонимания… Регулярно бьемся из-за этого даже дома с любимыми и близкими, не говоря уже о таких конструкциях, как страны, убеждения, историчность и прочее…

Здесь, мне кажется, из своего личного опыта ты извлечешь для себя пример гораздо точнее и лучше, чем смогу это я… Про себя скажу, что я не отождествляю себя абсолютно ни с чем, находясь в постоянном поиске, – процессе становления, в котором нельзя стать, а можно становиться…

У каждого отдельного человека есть своя картина представлений с разными «но», «если», «и», «а», с разными нюансами и почти незаметными штрихами, которые отталкиваются от того или иного существующего мощного текстуального столба представлений. Каждый запрыгнул в свой уютный вагон, а кто-то обнаружил себя уже в нем, некоторые переползают из вагона в вагон, – и все вместе одним большим составом мы куда-то мчим. То есть мы оказались выкинутыми на каком-то отрезке времени, не зная ни истоков, ни устьев этого потока-импульса, и пробуем с разных сторон, кто как, узнать об этом хоть что-то или поверить в это типа «спортивного ориентирования».

«Куда несет нас рок событий?» – страдая, спрашивает сам себя Сергей Есенин. А теперь представьте, что кто-то учит вас правильно держать ложку или правильно говорить слово «звОнЯт», какие только правила не найдешь в стенах этого несущегося экспресса. Играя с текстом, наверное, можно, а иногда и нужно объяснить, зачем и почему имеют место правила и вагоны, поразбираться с ними, но… Но бывает такое устремление ума, что все это кажется такой чушью… Попробую объяснить на примере.

Как объяснить пчеле, что такое продукция компании Apple? Есть много всего, что недоступно нашей категории мышления, так же как пчеле недоступно воспользоваться мобильным телефоном. Телефон как бы есть, пчела как бы есть, а этого «можно» будто нет. Огромная пропасть неких связей, которые в условном другом мире вели бы к этому «можно». Чем хороши фантастические фильмы – они, фантазируя, достраивая какие-то части несуществующих связей, заполняя такие глубокие пропасти, утрируя, проектируют недостающие в альтернативной вселенной звенья цепи. Животные, машины, растения и т. д. наделяются человеческим языком, характером, индивидуальными качествами, протягиваются кабели восприятия между условным гигантским цветком и его планами на захват мира, где во время действа он использует все те средства, что использует обычный человек, или под такого персонажа придумываются какие-то сверхспособности, – это очень любопытно. Все в рамках условного «мира пчелы». Фантастические фильмы режиссера-пчелы отталкивались бы от реалий пчелиного мира. С каждым новым словом этот пример становится все более неудачным, так как опирается на известную категорию мышления, унося первоначальные семена идей. Что может пчела, чем она может гордиться? Что может человек, чем он обычно гордится? Как отличить пчелу от человека?

Сказка о мтыдмтыщмтыдлм

Однажды один пастух пришел на бесхозную, но не заброшенную пасеку и стал разглядывать пчел. Пчелы были чудесны, они трудились, знали свое дело, они трудятся здесь уже тысячи лет, кто-то когда-то это оформил, заключил пчелок в рамочку пасеки, словно те картины, которые висят у наших родителей на стенах, но никто не знает, что они значат. Картина о любви, а вешают, чтобы стена богаче смотрелась. Так же и с нашей пасекой. Звонит наш пастух исчезнувшему пасечнику, а дозвониться не может, и письмо написал, и соседей в округе опросил: нет новостей. Ну, вытащил он из кармана телефон и положил прямо на один из ульев, мол, вернется – свяжется со мной. Что получается? Пасека бесхозна, стадо пастуха бесхозно, средство связи утеряно, пчелы засомневались – получили неизвестное средство, с которым не знают, что делать. Нарушен порядок вещей. Хаос и неразбериха. И ветер стал искать начало.

Сказка о вечности

В огромном царстве в огромном дворце жил царь. И все у него было красиво, все блестело, и чисто, и опрятно, и людям не стыдно показать, и царям, в гости наезжающим, да вот только косяки дверные трещали, спать царю мешали, женушку-царицу раздражали да собак выть заставляли. И обратился царь-батюшка к мастеру дел дверных и говорит ему: «Сделай косяк, получишь тысячу рублей». Мастер работу свою сделал, царь, как обещал, заплатил, даже сверху дал. Ходит день, спит ночь – тишина, ничего не скрипит, живет не нарадуется. Женушка больше не зудит, покладистой стала, тишина, не скрипит косяк. Собака выть перестала, воришек мелких отпугивать научилась, рада, что и она спать может. А на третий день пошел царь с утра за кафтаном, отвалился косяк и царя как шандарахнул! Нет царя в этом государстве уже много лет, на больничной койке лежит, на голову да на мастера никудышнего жалуется, а те, что новыми царями становятся, все того же мастера нанимают, да уже поди лет 500 с косяками дверными мучаются.

Междуадие

Человек сидел в ванной, он сидел в ней как обычно, в руках был старенький телефон с развлекательной программой на экране, из устройства доносились звуки. Случился миг: то ли музыка, то ли голос, то ли идея впилась в человека когтями, он отложил телефон. Его поза в ванной стандартизирована и устаканена, он, словно та оливка в бокале мартини, всегда выглядит презентабельно, словно из его ванной с упоением отхлебывает странная дама. Человек смотрит на свои руки, его культяпистое и мясистое тельце приходит в движение, он отслеживает движения тела, он ли движет им? Кто? Он становится на четвереньки и вглядывается в тройное отражение ванны, смотрит на себя, на тело, на ванну и на воду, и ничего не происходит. Вакуум, пустота, есть какой-то мир, какие-то мама и папа, женщина и ребенок внутри, ребенок снаружи, но сейчас, в минуту вглядывания в гладь воды в ванне, человек вне времени, вне мам и пап и привычного склада ума, он знает, что за дверью его ждет привычный мир и механистичный уклад, от которого не сбежать. Пауза, вроде того крутящегося загрузочного кружка на видео. Ролик продолжится, все на своих местах. Миг пройдет, опыт не извлечен. Утоп до следующей паузы. Кто нажимает на этот пульт?

Как понять муравья через рафинад?

Возьмем 100 лет. Что это? 1, 2, 3, 4, 5, 24… 36… 49… 78… 100. Сколько тебе? Прошли те годы, которые миновали? Остановки бытия – самое замечательное, что было у этого человека. Что не растворяет, что не растворяет хотя бы минуту, вроде того куска рафинада в горячем чае. Что может успеть сделать рафинад?

Тот миг перехода из твердой формы в сыпучую олицетворяет его предназначение как сахара, в этот момент рафинад понимает себя как сахар, до этого им кто-то мог и табуретку подпереть, чего только с рафинадом не творят, ну в его языке, конечно же. Рафинад не сообщает мне, погружающему его в чай, об этом миге. Такая коммуникация не может состояться. Ее нет. Не существует и недоступна. Скоротечней скорости света, незаметней взрыва сверхновой в другой галактике для глаз муравья на планете Земля. Такой взрыв как-то непременно влияет на муравья, – представим, что от дальней звезды к нашему муравью идет некий луч, который преломляется через призмы. Таких призм много. Какие-то со временем искажаются или разбиваются, и из-за этого кому-то свет и не сообщится. Здесь уместнее всего выглядело бы объявление о поиске всемуравьиногалактического мастера-осветителя, ведь все-таки каждый муравей на счету. И это почти не шутка.

Так пью чай.

Ниточное производство рыб

Мне кажется, что каждый в какой-то степени numb из той одноименной легендарной песни Linkin Park. И этого не надо, думаю, бояться, этим не надо и кичиться. Ты уже там, где что-то родится. И те позывы к привычному, знакомому, комфортному – пусть случатся… Кажется, не стоит слушать людей, которые говорят тебе о тебе со знаком «минус», они рассказывают о себе – прислушайся однажды. Не вздумай и подумать, что с тобой что-то не так, – нет мышц, денег, красивых ног и полноценной семьи, – этот список декораций бесконечен. Ты тот, кто перевернет этот мир. Несмотря на чрезмерный пафос этих строк, тут можно увидеть и другое. Бывало, что что-то в твоей жизни, словно шашлык, насаживалось на шампур, – есть, и все. Девушка, парень, музыка, одежда, вещи, эмоции, чувства, квартира, машина, родственники, соседи и т. д. – список программ, установленных на твой персональный компьютер. Узнай про себя что-то невероятное. Иногда для этого даже не надо выходить из комнаты; вот ты, вот я, вот буквы, которые я выкладываю в рядочки, ты здесь, ты читаешь – между нами натягивается ниточка; возможно, забыв об этом моменте своей жизни, – вот, скажем, прямо этот момент жизни ты забудешь, – а он может однажды воспроизвестись в твоей жизни лет через сорок и изменит привычный порядок вещей у какого-то еще незнакомого тебе и мне человека. Налаживая эту ниточную канцелярию, ты являешься генеральным директором этой компании. Пожалуй, самой влиятельной в мире компании. Она никому не принадлежит, ее ресурс неисчерпаем, а природа неясна. Можно любоваться плывущей рыбой, наблюдать, идти за ней, изучать ее, стараться что-то понимать про нее. Но можно выловить ее из реки и съесть. И так и так ты что-то поймешь об этой рыбе и о себе. Но вдруг наша рыба – последняя, которую нам посчастливилось увидеть, и ты можешь ее поймать и съесть, но ясно понимаешь, что тогда ее точно больше никто не увидит, и не будет ни малейшего шанса для ее понимания другими… Что если есть что-то, что не нужно трогать, до чего не надо копать, лезть и куда не надо врываться, пока не придет время (вроде «Красной книги» или заповедников по охране редких животных), – иногда кажется, это абсолютно понятно, что не нужно «съедать», возможно, поэтому мы еще здесь.

Мастер дел подъездных

Эта условная книга – отчасти мое зеркало. Здесь то, что отражается, – не расширенное, не до конца загруженное изображение. Одновременно сиплый крик и звонкий шепот несчетного количества голосов, развинчивающих изнутри. Калейдоскоп живого и мертвого. Бесконечного и моментально конечного. Читая, ты оживляешь меня, сдаешь мне, пусть на секунды, свои пространства… ощути, закрой глаза… Это самая поразительная арендная ставка. Представь и чувственно обозначь – это уже произошло, – осталось с помощью мысли это поймать, будто майского жука весенним вечером, и назвать. Тот невидимый персонаж, который представляется, когда читаешь совокупностью внутреннего и внешнего инвентаря – это то, что я бы назвал «мы». Это ты плюс я. Имея под рукой только садовые ножницы, гранит не обтесать. Собирать и коллекционировать инструменты полезно; иногда ими может оказаться «умение плевать на дальние расстояния», «навыки быстрой езды на деревянной лошадке» или «знание устройства ткацкого станка». Сейчас в виде этого текста я создаю инструмент. И он не может получиться объективно хорошо. Настоящий мастер смог бы хитро заложить в текст конкретное, выбранное им сообщение так, чтобы оно понималось тобой – читающим именно так, как автор этого захотел. Это невероятное мастерство, оно почти на грани невозможного, но оно, видимо, существует. А набираемые мной на клавиатуре строки, например про осеннюю грязь и слякоть, могут вызвать у тебя отвращение, у другого человека – сладость осени. Но именно у тебя, скажем, отвращение. А напиши я про конфеты, у тебя бы возникло чувство сладости, а у другого – наоборот, отвращение: он не любит сладкое. Но вот у тебя – сладость. И есть вероятность, что у меня с тобой представление о слякоти осенью на миг станет очевидно одинаковым, родится и начнет жить некая связь, вроде того, как с помощью выключателя мы включаем свет в лампе. Интересно, почему нам привычнее называть это устройство выключателем, а не включателем?.. Мне кажется, зачастую такие незначительные нюансы вроде неаккуратно сказанного слова коренным образом влияют на нашу жизнь. Все может зависеть даже от момента времени, например в понедельник утром открыл эти строки – круто, понял, о чем он пишет, во вторник – не круто, ерунда какая-то. Кто-то пишет на стене в подъезде своего дома «Маша – корова» и видит в этом смысл, а я – эти сказки, и пусть не на стене, там просто недостаточно места, да и холодновато осенью по подъездам бегать. Да, кстати, сейчас осень. Октябрь. Эту книгу ты можешь читать в другой месяц; уже не понятно, как человек из октября может понять человека из мая.

Последние несколько строк считываются неоднозначно, в какой-то момент я хотел удалить их из текста. Назовем это ошибкой. Ну, я воспринял это как ошибку. Нельзя так читателю содержимое книги подавать. Ну, может, и правда ошибка, так давайте из ошибки сделаем пользу, скажем, что ошибки в любых делах – это круто! Если вы никогда не делаете ошибок, то, скорее всего, вы и этот текст не прочтете до этого момента. Это же большая ошибка – читать его. Колумб совершил большую ошибку, плывя в Индию, но оказавшись в Америке. Мир проб и ошибок куда-то ведет. Вопрос лишь в смыслах, которыми ты наделяешь слово. Можешь наделить слово другими смыслами, какими захочешь только ты, а если не получится, то выбрать другие. Это просто! Попробуй.

Камнефобия

Какой объем книги читабелен для тебя? Если ты читаешь через силу или усталость и твоего внутреннего заряда не хватает, чтобы читать это, давай продолжим потом. Я с тобой уже не от корки до корки. Я как-то смог стать частичкой тебя. По-моему, это что-то необъяснимое. Хотелось бы, и, может, станет и будет, а может, есть. Очарование в этом совершенно другое, и мы об этом можем знать.

А, да. План книги? Планирование – это слишком странное структурирование времени. Решил ребенок завтра в школу к 10:00 утра пойти, мама решила, что завтра заберет ребенка из школы в 13:00. А папа сказал, что в 15:00 он отвезет его на тренировку. А ребенок ногу потянул в школе, или у папы настроение испортилось, или мама выругалась на ребенка из-за того, что начальник ей не улыбнулся, – вот планы и «рушатся». Хотя, может, просто план плох, не все переменные включены; не знаю, но от ситуации, от потенциала, зарождающегося внутри, действовать как-то гораздо любопытнее и сложнее.

Давайте попробуем по-другому. Каждая миллисекунда времени – это тот самый камень-указатель на развилине. Каждая, пусть не миллисекунда, а ситуация, на которую ты можешь обратить внимание, и есть особый момент в твоей жизни, и нет ничего больше кроме него, и вот нужно совершить акт выбора так, как только ты хочешь и считаешь нужным именно в этой ситуации, не учитывая ни будущие, ни предыдущие моменты. В этом есть сила, мне кажется. Попробуй застать себя в какое-то мгновение времени и обратить внимание на эти мимолетные удивительные камни-указатели, камни-отражатели.

Уставшая рука на плече

Несвязность, несостыковка, отсутствие опоры, нахождение во внутренней невесомости. Будто есть необъяснимый космос со своей бесконечностью и вселенским вакуумом, этот вакуум существует и внутри. Вещи, компьютеры, бокал вина, стоящий рядом, когда я пишу эти строки, будто захламляют пространство, будто, если широко махнуть рукой по столу, все исчезнет, откроются сундучки, и задышится. Все мы в определенного рода изоляции. Хоть на каждом шагу и твердят, и твердим – мы, наш, они… но когда я, и когда я смотрит на я, и вы на них, когда складывается внутри какое-то сложное измерение, и непонятно, что делать, то ли смеяться, то ли плакать, когда будто палач своим огромным топором отсекает все ненужное, сталкиваешься с пустотой, и на этом моменте все. Трещина, которая уже пошла, вроде как тот тетрадный лист, который вы отрываете из тетради, но в какой-то момент он начинает рваться в другом месте, и что бы вы ни делали, разрыв пошел, и даже если успеете остановиться, иначе, по задуманному, не пойдет. Может, в следующий раз, но уже не в этот.

Когда ты видишь, что самые близкие люди не имеют с тобой того контакта, которого ты так сильно хочешь, когда будто нарочно не понимают самого очевидного и простого, что аж треснуть хочется, – как нам суметь постичь эту пустоту? Наверняка есть много складывающихся книг и льющихся людей. Но тут я пишу то, что сейчас Я называю Я, и представьте, если бы каждый человек написал бы вот такую отсебятину, как эта, и, наложив миллиарды этих сообщений друг на друга, что бы мы получили? Что-то проявилось и стало не просто узнаваемым, а понятным. Наверное, это происходит и так, может, нам стоит лишь обернуться на прикосновение вечно дергающей за наше плечо руки?

Рыбная парфюмерия, или Сам себе светорежиссер

Пусть это не будет упорядоченным рассказом, и он сопроводит твой хаос. Обычно книги и так наводят порядок в установившемся хаосе, хоть немножко и на чуть-чуть… Эта попытка к тексту, на мой взгляд, не про это, она про столкновение моего хаоса с твоим. И вот они кружатся в танце, да так, что непонятно, прикольно это или нет. Последние несколько слов сообщили тебе не о своем лексическом значении, а о качестве языка в целом – межъязычное пространство для «пернатых». В этой связи оно заявляет обо мне и представляет меня с другой точки освещения, – по-хорошему, надо бы переписать, но если скумбрия обладает достоинством, то обладает ли она достоинством, когда испорчена? Запах испорченной скумбрии узнаваем, даже если на вас парфюм от Ив Сен-Лорана.

Вопрос от Адама и Евы

Когда-то небо ассоциировалось со смертью запретов и карой. С чем сейчас?

Сказка о лепке

Квартира, жираф. Пойманного жирафа два парня везут в машине, один держит хвост. Один из парней жирафа побаивается. Жирафа привозят в родительский дом. Идут в клуб, выступают, симпатия к ним со стороны всех людей, две девочки сильно проявляют интерес, к чему? Парни перепили. Лифт на 33-й этаж, попали не туда, возвращаются обратно на первый. Встречают старых знакомых: прогулка и совместные дела. Садятся в электричку. Покадрово листают глазами вагон поезда. Перелистывают – кадры идут один за другим. Или это все тот же кадр? Сотня людей в вагоне с глазами полного непонимания и смятения. От момента до момента с чертами лицами, только с чертами. И один из парней, как и все, тоже без лица. У него возникает вопрос: «Почему я с ними заодно?»

Вопрос от Гамлета

Холодная и горячая вода.

Что лучше?

Беззубие или зайчики?

Набор букв, сцепленных воедино, олицетворяет меня? Откуда взялись все эти буквы и сочетания? Почему после «с» идет «о», а после «о» идет «ч», и так далее? Именно так и не по-другому? Или не другое слово? И все эти сочетания букв у талантливого автора рождают связки – не оборванные клочки смыслов, разбросанных по комнате, а некую мелодию, цепь, которая тебя связывает, утаскивает за собой, как невидимый странник, встретившийся нам в лесу, который просит пройти за ним, и его доводов хватает, чтобы идти за ним, и вдруг он говорит, что нам незнакомо или записано в нашей системе координат как плохое или не соответствующее, и мы недоумеваем, отдергиваем руку… Так же бывает с авторами. Люблю я пиццу, ем ее везде и всегда, обожаю и чувствую себя хорошо. И все читал и знаю о том, какая она вкусная, полезная и классная. И вдруг вижу ошеломляющий ролик, где говорят, что она ужасная, да еще и приписывают ей все то, что я распознаю как «точно не так!». Для меня помидоры великолепны и аппетитны, а у кого-то они отбивают аппетит. И вот два человека стоят и обсуждают помидоры. Что плохого в том, что один кайфует от помидоров, а другой не кайфует и наслаждается манкой… Зачем отвоевывать то, от чего ты кайфуешь, что-то непременно отнимая у других, требуя, чтобы чуть ли не посягнули на верность всем твоим предпочтениям. Со мной подобное происходит. Это выключает. Поэтому эта книга и будильник для меня, а может, и снотворное. Я ж не знаю. Я только сцепляю буквы, пытаясь вывести на красную ковровую дорожку перед тобой обрывки смыслов, которые никак не сцепятся. Возможно, ты заполнишь пустоты, может, мое слово, одно слово, например «радиограмма», всколыхнет в тебе процессы, которые через десять лет приведут тебя к бессмертию, а напиши я «лампа», привели бы к пению на пожарной машине. Получается удивительная ролевая игра с кучей концовок. Если в компьютерной игре мы могли бы выбрать и переиграть несколько разных концовок, то тут мы пока не знаем, какие вообще есть. Действуем по ситуации. Хочу пить – попил колу – зубы выпали, зато на логотипе шрифт официального названия колы попадался на глаза так часто, что я решил применить его, когда делал свою работу для клиента, будучи дизайнером, и именно благодаря этому шрифту меня взяли в большую компанию, а если бы не пил колу, то остались бы зубы, но условный морковный сок зародил во мне желание посмотреть на зайцев. Так постоянно нас что-то увлекает и направляет в этой игре…

Радуга неожиданных гостей

Иногда нам кажется, что мы хотим жить в другой стране, в другой жизни, в другой семье. Ты здесь, вот ты, твои глаза, читающие эти строки. Вот и твои руки, держащие переплет этой книжонки. Она имеет начало и имеет конец. В детстве, да что уж, и сейчас, я очень не люблю расставаться. Гости уходили – крах. Девушка уходила после свидания – кошмар. И эта книга, и ты – при закрытии последней страницы все закончится? Рано или поздно ты ведь закроешь эту книгу и забудешь ее, появятся новые дела, новые впечатления, все новое. Кто-то не хочет расставаться с любимыми вещами и людьми – фанатеют, не отпускают, держат из последних сил, но яркие цветные чувства исчезают, выветриваются. Я не хочу иметь вес в твоей голове и душе. Не хочу тяготить. Хочу быть для тебя вспышкой света, которая пронесется в твоей жизни, пронесется в моей жизни. И мы вместе. Даже когда я не думаю о тебе, а ты обо мне, мы вместе. И с каждым по-разному.

Наткнулся на следующую историю. Один человек пишет о том, что в какой-то книге он увидел надежду, книга помогла ему сдвинуться с места, он почувствовал внутри какие-то движения, запасы энергии… Неважно, двинулся он потом или нет, но он нашел какой-то толчок, пусть на какое-то время, в том, что прочитал в книге, – и, скажем, прочтя эту книгу, он понял, что может играть в футбол, и ничто его не остановит. Перечитывая ту книгу, я так и не нашел подобного рычага. Дал прочитать ее другому человеку, тот нашел эту книгу гнетущей и депрессивной, где тот, первый, человек видел радость. Автор рассказал свою историю, рассказал, как мог, может, он старался, чтобы излить душу и освободить себя от бремени, а может, начеркал ради денег, чтобы прокормиться. Мы этого не знаем. Поставь перед нами два бокала вина – одно за сто рублей, из коробки, и коллекционное за десять тысяч долларов, – мы скорее всего не узнаем, какое из них какое на вкус. Понимание разницы между этими двумя напитками приходит, когда прикрепляется текст. И вот к такой истории этого автора каждый читающий прикрепляет свой текст. И так же, видимо, один человек, читая мои строки, может чувствовать прилив сил и невероятно увлечься, а другой зевать от скуки. И то и другое невероятно круто и полезно!

Стенописец

Труд ли писать подобную книгу? Понятия не имею. Задумывался о том, что много людей пишут прекрасные посты на своей страничке, много чего чувствуют и знают, есть люди пера, которые могут изъясниться лучше, умнее и иначе. Ловить себя на таком вот состоянии и писать – это довольно трудно. Трудно не писать или ловить, а ловить и писать одновременно.

Скажем, вы находитесь на качающемся мосту над пучиной лавы, по правую руку у вас знакомый берег, на котором знакомый лес, избушка, домашние питомцы, но вы точно знаете, что ваше место не здесь, а где-то в другом мире. Чувствуя в себе заряды, вы содержите эту идею, и если мост не будет пройден, вы утратите заряды – разрядитесь, оставшись на берегу. Как же пройти по качающемуся мосту на другой берег? Казалось бы, необыкновенно просто: иди и все, чего не понятно? Хочешь мышцы? Ну иди и качайся. Хочешь похудеть? Да не ешь и худей. Но всегда есть что-то, что это, казалось бы, элементарное действие тормозит. Через что будто не перешагнуть. И этот шаг все-таки возможен, он требует огромных усилий, как если бы глядеть через стеклянную стену на лежащее в метре яблоко – не взять. Бывает, стекло становится покладистым на миг, на время, а потом снова стена и твердь. Некоторые авторы говорят нам, что нужно биться, бороться и перешагнуть, ворваться сквозь стекло, вдавить себя лицом в него, и в ранах и крови давить до последнего, пока оно не треснет, в конце концов. Уверен, кто-то так может, и есть примеры, но многие – нет, и что же делать?

Мне хочется за стену. Но не шагнуть, будто я связан по рукам и ногам. Как залезть за неприступную стену? С детства слышал историю про Троянского коня, и только недавно она обрела особые смыслы. За стену можно попасть любыми способами. Возможно, есть способ, которого нет. Им нет предела. Инструментарий неограничен. У какого-то человека получится попасть туда известными способами, а у кого-то нет. Птица, например чайка, может перелететь стену и рассказывать кротам о том, что можно перелетать. Кроты говорят о том, что этот способ для них плох, они знают подземный путь. Чайки в шоке. Чайки рассказывают всем зверям, как попасть на другую сторону стены. И из миллионов зверей те, кто чайки, и те, кто услышал и решил перелететь, – перелетают. Кроты делают так же. И те, кто кроты, и кто решил рыть, – проходят под стеной. А что если ты не чайка и не крот? А, например, муравьед? И нет еще такого муравьеда, который бывал за стеной. И ты можешь первым из муравьедов оказаться там. И придумать свой собственный способ! Что если формально и со стороны он может казаться одинаковым? Ну, например. Съел я пастилу. И ты съел пастилу. Действие одно. Но что кроется за пастилой? Я был недавно у стоматолога, и эта пастила ох как мне докучает, плюс с учетом того, что я набираю этот текст на компьютере, я не люблю пачкать его липкими руками, и все это в октябре, а ты, сидя на травке, скажем, летом, в июльский зной, у воды, где ты можешь быстро сполоснуть руки, ешь ее с удовольствием, и липкость доставляет тебе еще большее удовольствие. То есть если ты муравьед и решил пролезть так же, как и крот под стеной, – это еще не значит, что ты используешь тот же способ, что и крот. Да, вы оба под стеной. Но для постройки своих туннелей крот использовал лапы, а ты нос и нанял специалиста по земле из известной в подземных кругах компании «Дождевой червь Корпорейшен». Что если, перебравшись через одну такую стеклянную стену, ты обнаружишь другую – каменную? Кто знает, сколько этих стен? Можно только догадываться. Но то, что надо двигать, говорить – все вокруг и внутри. Эта книга – рисунки пальцем на этой запотевшей стеклянной стене.

Кстати, о птичках

Когда я обнаружил себя уже пишущим этот текст, я захотел пойти на своеобразный риск. Написав на своей странице в интернете сообщение о скором издании книги, я попросил людей, увидевших запись и желающих прочитать мою книгу, отреагировать на нее. Новость просуществовала 24 часа, после чего была мной удалена. Люди, откликнувшиеся в этот промежуток времени, получат свой сюрприз несколькими строчками ниже. Это было трудным решением – включить и такой формат повествования в уже и так странноватую для обывателя книгу. Безумный интерес столкнул меня с устойчивой лестницы здравомыслия, направив на отполированный паркет авантюры.