Колея к ржавому солнцу

– Если все так будут относиться к своим обязанностям, Красавцев, что у нас тут будет, как думаешь?

Угорь повел плечами, словно хотел ими пожать, но вовремя счел этот жест неуместным и кое-как успел сгладить моторику проштрафившегося человека. Он опустил глаза к полу, затем снова поднял их на собеседника. Посмотрел в открытый рот заведующего. Во рту была чернота, и чернота эта расширялась.

– Так что молчишь?

Что тебе сказать? Что ты хочешь услышать? Что ты один у нас правильный? Не берешь с больных денег? Не садишься по пятницам за руль в нетрезвом виде? Не мутишь с той новой молоденькой медсестренкой с кардиологии?.. Вот оно. Попробуем…

– Глеб Глебович, – как бы нерешительно проговорил он. – Тут это… В общем…

Заведующий провел ладонью по ярко-синей ткани импортного полиэстерового блузона, стряхивая ворсинку. Опять уставился на подчиненного.

– Красавцев, у меня что, других дел нет, мямли твои тут слушать?.. Сразу видно, в армии не служил. Говори быстрее.

Конечно, не служил. С хера ли? Не так уж и сложно получить военный билет, с восемнадцати лет работая в медицинских учреждениях и обрастая в них полезными знакомствами.

– Глеб Глебович, – он посмотрел в глаза заведующего, блеснувшие как сталь скальпеля на операции. – Так получилось, что и смех, и грех… Товарищ у меня есть один. Валёк. Хороший парень – всегда выручит, всегда выслушает, всегда поздравит. Настоящий друг. Но ходок, – Угорь сделал неопределенный жест рукой, – ну, по бабцам… А у самого жена, ребенок маленький. Он ее даже любит, но говорит, что сейчас она ему внимания мало уделяет, забросила совсем. Вся в ребенка погружена, молодая мать, тыры-пыры, а муж как бы сам по себе… Ну, понимаете, да? Так он себе девочку на работе завел. Знаете, ничего серьезного, для поддержания либидо. Гуляет ее время от времени на «левые» деньги, чтобы из семейного бюджета не тащить. Я же говорю, хороший чувак. Так вот, в ту ночь, когда я со смены ушел, не отпросившись, он у нее дома отжигал. Чем они там занимались, я уж не знаю, но только произошел у него ушиб детородного органа, – он увидел, как Глеб Глебович заухмылялся и слабо, будто робея, улыбнулся сам. – Звонит мне в панике, чуть не плачет. Писюн болит, весь посинел, раздулся. Размером прямо с тромбон. Страшно же, согласитесь. Да и как он к жене с таким орудием? Палевно. «Скорую» не вызывает по той же причине, да и стыдоба, понятно же. И что тут мне делать прикажете? Ночь спокойная, больных нет, дежурный врач в соцсетях сидит. Выскочил я в одном халате. Тут по ночам у «травмы» таксидермисты – ну, таксисты – караулят, сел в первое попавшееся авто и рванул через полгорода флюгер-горн дружбана спасать. И, представляете, оказалось, что ничего серьезного нет. Простой ушиб. Обложили ему с девочкой член льдом, прописал покой, анальгетики из тех, что дома были, наказал выпить. Хорошо, мочеиспускательный канал оказался не поврежден. В общем, дел на десять минут. А тут дежурик звонит: «Ты где?» Как назло, привезли этих пострадавших в аварии на Московском… Я же не знал, Глеб Глебович, что так получится. Извините. Больше не повторится.

Заведующий потер подбородок, отливавший графитовой щетиной.

– Что, дежурного предупредить не мог?

Угорь развел руками:

– Так он бы не отпустил.

– И правильно бы сделал! Потому что есть инструкции, которые ты нарушил! Всех мог бы под монастырь подвести!.. Ты в курсе, что Антонов просит, чтобы я тебя уволил?

Уволил? Даже смешно. А кто работать тогда будет? За такие-то деньги? Бабушку Антонов свою приведет, что ли?

– Нет, не в курсе…

Премии бы не лишили, это они могут.

– Или чтобы я не ставил вас в одни смены… В общем, иди работай, Красавцев. Извинись перед Антоновым…

– Да я хотел уже. Но его сейчас нет на работе. Отсыпается после смены.

– Извинишься, когда появится… Я пока подумаю, что делать с тобой, таким отзывчивым…

– Глеб Глебович, простите меня, пожалуйста. Больше такого… Я же к другу… Свои деньги на такси потратил. Теперь до зарплаты не дотянуть…

Заведующий отвел глаза, проводя безразличным взглядом больного с закатанной в гипс рукой.

– Ты ведь квартиру вроде снимаешь, да?

– Комнату у бабки одной… На квартиру денег не хватает… Еще зуб тут ноет, надо на прием записываться…

– Ладно, иди работай… И давай там без косяков.

– Спасибо, Глеб Глебович. Спасибо вам большое.

И ухмыльнулся, когда повернулся к заведующему спиной. А ведь рассказал почти правду. Умолчал только, что содрал с Валька, который не друг, а так – сразу не разберешь – тысячу и на такси. Потому что нефиг палицей своей размахивать, новую ведь никто не даст. «Иди работай», ага… Обедать за него дядя будет?

По узкому подвальному коридору он перешел в поликлинику, поднялся на первый этаж, приблизился к двери, возле которой сидела очередь из нескольких человек, все как один со страдальческими гримасами на лицах.

– У них там кварцевание! – сообщила ему полная женщина из очереди, когда он взялся за ручку двери.

Угорь ничего не ответил и вошел.

Из-за закрытых дверей помещения, в котором находилось само оборудование, действительно тянуло озоном. А Катюха, она же – Катэ, и страшненькая, из-за своего плоского лица похожая не то на Будду, не то на хунвэйбина врач-рентгенолог Соколова сидели в светлом кабинете, где оформляли больных, и молча пили растворимый кофе с дешевыми желейными конфетами. Он такими подъедался прямо в гипермаркетах – набрал в кулек, взвесил, отъел, сколько хочется, пока среди полок бродил, потом полупустой кулек бросил.

– Кофе-тайм?

– Ага, – кивнула Соколова. – Присоединишься?

– Нет, спасибо. Я на минутку.

– Что тебе сказал Хлеб Хлебыч? – спросила Катэ.

– Да нормально. Объяснил ему все, он вроде как понял… Ты готова?

– Сейчас буду, – ответила Катя. – Иди пока.

– Хорошо.

– И осторожнее.

Угорь махнул рукой и вышел из кабинета.

– Скоро они там? – услышал голос полной женщины у себя за спиной и ответил, не оборачиваясь:

– Ага. Скоро.

Он вернулся на отделение, снял халат, переобулся в теплые ботинки и натянул куртку. Незамеченный никем из коллег (а если бы заметили, сказал бы, что идет в магазин купить чего-нибудь к обеду, не надо ли чего?), спустился вниз и вышел на улицу.

* * *

За те часы, что он торчал на отделении, на улице похолодало. «Морозы возвращаются», – подумал Угорь и вдохнул полной грудью казавшийся свежим после больничных запахов воздух. В лицо впились ледяные арктические иглы. До весны – до настоящей весны – еще далеко.

Шагая через дворы «хрущевок», засыпанные серым, с желтыми подтеками собачьих дел снегом, он старался отвлечься от мыслей о том, что произойдет через десять – пятнадцать минут. Вот бы в отпуск, на море… Но отпуск, три короткие недели, будет нескоро, во второй половине сентября. Еще целую вечность ждать. У Катэ отпуск начнется раньше, и на совместный отдых у них остается всего неделя. Семь дней, офигительно много. И никак ни с кем не поменяться – график.

Их с Катэ мечта – уехать жить на море. Только не в Таиланд или Малайзию, где жуки ростом с человека, люди ростом с жуков и через день то землетрясения, то цунами. Поселиться в маленьком испанском городке в горах или у моря (а лучше, чтобы сразу было то и то), лечить людей или коз, как придется, смотреть хороший футбол, нырять с аквалангом (одно время он специально занимался в секции дайвинга) и не носить шерстяных вещей даже зимой. Ради этой мечты он готов на многое.

Наверное, ради этого он уже целых восемь лет подъедается в медицине. Надоело, но, с другой стороны, вроде как привык. Да и что он еще умеет делать? Куда ему со своим образованием фельдшера ветеринарной службы? Во время учебы он начал работать санитаром в «психухе» Скворцова-Степанова на Уделке. Что-то вроде практики. Ухаживал в геронтологии за выжившими из ума стариками, вместе с другими санитарами «пеленал» буйных, приторговывал седативными препаратами и рецептами. Потом ушел работать в скорую психиатрическую помощь. Здесь нравилось больше. Каждый день что-то новое, каждый день искренний драйв. То перепившийся до белой горячки мужик с топором гоняется за соседями по коммуналке. То сумеречный эпилептик бьется в припадке на полу магазина: губы в алой пене из-за прокушенного языка, лицо перепачкано кетчупом и кровью из ран от осколков попадавших бутылок. То дворник в школе, на которого накатило вдруг гебефренное возбуждение, кривляется перед напуганными учениками младших классов, а с завучем и приехавшим врачом разговаривает по-королевски чопорно. Помимо зарплаты в скорой, всегда можно разжиться то чьим-то мобильником, то еще чем-нибудь. Мелочь, а приятно. Жизнь складывается из мелочей.

В это же самое время Угорь замутил свою базу данных из года в год сдающихся комнат в коммуналках. Снимал их как можно дешевле, потом пересдавал от своего имени другим людям, разницу клал себе в карман. С одной комнаты получалось немного, но комнат в работе всегда имелось несколько. Иногда хозяева сдаваемой в аренду жилплощади узнавали о его бизнесе, все заканчивалось локальным скандалом, но потом находилась следующая комната и следующие жильцы, готовые ее срочно занять.

Закончив учебу, он некоторое время поработал в ветеринарной клинике. Лечил кошек, собак, хорьков и прочих, порой самых невообразимых домашних тварей. Вспомнив, как однажды его вызвали к прихворнувшему в бассейне загородного особняка крокодилу, Угорь заулыбался и неожиданно обнаружил, что почти на месте.