Колея к ржавому солнцу

По дороге сюда, в километрах двадцати севернее, они видели, как на трассу выскакивает лось и застывает на их полосе грандиозным памятником, олицетворяющим страх живого существа перед огнем. Солдаткин с руганью ударяет по засипевшим тормозам, и его дважды битый, взятый по мутной схеме с переплатой «фокус» останавливается в пятнадцати метрах от лося. Лесной великан даже не смотрит на них. Нервно трясет головой, уставившись в никуда большими влажными глазами. На правом боку зверя Макс видит ожог. Будто в сковородку с пережаренными шкварками плеснули томатный сок, только это все еще и дышит.

– Зацени, какой у него елдак! – произносит вдруг Солдаткин.

Макс непроизвольно опускает взгляд ниже. Конечно, думает он, лось по уши накачан адреналином.

– Хотел бы себе такой же? – спрашивает Солдаткин.

Водитель встречной фуры дает упреждающий сигнал. Лось, мотнув головой, тяжело срывается с места и, спотыкаясь, ныряет в лес, который начинается в пяти метрах от обочины трассы. Клубы дыма смыкаются там, где только что стоял зверь. «Фокус» трогается с места и медленно крадется, безуспешно пытаясь улучшить видимость включенными противотуманными фарами.

Половину оставшейся дороги Солдаткин разглагольствует про гениталии животных особо крупных размеров.

– Как считаешь, – обращается он к Максу, – вот у кого больше – у бегемота или у слона?.. Или вот динозавры… У бронтозавра, который с такой шеей длиннющей, – или у цератопса?

Макс не понимает, откуда у Солдаткина такой интерес. Он вспоминает, как однажды они вместе ходили в баню, и он видел, что у его компаньона по этой части все в порядке. Наверное, Солдаткин из тех людей, кто интересуется вопросами, на которые нельзя дать однозначного ответа. Есть ли Бог? Правда ли, что за нами, как за аквариумными рыбками, наблюдают инопланетяне? Сбежал ли Гитлер в Антарктиду?

Тем временем Солдаткин от представителей фауны переходит к обсуждению анатомии сказочных персонажей.

– Помнишь, в мифах Древней Греции были такие кони, из половинок сделанные? Кентавры назывались. Так у них сколько было, интересно? Два? Или один? И какой, если один? Лошадиный или человечий? Или Змей Горыныч? У него один на троих? Или все-таки три, по одному на голову?

Макс смаргивает вставший перед его глазами босхианский кошмар, решительной рукой тянется к магнитоле. Попутно произносит:

– Лазарь, заткнись ты уже!

Солдаткин, который недолюбливает свое библейское имя и злится, когда его так называют, умолкает хотя бы на время.

Конец света, грозящий вот-вот произойти в реальном мире, кажется, уже наступил в FM-диапазоне. Макс нажимает кнопку поиска на магнитоле. С первой частоты, где обычно передают дорожные новости, на них обрушивается белый шум. Следующую радиостанцию, похоже, захватили зороастрийцы. Вместо привычного для этой волны развесело-бессмысленного сегмента поп-музыки ди-джей суровым голосом вещает про вселенский пожар. Огонь, стискивающий драконом Ажи-Дахакой населенные пункты в горячие кольца, как и нежелание властей перекрывать федеральную трассу, ди-джей называет происками сил зла во главе Ангро-Манью, кем бы он там ни был. После чего неожиданно прерывается и ставит «Там, де нас нема». Макс хочет остаться на этой частоте, чтобы услышать, что там будет дальше, но Солдаткин морщится и просит переключить. Он парень простой, для него тут слишком мрачно.

На следующей волне творится и вовсе уж что-то странное. Они слышат голос Левитана, сообщающий о том, что советские войска Второго и Третьего Украинских фронтов после упорных боев взяли Вену, и удивленно переглядываются. Макс задумывается, каким таким антинаучным способом радиопередача семидесятилетней давности могла попасть в несуществовавший тогда FM-эфир. Приходит к выводу, что чудеса и колдовство тут ни при чем, просто кто-то оцифровал сводки Совинформбюро и выдал в эфир пиратской волны, заблудившейся в дыму пожаров. Внезапно Левитана на полуслове обрывает заползший поверх него «Atlas Air», суровые звуковые ландшафты которого наполнены астральным шепотом Дель Найя, пульсирующей в висках параноидальной атмосферой и барабанами, звучащими так, будто в них со всей мочи колотят туземцы Марракеша.

«Фокус» сворачивает с трассы на заправку. Они обсудили эту остановку пять минут назад. У них еще есть время, чтобы выпить по кофе.

– Что там у нас с бензином? – на всякий случай спрашивает Макс.

– Да хватит, – говорит Солдаткин. – Все равно машину потом бросать, зачем тогда заливать лишнее?

Фраза, в которой помещается весь, без остатка, Лазарь – расчетливый и прижимистый сукин сын. Отца родного снесет в ломбард, если понадобится.

Макс вспоминает, как впервые повстречал Солдаткина месяца полтора назад на стремной разбомбленной квартире, где в окнах без занавесок отражались лампы-стриптизерши, бесстыдно сбросившие абажуры и отплясывающие голыми под «Розовые розы». Народ собрался неказистый, но разбитной. Макс и Солдаткин попали туда с разными компаниями, перекинулись парой фраз, а потом пришло время посылать гонца. Спиртное в квартире еще было, но грозило закончиться ближе к часу Икс, после которого вступал в силу запрет на его продажу. Гости насобирали денег на продолжение шумного банкета. Гонцом выбрали Макса. Солдаткин вызвался помочь. Они дошли до ближайшего супермаркета, но брать, что собирались, не стали. Солдаткин, по дороге плотно присевший Максу на уши, предложил не возвращаться в квартиру, а закончить праздник где-нибудь в другом месте. Вдвоем. Такой поступок был совершенно не в стиле Макса, но люди в квартире остались незнакомые. В лучшем случае – малознакомые. А еще он изрядно набрался, поэтому и согласился. Они с Солдаткиным купили сигарет и угнездились в баре на окраине микрорайона. Главными достопримечательностями бара являлись недорогой алкоголь и покрытая «серебрянкой» туя в керамическом горшке, вмонтированном в стойку. Они взяли водки с соком, и после ста граммов, очень быстро догнавших ранее выпитое, Солдаткин, наклонив к собутыльнику узкое крысиное лицо, перешел на громкий шепот и рассказал Максу свой план.

План быстрого обогащения.

И вот теперь они паркуются на краю заправки возле железного бака с надписью: «Для промасленных обтирочных материалов». Выходят под жаркие лучи пепельного солнца. Вдыхая горячий, вязкий (еще и с парами бензина) воздух, Макс понимает, как хорошо все-таки было ехать в машине с «климат-контролем». Остается надеяться, что в павильоне будет работать кондиционер.

Перед дверями павильона навалены аккуратно запакованные охапки дров и большие мешки с углем. Торговать ими сейчас все равно что в тридцатиградусный мороз на каком-нибудь открытом катке продавать с лотка эскимо. Да, очутиться бы сейчас хоть на пять минут в зиме. Конечно, тридцатиградусный мороз – перебор, размышляет Макс. Хотя в детстве при таком можно было не ходить в школу. Сидишь дома, пьешь чай с вареньем, слушаешь пластинку «По следам бременских музыкантов» или смотришь телевизор.

В павильоне, конечно, не минус тридцать, но градусов восемнадцать. Якобы японская сплит-система старается отдуваясь, пашет на полную. Приятные прохладные струйки забираются под цветастую рубашку-поло Макса, и он улыбается. Кроме кондиционера, на заправке никто больше не работает. Ну, может быть, еще радио, по которому как раз передают, что упавшие на дорогу горящие деревья заблокировали поселок с удивительным названием Греция в километрах пятнадцати отсюда. Туда на вертолете вылетели спасатели, а полиция готова перекрыть «Скандинавию» и ждет только указания властей. В прохладном помещении, где пахнет смесью полистирола, полиамида, поливинилхлорида, полипропилена, поликарбоната и полиэтилена, это все похоже на новости из Венесуэлы, Танзании или откуда-то еще – происходит не с нами, далеко и сюда точно не доберется; что там дальше в программе?

Симпатичная девушка оператор заправки, видимо, считает так же. Она расслаблена и спокойна, будто находится на тропическом острове, а не перед фронтом подступающего огня. На ее темно-синей униформе с логотипом висит бейдж. «Алла», – читает на нем Макс. Вот бы все девушки носили такие бейджики с именами и номерами телефонов.

– Здравствуйте, – говорит ей Макс. – Вы тут одна?

– Ага, – пожимает плечами девушка. – Менеджер и охранник сбежали. Побоялись пожара.

– Да, – кивает Макс. – У вас тут как на пороховой бочке.

– И вы туда же, – в шутку хмурится Алла и решительно говорит, будто успокаивает себя: – Ничего не будет! Сюда огню не дойти!

Макс думает, что на ее месте не был бы так уверен. Просеки заросли. А противопожарные траншеи рыли, наверное, еще при СССР. В каком они сейчас состоянии? Если ветер подует в эту сторону… Но говорит Макс другое:

– Да, я тоже так считаю. Скоро все потушат. Тем более синоптики дожди обещают.

– Дожди… – хмыкает Алла. – Я дождей с весны не видела…

– Ну, должны же они когда-нибудь пойти… – пожимает плечами Макс.

Отставший было где-то Солдаткин протягивает из-за плеча Макса руку с бутылкой пепси из холодильника и ставит лимонад на прилавок. Моментально покрывшаяся каплями влаги бутылка похожа на купальщика, только что вышедшего из моря.

– Пробейте, – просит Солдаткин. – И кофе одно.

– Два, – поправляет Макс. – Со сливками.

– Хорошо, – Алла пробивает на кассе чек и отходит от стойки – туда, где стоит кофемашина.

Девушка ставит чашку под трубку, нажимает кнопку, ждет, пока урчащий аппарат истечет кофе, возвращается и устанавливает чашку на стойке, потом повторяет процедуру. За те секунды, пока она стоит к ним спиной, Макс успевает изучить ее ноги, задерживаясь взглядом на том месте, где заканчивается не слишком длинная форменная юбка. Ноги у Аллы красивые. Загорелые. Впрочем, кто не загорелый в это безумно жаркое лето? Говорят, такого не было сто лет. И еще столько же не будет…

Алла добавляет в кофе сливок из картонной коробки. Ложки и длинные пакетики с сахаром Макс с Солдаткиным берут сами. Они расплачиваются с девушкой, берут кофе и лимонад и проходят к самому дальнему от стойки столику у окна, из которого видны подъезжающие машины. Дым снаружи немного рассеивается. Или это только кажется?

Фыркает открытая бутылка пепси. Солдаткин делает жадный глоток, не предлагая Максу, прикручивает крышку и ставит бутылку на стол. Берет один пакетик с сахаром, трясет его, потом отрывает уголок и высыпает сахар в кофе. Затем делает то же самое со вторым пакетиком. Третий просыпается мимо. Крупинки сахара покрывают стол вокруг Солдаткина, попадают на его мятые штаны. Солдаткин, злясь, стряхивает сахар на пол. Макс невозмутимо берет пакетик и пальцами одной руки разламывает его пополам над чашкой. Солдаткин молча таращится на него, будто Макс показывает ему замысловатый фокус. Впрочем, так и есть, думает Макс. Какой процент людей в мире знает, как правильно вскрывать эти сахарные пакетики? Он даже где-то читал, что придумавший их нью-йоркский бизнесмен, увидев, как посетители кафе по незнанию издеваются над его идеей, впал в депрессию и покончил жизнь самоубийством. Наверняка относился ко всему слишком серьезно.

Его бы сейчас сюда, на место Макса. Сразу побежал бы в ближайшую аптеку за новопасситом. А Макс – ничего. Такое дело сейчас предстоит, а он даже не мандражирует. Солдаткин тоже спокоен как удав. Словно они находятся в эпицентре урагана, где тихая погода и ясное небо. Через полчаса-час поднимутся волны, и тогда – держись… Это у индейцев майя был такой бог ветра Хуракан, в передаче «Вокруг света» показывали. Майя – это ведь в Мексике. Съездить бы туда, посмотреть. И на бразильский карнавал. И на Кубу. Ну, после того как вернется в город, он зайдет в турфирму, узнает, сколько это стоит. А можно и не спрашивать. Денег точно хватит. И Тима с собой взять, пока у него каникулы не кончились. Пусть братишка мир повидает. Впрочем, немного остывает Макс, деньги за работу они получат не сразу. Может быть, через пару месяцев. Ну, тогда уж на Новый год точно…

– Лазарь, – говорит Солдаткину Макс, – ты скажи вот что. А то я всю дорогу думаю. Почему этот Левша тебе доверяет, а?

Солдаткин снова морщится, услышав обращение «Лазарь», смотрит на Макса и отвечает:

– Так чего ему мне не доверять? Он же вроде мой родственник. С детства дружим. А ты не знал? Я не говорил тебе?.. Он мне как-то раз велик починил, так я его Левшой и прозвал.

Макс смотрит в бесцветные оловянные глаза Солдаткина, чувствует бегущие по спине мурашки и думает, с кем же его угораздило связаться.

9. В берлоге индейца Джо

Вчерашние переживания на похоронах и встреча с Повешенным дали о себе знать. Тим полночи ворочался без сна, слушая, как старый дом поскрипывает под напором мороза, внезапно сменившего оттепель. Ближе к утру мальчик все-таки заснул, да так, что хоть из пушки стреляй. Попытавшаяся разбудить его в школу в половине восьмого Полина Ивановна услышала только сонное: