.– Ну да?
– Только ему не говори.
Пока собрались, пока Ваську растолкали, майский свежий денек прочно утвердился. Каракут взлетел в седло. Левая рука на рукоятке черкесской шашки. Оглянул свой небольшой поезд. Погрозил шутливо Рыбке. Тот качался дремотно и полупьяно среди горбов понурого Васьки. Каракут махнул рукой. Двинулись.
ХХХ
Москва. Усадьба Шуйских. Два здоровых холопа бездельем мучались, ворота подпирали. Смотрели на улицу. Прохожих задирали. Бросали проходящим мимо молодкам.
1-й – Не туда идешь, карасик. Сюда ходи. Здесь слаще.
Молодка – Да что с тебя взять с холопа смиренного. Что мы с тобой делать? Ворота подпирать на пару.
2-й – Смотря чем подпирать. Если оглоблей.
Молодка. – Куда тебе. У тебя вся сила в язык ушла. Байбаки рязанские.
1-й – Брось их Федос. Тютя едет.
1-й холоп держал за уздцы крестьянскую лошадку. За ней возвышалась фигура здоровенного мужика.
1-й – Куды?
Мужик – Туды.
1-й – Куды туды?
Мужик не уступал.
М. – Туды куды
1-й – Туды?
М. – Туды.
1-й – Туды. Туды можно.... Если бы куды....Езжай.
Мужик чертыхаясь хлестанул лошадку.
У ворот подворья Шуйских. 1-й холоп смотрел вслед отъезжающей телеге.
1-й – Вот где, балабол. Не заткнешь. Что там?
2-й холоп показал разлапистый щучий хвост.
1-й – Ух ты какая жирная да купчистая. Чисто Меланья Патрикеевна с Арбату. Эта даже на рожу пригожей.
В это мгновение одна из створок тяжелых высоких ворот открылась и на улице появились красиво наряженные всадники на крупных немецких конях. Между ними был преувеличенно, выше самого высокого края лицемерия, бедно одетый тщедушный человек на маленькой хрупкой лошадке. У человечка были удивительно умные пронзительные, всеподмечающие глаза. И честно добытую щуку он подметил сразу.
– Что это у тебя, Фомка. – голос у человека был такого же высокого тона как несмазанные петли в деревянном хорошо натопленном доме.
Фомка не будь дурак, сразу на колени бухнулся, и щуку на руках перед собой держал.
– Вот, князь Василий.
– Это хорошо. На кухню снесите. От царя, если вернусь, попробую.
Холопы посмотрели как поезд князя Шуйского скрылся за поворотом, а потом Фома сказал.
– Эх, если бы я князем был…Никогда бы так. Что же это перед всей улицей у своих же холопов отбирать. Никакой чести.
А второй ему на это.
– Да что тебе понимать….Пановать не холопствовать. Там все навыворот, так уцелеешь.
ХХХ
Углич. Не боевые "украинные" стены а вполне себе мирные внутренние городские стены. Сушилось белье, а кое-где проломы были неряшливо заделаны досками и заросли кустами да травой. Тусклая деревянная икона над ржавыми воротами. У торговой дороги, ведущей в город, совсем молоденький стрелец в кафтане и с бердышом, начищенном до блеска. Он охранял женщину, по шею закопанную в землю. Недалеко девушка Дарья, а с другой стороны, на низенькой скамеечке, сидела бойкая старушка Макеевна, мать стрельца Торопки.
– Торопка, сынок. Может кваску. Солнце как печет
– Не буйствуйте, мама…Сидите тут и сидите. Дома Зорька не кормлена.
– Ты за нее не сердешничай. За себя горюй. Поставил черт усатый на солнцепеке. Уж я пойду. Пойду старосте губному пожалуюсь. Что же если робкий да неклепистый так и можно? Всем пистоли дали. А где наша пистоль?
– Матушка цыц.
– Не цыцкай на матерю. Разживись в начале, чем цыцкать.
– Я на вас тоже Ракову пожалуюсь. Стоять.
Бердышом Торопка преградил путь Даше. Та протянула кувшин.
– Водички. Напиться.
– Не можно. Принимай назад.
Эту сцену видели Каракут и Рыбка. Движеньем руки Каракут остановил их маленький поезд. Каракут спрыгнул с коня и подошел к стрельцу. Сзади него держался Рыбка. Торопка вперед выставил бердыш.
– Не подходи.
К нему на подмогу бросилась Макеевна.
– Уйди носатый.
– Ты чего, жиночка.
– Думаешь, если у нас пистоли нет так можно? Торопка, дай бердыш.