Гридень. Начало

Эта тема была очень болезненной для всей дружины Ивана Ростиславовича. Почти два года назад галичские бояре и купцы запросили Ивана сесть за стол в Галиче, обещая, что станут крепки в своих клятвах верности новому князю, ну, а он, Иван Ростиславович, обещал поборы уменьшить. Да и имел права на галицской стол нынешний князь-изгой.

Но не срослось, и сын бывшего князя Перемышля, Иван, бежал от гнева Владимирко Галичского. То была не трусость. Дружина Владимирко сильно больше была , а галичане так и не помогли тому князю, которого сами же к себе и звали. Нельзя управлять теми, кто тебя предает сразу же при первой опасности.

– Ты же знаешь, что тогда не хватило времени Ивану Ростиславовичу, дабы собрать больше войска и дождаться помощи от киевского князя, укрепить стены Галича, – прошипел Мирон, который и слушать не хотел о поражении, а все случившееся списывал на промысел божий.

– Знаю, что Владимирко, уйдя из города с дружиной надолго, быстро развернулся и прибыл под стены своего же города. А мы отступили из Галича. А вот к Богояру вопросы есть… – припечатал Воисил. – Нету более никого, кто мог предать. Да и когда мы прорывались из Галича, соратники наши из сотни Богояра бились на стороне Владимирко.

– А самого Богояра не было! – настаивал на своем Мирон.

Могло сложится впечатление, что разговаривают или равные в своем статусе люди, или же простой воин старшей дружины, Воисил, указывает своему же командиру, нарушая наряд в дружине. Однако, таков был Воисил – пожилой воин, немало повидавший, многомудрый. К его мнению прислушивались многие, даже старший сотник. А получать назначение Воисил никогда не хотел, сообщая, что он лишь воин, того и хватит.

Для Мирона тема с предательством Богояра была сложна по многим причинам. Здесь и без женщины не обошлось, ну и сотник Богояр был ранее непосредственным командиром Мирона. И десятник сейчас испытывал бурю эмоций, противоречащих друг другу. Это была и ненависть, и признательность, желание убить и желание обнять и простить.

И все же Мирон верил в то, что сотник Богояр, не был виноват, значит, нужно помочь его сыну. Если сотник погиб, что весьма вероятно, то Мирон был готов принять опеку над сыном своего командира, пусть даже другие будут против. К тому же сейчас он выполнял приказ князя.

А еще была одна тайна у Мирона, его личная тайна, любил он мать Влада, Агату. Видел, как Богояр к ней плохо относится и тихо любил, о чем знала и женщина.

– Князь едет, – Воисил первым заприметил полсотни ратников, которые приближались к площади, где уже закончилась агитация вступать в дружину к Ивану Ростиславовичу.

Старик Воисил только притворялся пожилым и болезненным, на самом деле, его зрению могли позавидовать многие молодые воины, а его ловкость во владении топором могла бы соперничать с умениями самого князя. Старик никогда не стремился быть командиром, он вообще хотел бы сесть на землю, но и оставить Ивана Ростиславовича не мог, сдерживаемый клятвами, как на кресте православном, так и на капище Перуновом. Может, были еще какие причины, что не позволяло старику закончить свою карьеру воина.

– Князь, ты поговорил с Геркулом? Он с нами? – спросил Воисил у подскакавшего Ивана Ростиславовича.

Именно к этому сотнику, старому товарищу многих дружинников князя, отправился с поляны Иван Ростиславович, потому не видел, как уводят отрока, облик коего был знаком князю.

Князь лишь покачал в отрицании головой. Ему было неприятно понимать, что после того, как он лишился и Галича, и своего Звенигорода, в котором ранее сидел, не многие будут видеть в нем силу. Важно же попасть в дружину того князя, который на земле сидит, да кормит своих воинов не только походами, но и с земли. А еще семьи… Многие дружинники лишились своих семей, когда отправились за князем. Геркул, видимо, так не хотел.

– Мирон, сколь люда решили пойти за мной? – спросил князь, не спешиваясь, гарцуя на своем коне.

– Меней трех десятков, князь, и… – Мирон замялся.

– Ну же, Мирон, чай не девица в мужской мыльне, сказывай! – потребовал князь, находящийся не в самом лучшем расположении духа.

Город Берлада, как и его сельскохозяйственная округа и ряд небольших городков, управлялись Кругом. По сути, это были самые знатные купцы вольных земель, а также командиры самых больших отрядов берладников, свободных воинов. Нанять такие отряды считалось немалой удачей, умели здесь люди воевать. Вот только Берладе сейчас было не интересно вступать в новую междоусобицу. На их отряды и торговые поезда в отместку за активность берладников нападали половцы и черные клобуки, потому сумма, которую запросили берладники за свои услуги, была невозможной для Ивана Ростиславовича.

Вот и расстроился князь, что не получится хотя бы забрать свой Звенигород. Сто восемь воинов у Ивана Ростиславовича, это те, кто решил быть со своим князем до конца, кто не нарушил клятву, не загинул во время отчаянной атаки для прорыва кольца осады Галича. Прибавится к этому числу еще тридцать воинов – хорошо, пусть решительно это не изменит ситуацию.

– Ну же, Мирон! – потребовал Иван Ростиславович и в голове князя было уже немало раздражения.

– Сын Богояра, Владислав, он тут, – сказал Мирон.

Князь сверкнул молнией из своих голубых глаз. Казалось, что окладистая, постриженная борода Ивана Ростиславовича встопорщилась. Так князь гневался.

– Пошто имя предателя поминаешь при мне? – выкрикнул князь.

– Прости, князь, думал, что… – Мирону не дали договорить.

Князь потребовал все пересказать.

– За космы того попа привести ко мне! – вспылил князь.

После начались увещевания, просьбы смиловаться. Да и сам Иван Ростиславович понимал, что поспешил приказывать бить попа.

– Я приду на вечернюю службу в храм, там видно будет, – принял для себя компромиссное решение князь.

Иван Ростиславович пустил своего коня в голоп, уходя в степь порезвиться.

Следом за князем направились и другие воины. Только Мирон вновь собирался направиться в Берладу, ожидая прихода новых будущих воинов дружины Ивана Ростиславовича. На самом деле, просились не двадцать семь человек, а сильно больше. Но Мирону было сказано брать только самых-самых, у дружины были высокие требования, здесь собрались добрые воины.

– Иди, Воисил, да приведи Влада! – приказал Мирон

– А князь? Не веришь, что он вызвалит? – усмехнулся Воисил.

– Я приказ дал тебе, ратник! – резко нахмурился десятник.

– Не кручинься, десятник, все правильно, по праву и справедливости, – сказал Воисил и отправился на поиск того отрока, которого зовут Влад.

Забрать отрока из цепких рук настоятеля храма может оказаться непростым делом.

– А ты до конца разумеешь, для чего князю потребен Влад? Отрока не жалко? – спросил, уже уходя Воисил.

Глава 3

Берлада

15 апреля 1145 года

– Лена? Ты же должна была умереть, – сказал я девушке, которая в миг растворилась, превращаясь в белесую дымку.

Чувствую нахождение людей у себя за спиной, разворачиваюсь и вижу необычайно красивую женщину. Рядом с ней возвышающегося рослого, мужественного воина, обряженного в кольчугу и с ножом в руке.

– Агата, я не дозволю тебе осрамить меня. Убью каждого, кто посмотрит на тебя желанным взором, – кричал мужчина, размахивая ножом у заплаканных глаз женщины.

– Где ты? Я ищу тебя, – произнес Богояр, отвлекаясь от угроз моей матери.

Отец, это мой отец! Приходит узнавание и очередные два образа тают, оставляя на своих местах дымок, который необычайно быстро устремляется вверх, там, где небо…

Агата – это моя мать, она мозовшанка, ее отец привел себе в полон. В такую женщину нельзя не влюбиться. И отец просто помешался на ревности. А еще…

*................*...............*

Проснулся, или очнулся от того, что рядом со мной, связанным и даже с кляпом во рту, громко разговаривали два мужчины.

– Ты с глузду съехал, аль за дурня меня принял? – услышал я возмущение кого-то, кого не могу рассмотреть, так как руки связаны и я лежу лицом к деревянной стене, спиной к разговаривающим людям. – Какие десять гривен виры? С него, со Влада столь серебра? Он что, боярин какой, али руку тебе отрубил?

– А что ты хотел, мил человек? Глянь волот какой превеликий! Такого прокормить, это как семью на ноги поставить. А мы кормили, не отощал, чай, твой Влад, – этот голос я уже узнал.

Вторым спорщиком был Вершила.